Лампочка закрутилась над головой… Круг, ещё круг, ещё… Ноги подкашивались. "Больно, как больно! Невыносимо больно… Вот и всё… Для меня это конец, катастрофа. Господи, какое несчастье". Я ужаснулась: как он посмел такое сотворить…

Я рванула от себя ворот гимнастёрки. Нечем было дышать. Было такое чувство, что навалилось что — то мерзкое и скользкое на грудь, шею… Было противно, отчаянно гадко, как в детстве, когда мальчишки бросили на меня скользкую лягушку… До боли сжимаю пальцы в кулак. Ногти режут кожу, кровь… Не помогает.

В реальность возвратил взволнованный голос Нины.

— Эй, Юлия, ты слышишь меня? А ну не впадать в истерику. Тебе объявлена война. Принимай бой и готовь контратаку. Мы с Адусей поможем.

Я сжала звенящие колоколами виски. Мне хотелось рыдать. Простонала:

— Ты думаешь, она знает?

Удивлена сама себе. Оказывается, у меня есть голос, я могу ещё мыслить и говорить.

— Она у тебя не кукла ватная. Опять поди твои нервы бережёт, — легонько обняла меня Нина. Я старалась не смотреть в её глаза, боясь поймать в них жалость.

Вот уж, действительно, эта новость, как снег на голову. Эта неожиданность меня просто сразила: ноги противно задрожали, но я держась из последних сил попробовала говорить.

— Тогда понятно, почему она провела вчера эти два дня со мной и так ластилась… — Я не смогла вынести удар. Я всего лишь женщина. Ноги не выдержали, подогнулись. Упала на колени, простонала:- Нина Александровна, за что? Почему судьба меня лупит и лупит, я не успеваю отворачиваться и подниматься. Ведь я не железная? У меня сердце болит, душа… Что ж это за дрянь такая молодая и жестокая.

Нина, поддерживая меня под локоть, садиться рядом крепче обнимает за плечи. Целует висок.

— К сожалению, тебе не повезло и девочка только играла в "закрой рот, дура, я всё сказал", а простота и наивность её лишь маска, если не что-то пострашнее. Она из тех баб, которые перешагнут через всё в борьбе за мужика и своё будущее, ей начхать на тебя и Аду. Она на совесть и заповедь божью, не прелюбодействуй, наплевала, когда под него легла, зная, что женат, что дочь. Такой одно — себе урвать побольше, любым способом. Возьми себя в руки, успокойся и дай достойный отпор. Ты умнее, опытнее и непременно должна выиграть. А чем твой-то Рыцарь тебя потчует?

Нина рывком выхватывает меня с пола и встряхнув, усаживает на стул. Я промямлила:

— Уверяет, что любит и боится потерять. Счастье его — это его девочки: я и дочь.

Нина обрадовано легонько хлопнула меня по спине.

— О! Значит, так и есть.

— Но ведь не сказал ничего, даже не заикнулся… — растёрла горькие слёзы по лицу я. — Знаешь, предчувствовала, что эта необходимая связь хорошим не кончится. Предчувствовала…

Она чмокнула меня в висок.

— Думаешь, он не прав? Ты ж за сумку, дочь и ходу. Какой нормальный мужик на такое пойдёт? Так что большой беды я в его молчании не вижу. А предчувствие… куда его пришьёшь.

— Ох, не знаю. Обещал же что всё под контролем…

— Ну это такое дело… Всякое бывает. Тебе-то как с ним?

— Абсолютно счастлива была… До сегодняшнего дня.

— Я и говорю, есть за что бороться.

— Плохо соображаю… Ни в чём не уверена сейчас… Не знаю…

— И знать тут нечего. Уверяю, за такого мужика стоит копья скрестить. Хотя по мне, так с этой дрянью по — другому надо решать вопрос, но ты, со своей цветочной романтикой, на это не пойдёшь.

Пожимаю плечами.

— Что ж я сделаю, это ж ребёнок, она выиграла… Не прикую же я его к себе наручниками. Это надо потерять уже последнюю каплю уважения к себе. Нет…

Нина рассерженно развела руками.

