Монтегю ездит с королем, его место подле короля, но он навсегда предан королеве. Джеффри возвращается домой в Сассекс, к жене в Лордингтон, она рожает их первенца. Его называют Артуром, в честь брата, которого Джеффри любил сильнее всех. Джеффри тут же пишет мне, прося содержание для сына. У этого молодого человека деньги в карманах не держатся, смеюсь я при мысли о его аристократических излишествах. Он слишком щедр с друзьями, он ведет дом на слишком широкую ногу. Я знаю, что должна бы ему отказать; но не могу. К тому же он подарил семье еще одного мальчика, а это бесценный дар.

Мы с принцессой Марией остаемся в Ричмондском дворце, она по-прежнему надеется, что ей позволят присоединиться к матери, пишет осторожные, исполненные любви и участия письма отцу, лишь изредка получая в ответ краткие каракули.

Увидев из окна ее зала аудиенций полдюжины всадников на дороге, ведущей к дворцу, я решаю, что это вести от короля. Я жду у дверей зала аудиенций, чтобы принесли письмо. Я сама отнесу его принцессе, когда она вернется из домашней часовни. Теперь я уже боюсь того, какие вести она прочтет.

Но не королевский гонец, а старый Том Дарси медленно поднимается по лестнице, держась за поясницу, пока не видит меня; тут он распрямляется и кланяется.

– Ваша Милость! – удивленно говорю я.

– Маргарет Поул, графиня! – отвечает он, протягивая руки, чтобы я могла подойти и поцеловать его в щеку. – Хорошо выглядите.

– У меня все хорошо, – отвечаю я.

Он бросает взгляд на закрытую дверь зала аудиенций и вскидывает косматую бровь.

– Не слишком, – коротко говорю я.

– Как бы то ни было, я приехал вас повидать, – отвечает он.

Я провожаю его в свои личные покои. Мои дамы в часовне с принцессой, мы одни в красивой, залитой солнцем комнате.

– Могу я предложить вам питье? – спрашиваю я. – Или еды?

Он качает головой.

– Я надеюсь, что никто не заметит ни моего прихода, ни ухода, – говорит он. – Если кто-нибудь спросит вас, зачем я приходил, можете сказать, что я заглянул по дороге в Лондон выразить почтение принцессе, но уехал, так и не повидав ее, потому что…

– Ей нехорошо, – говорю я.

– Больна?

– В печали.

Он кивает.

– Неудивительно. Я приехал к вам поговорить о ее матери, королеве, и о ней самой, о бедной девушке.

Я жду.

– На следующем заседании парламента, после Рождества, вопрос о браке короля попытаются решить силами Англии, без участия Папы. Парламент будут просить о поддержке.

Лорд Дарси видит, как я слегка киваю.

– Они собираются аннулировать брак и лишить принцессу наследства, – тихо произносит Дарси. – Я сказал Норфолку, что не могу просто стоять и смотреть, как такое совершается. Он велел мне помалкивать. Мне нужны сторонники, если я выступлю.

Он смотрит на меня.

– Джеффри выступит со мной? А Монтегю?

Я замечаю, что кручу кольца на пальцах, и он крепко берет меня за руку и останавливает.

– Мне нужна ваша поддержка, – говорит он.

– Простите, – наконец отвечаю я. – Вы правы, я знаю, и мои сыновья знают. Но я не осмелюсь позволить им говорить.

– Король узурпирует право церкви, – предупреждает меня Том. – Он присвоит себе право церкви, так что сам сможет дать себе позволение оставить безупречную жену и лишить невинное дитя наследства.

– Я знаю! – выпаливаю я. – Знаю! Но мы не смеем пойти против него. Пока не смеем!

– А когда? – коротко спрашивает он.

– Когда будем вынуждены, – говорю я. – Когда другого выхода не будет. В последний момент. До тех пор – нет. Вдруг король образумится, вдруг что-то изменится, вдруг Папа вынесет ясное решение, вдруг придет император, вдруг мы сможем пережить все это, не выступая против самого могущественного человека в Англии, а возможно, и во всем мире.

Дарси слушал очень внимательно и теперь кивает, обнимает меня за плечи, словно я все еще девочка, а он – красивый лорд с Севера.

– Ах, леди Маргарет, дорогая моя, вы боитесь, – мягко произносит он.

Я киваю.

– Да. Мне так жаль. Я ничего не могу с этим поделать. Я боюсь за своих мальчиков. Я не могу рисковать, чтобы их отправили в Тауэр. Только не их. Только не их тоже.

Я смотрю в его старое лицо, ища понимания.

– Мой брат… – шепотом говорю я. – Мой кузен…

– Он не может всех нас обвинить в измене, – твердо произносит Том. – Если мы поднимемся вместе. Он не может нас всех обвинить.

Мы мгновение стоим молча, потом он отпускает меня и вынимает из внутреннего кармана дублета красиво вышитую кокарду, вроде тех, что прикалывают к воротнику, собираясь на бой. На ней Пять ран Христовых. Две кровоточащие ладони, ступни, проколотые и истекающие кровью, кровоточащее сердце с красным вышитым следом, а над ними, словно нимб, белая роза. Он бережно вкладывает ее в мою руку.