— Я так и думала. Не дури. Мужикам дети до лампочки они так устроены и от четырёх крох сбегают, душа не стонет и кровь родная не стучит…

— Он другой, — всхлипывая неуверенно возразила я.

— Такой же, как и все. Даже ещё и глупее оказался своих собратьев. Когда мужик не в состоянии разобраться со своими бабами и прищемить им носы, он дурак. Такой мужик будет болтаться между двумя до тех пор, пока у одной не выдержат нервы и она не даст ему пинка. — Усмехнулась Нина.

— А, если обе попадутся железными, — вздохнула растерянно я, мало сейчас соображая.

— Тогда он не определиться никогда, — хмыкнула она, — так и будет болтаться, как дерьмо в проруби или уйдёт к третьей.

Я уткнувши лицо в ладони закачалась на стуле.

— Да — а, перспективу ты мне обрисовала… Что же делать? — говорила, а голос был лишён каких бы то ни было эмоций.

— Жить, запастись терпением. "Последняя капля…" вот-вот на это коза и рассчитывает. Надо чтоб не у тебя первой они сдали. И мой тебе совет, приготовься к борьбе. Знаешь, как говорят: у страха глаза велики.

Жить? Жизнь…Как это просто — в войну миг, копейка- и всё… Не будет этой мерзости, этой обиды за себя, на него. Больше никогда я не испытаю этой берущей сердце в тиски и звенящей в висках боли. Адку только жалко, кому она нужна. Ему? так у него свои вон будут, а той… Она сейчас через нас с лёгким сердцем перешагнула. Зачем ей мой ребёнок. А страх? Ерунда, у воображения тех глаз ещё больше. И сейчас, оно разыгравшись, меня задавит.

Глубоко вздохнула, словно стараясь набрать воздуха во все лёгкие и отвернув мокроё от слёз лицо, твёрдо сказала:

— Нет, решать ему. Вдруг мы ошибаемся и у них любовь. Сомневался, а сейчас прояснилось. Против любви и тем более ребёнка, я не пойду.

Нина картинно похлопала в ладоши и совсем, как в плясе топнула ногой.

— Ты считаешь у неё к нему любовь? Очнись. Любовь тиха и жертвенна. А эта особа "тихо" гремит в барабаны и купает его в дерьме по всему фронту. Она хотела разрушить вашу семью, и ей это удастся, если ты сваляешь Ваньку. Случись быть другому случаю, я б её первая пожалела. Твоего Рыцаря любить не простое дело.

— Нет, нет, речь о нём… Если он испытывает к ней чувства, то не должен страдать… — горестно вздохнула. — Я не хочу силой удерживать его при себе.

— Ты сошла с ума… Такого мужика подарить, какой-то матрёшке, а самой стать живым трупом. Ведь твоя любовь никуда не исчезла. И потом, заруби себе на носу, мужчины очень быстро, в большинстве своём, от детей остывают, а уж от тех кто не живёт с ними отвыкают и забывают. Ты хочешь, чтоб Ада, а не та другая, стала для него пустым звуком?… Да ты и сама это хорошо знаешь. Я стою на том, что если один из семейной пары ошибся или дал слабинку, другой, слышишь, просто обязан проявить максимув выдержки, терпения и ума. Барышня же с её смекалкой и умением найдёт себе ещё такого же дурака. А ты не кисни и помоги своей судьбе вытащить свою семью из этой бездны.

Всё моё горе было написана на лице. Я, сжав зубы, чтоб не разрыдаться болью, тихо, но твёрдо повторила:

— Нет, против его воли я не буду заставлять его жить со мной. Море ладошками не вычерпать, от судьбы не спрятаться и не уйти… Теперь, возможно, нужен будет крутой поворот и у меня хватит сил его сделать… В какую-то минуту я уже находилась на этом пути.

"Господи говорю, говорю, больше для себя, а хватит ли сил. Ведь я люблю. Придёт, прижмёт к себе, поцелует и… я над собой не властна".

Нина недовольно пожала плечиком:

— Юлия, послушай, так сказать, полезный взгляд со стороны. Ты только ничего не подумай, но…

— Слушаю, — в нетерпении прервала я речь Нины.

Та не смутилась и продолжила:

— Я сто раз повторю: тебе достался самый породистый самец, какого только смогла создать природа. К тому же жутко талантливый. Которого ты безумно любишь. Который вас с Адой любит. Не пори горячку.

— Я не могу… — упрямо поджала губы я. Кто бы знал, как тяжело мне это давалось. Я не желала, чтоб меня видели слабой. — Там почти девчонка молодая и беременная…

— Юлия, баба влезшая в чужую семью- дрянь. Возражения не состоятельны. Оправдания пусты. Хочешь быть хорошей- перебори себя. Нет- ты дрянь. Бороться с этим бесполезно, как и искать оправдания. Их нет. Или-или. Всё остальное от лукавого.

— Согласна… Но… не могу.

На моё упрямство и "не могу", Нина развела руками.

— Глупо, но это твой выбор и твоя жизнь. Надумаешь бороться, позвони. Я помогу. Как можно такого мужика упускать из рук. Ты ж не растяпа. При его появлении словно солнышко из-за туч улыбается. Мужики и те подтягиваются, стройнее и выше становятся, а бабы через одну вздыхают, но ладно, переубеждать не буду. Пойду, а то Саша рассердится. Моё время истекло. Будь умницей Юлия и удачи вам с Адусей. Ни пуха, ни пера!

Нина Александровна ушла, а я не находила себе места, у меня дрожало всё внутри. Мне было больно думать о том, что муж мне не доверяет. Но это не было всем… Полбеды — да, но не всё. А что если он мотается между двух? И там и там ему хорошо, а? Я ощутила себя в гробу. Меня сунули туда живую и забили над головой крышку. Мне нечем дышать и вылезти, сбросить доски, нет сил. Здесь на фронте я на многое взглянула по-другому. Я почти смирилась с его "необходимостью" без меня и с редкими, но заездами туда сейчас. Знала, что это ненадолго и, если потерпеть ещё чуть-чуть скоро всё войдёт в норму… Попав на фронт я была потрясена. Получается так, что я ничего не знала о войне. Война войне рознь. И в действительности фронт и жизнь в тылу — это настолько разные вещи, как небо и земля. Получается там мы самый мизер, почти ничего не знали о войне. Я понимала, почему ему нужна была здесь женщина. Я его понимала. Решив не дожидаться конца войны, я приняла решение в пользу его и собралась сказать ему об этом. Но то, что сейчас сообщила Нина, отбрасывало меня назад или вообще уничтожало. Это спутало все мои мысли и планы. То была трагедия моей бедной души. Ребёнок! Ведь это навсегда! Его не сотрёшь, не выкинешь из головы и просто так не забудешь. Своим растерзанным сердцем я всё понимала, иначе, зачем бы я терпела, а вот ум сопротивлялся, всё сложнее и сложнее мне становилось его оправдывать, а от этого боли прибавилось ещё. Она уже не рвала меня, а заполняла всю без остатка, собираясь поселиться там навечно и жить себе с комфортом. Жизнь, решив видно, что слишком много счастья отвалила мне, безжалостно секя, выставляет новые счета и препятствия. Первым желанием сейчас было бежать отсюда, от него и его чистых глаз с невинной улыбкой. Ведь новая неожиданная информация меняла всё. Если только это правда. Я осекла себя: "Не юли Юлия — правда. Нина по ерунде не стала бы тревожить". Тогда, чтоб осмыслить услышанное, мне потребуется трезвый ум и много, много терпения. В моей голове мысли бились и подпрыгивали, как шарики в барабане. Я пала духом. Этот ребёнок перемолол моё сердце и душу. Среди множества смертей, предписанных уставом и случайных, важна каждая зарождающая жизнь. Каждая. Мне бы радоваться ей, как победе жизни над смертью, а я именно этого ребёнка ненавидела. Всё плохо, ой как плохо… Я не хотела думать об этом, только разве это возможно. Но боль, взявшая за горло, не задушила меня и не разорвала, а потихоньку притупилась. На смену пришла рассудительность. Здравый смысл возобладал. Ребёнок, конечно, меняет многое, но не всё… Решать ему. Ведь Ада выросла, а там только родится. Да, так будет правильно, принимать на этот раз решение придётся Костику. Опять же она моложе меня.