– Какая красота!

Меня поражает искусная работа и образ, связывающий страдания Христа с розой моего дома.

– Я заказал их, когда собирался в поход против мавров, – говорит он. – Помните? Много лет назад. Наш крестовый поход. Из него ничего не вышло, но я сохранил кокарды. На этой я велел вышить вашу розу, для вашего кузена, который был со мной рядом.

Я кладу кокарду в карман платья.

– Я вам благодарна. Положу ее к четкам и буду на ней молиться.

– А я буду молиться, чтобы мне не пришлось раздавать их в военное время, – мрачно отвечает он. – В прошлый раз я раздал их своим людям, когда мы поклялись погибнуть, защищая церковь от неверных. Да не пропустит Господь, чтобы нам пришлось защищать ее от ереси дома.

Лорд Дарси не единственный гость в Ричмондском дворце, когда начинается жара и королевский двор выезжает из столицы. Елизавета, моя родственница, герцогиня Норфолкская, жена Томаса Говарда, приезжает к нам и привозит в подарок дичь и кучу сплетен.

Она выказывает почтение принцессе, а потом приходит в мои личные покои. Ее дамы садятся с моими поодаль, она просит двух из них спеть. Мы скрыты от посторонних взоров, наши тихие голоса заглушает музыка, и герцогиня говорит мне:

– Эта шлюха Болейн распорядилась относительно брака моей дочери.

– Нет! – восклицаю я.

Она кивает, тщательно сохраняя на лице спокойное выражение.

– Она повелевает королем, он повелевает моим мужем, и никто не совещается со мной. В итоге она повелевает мной, мной, урожденной Стаффорд. Подождите, вы еще не знаете, кого она выбрала.

Я послушно жду.

– Моя дочь Мария должна выйти за королевского бастарда.

– Генри Фитцроя? – не веря, спрашиваю я.

– Да. Милорд, разумеется, в восторге. Полон надежд. Я бы ни за что на свете не стала вмешивать в это Марию. Когда в следующий раз увидитесь с королевой, скажите ей, что никогда не поступалась своей верностью и любовью к ней. Помолвка – не моих рук дело. Для меня это позор.

– Вмешивать? – осторожно спрашиваю я.

– Я скажу вам, что, по-моему, готовится, – быстрым негодующим шепотом произносит она. – Я думаю, король собирается отставить королеву, что бы ни говорил, отослать ее в монастырь и объявить себя холостяком.

Я сижу очень тихо, словно кто-то рассказывает мне, что к дверям моего дома подступает чума.

– Думаю, он откажется от принцессы, объявит ее незаконнорожденной.

– Нет, – шепчу я.

– Думаю, да. Думаю, он женится на этой Болейн, и, если она родит ему сына, объявит этого мальчишку своим наследником.

– Брак не будет действительным, – тихо говорю я, цепляясь за единственное, что знаю точно.

– Никак не будет. Он будет заключен в аду, против воли Господа! Но кто в Англии скажет об этом королю? Вы скажете?

Я сглатываю. Никто ему не скажет. Все знают, что случилось с Реджинальдом, когда тот всего лишь сообщил, что думают во французских университетах.

– Он лишит принцессу наследства, – говорит герцогиня. – Бог его помилуй. Но если король не сможет завести сына с этой Болейн, у него есть в запасе Фитцрой, и он сделает наследником его.

– Мальчик Бесси Блаунт? Вместо нашей принцессы?

Я стараюсь, чтобы это прозвучало язвительно, но чувствую, что слишком легко верю герцогине.

– Он – герцог Ричмонд и Сомерсет, – напоминает она мне. – Повелитель Севера, лорд-правитель Ирландии. Король дал ему столько великих титулов, почему среди них не быть принцу Уэльскому?

Я знаю, что такой план давно был у кардинала. Я надеялась, он пал с кардиналом вместе.

– Никто такое не поддержит, – говорю я. – Никто не позволит заменить законного наследника бастардом.

– Кто поднимется против? – спрашивает она. – Никому это не понравится, но кто осмелится выступить против?

Я на мгновение закрываю глаза и качаю головой. Я знаю, что это должны сделать мы. Если кто-то это и должен сделать, то мы.

– Я скажу вам, кто поднимется, если вы их возглавите, – горячо шепчет она. – Простые люди и все, кто возьмет оружие по приказу Папы, все, кто пойдет за испанцами, когда они вторгнутся в отместку за свою принцессу, все, кто любит королеву и поддерживает принцессу, и все, кто рожден Плантагенетом. Так или иначе, это каждый в Англии.

Я поднимаю руку.

– Ваша Светлость, вы знаете, что я не могу допустить такие разговоры в доме принцессы. Ради нее и ради меня я не могу это слушать.

Она кивает:

– Но это правда.

– Но зачем Болейн этот брак? – с любопытством спрашиваю я. – Ваша дочь Мария принесет большое приданое, а в распоряжении ее отца огромные английские земли – и их население. Зачем Болейн давать такое могущество Генри Фитцрою?