Генриетта прикидывала, что же могло так рассердить принца. Тот объяснил сам:

— Ничего подобного я в жизни не слышал — брать матерей в наперсницы! Как вы с леди Мельбурн могли помогать Байрону в этом деле?! Это все равно, как если бы я когда-то взял в наперсницы вашу мать, леди Спенсер!

Леди Генриетта вспомнила свой собственный роман с принцем Уильямом, тогда еще не бывшим регентом, реакцию леди Спенсер и, не выдержав, рассмеялась. Действительно, нелепо, хотя едва ли ее мать стала бы возражать против такого романа. Мамаши ахали и охали, осуждая разгульного и любвеобильного принца Уильяма, но никоим образом дочерей от его чар не оберегали, скорее напротив.

Но смех застыл на устах, когда она сообразила, что принц знает слишком много…

— Откуда это вам известно. Ваше Высочество?

Тот отмахнулся:

— От лорда Мельбурна.

— Лорд Мельбурн рассказал Вашему Высочеству о том, что происходит в его семье?! И, полагаю, не только вам?

Принц задумался, да… эта семья и впрямь ненормальна. Свекровь является доверенным лицом и любовницей любовника своей невестки, а свекор выдает семейные секреты, которые следовало бы держать за семью печатями.

— От меня никто ничего не узнает, но, думаю, лорд и правда рассказал не только мне…

Принц был явно смущен и раздосадован на ненормальную семейку.

— Увезите дочь подальше от Англии на некоторое время, чтобы утихли пересуды. Леди Каролина слишком экзальтированная особа. Как они уживаются с Уильямом?


Когда Каролина узнала о содержании беседы между принцем и матерью, она взорвалась:

— Я убью его!

— Кого?!

— Этого болтуна лорда Мельбурна!

— Каро, может, следовало бы не давать поводов для сплетен. Не лорд Мельбурн, так кто-то другой, все равно весь Лондон только и говорит, что о твоем недостойном поведении. Можно любить, можно сгорать от страсти, но ни к чему позволять трепать свое имя и вешаться любовнику на шею. Знаешь, как тебя зовут? Мартовской кошкой.

Каро даже замерла от ужаса. Неужели она так далеко зашла, что не заметила, когда любое ничтожество обрело возможность смеяться над ней?! Леди Генриетта поняла, что на сей раз попала в точку, и решила довести дело до конца.

— Прости, Каро, но я скажу тебе правду. Ты действительно выглядишь по отношению к Байрону точно мартовская кошка. Вцепилась в него и не выпускаешь. Сам лорд уже смеется над тобой. Не позволяй унижать себя. Поехали в Ирландию, тем более никакого ребенка, как ты сказала, не будет.

Каролина глубоко вздохнула:

— Поехали…

— Поверь, дорогая, Байрон вовсе не любит тебя, скорее тешит свое тщеславие.

Посмотрев на дочь, качающую головой, мать поняла, что рановато начала этот разговор, пожалуй, в Ирландии вести его будет легче. Особенно если Байрон не станет писать Каролине. Леди Генриетта решила попросить поэта о таком одолжении.

Она не рискнула писать, прекрасно понимая, что Байрон может использовать любое письмо в своих целях, в отличие от дочери, мать не доверяла поэту и была права. Разговора тоже не получилось, Байрон недолюбливал мать своей любовницы, называя ту Леди Лесть, считал глупой и виновной в его страсти к Каролине, побороть которую он никак не мог, что бы там ни говорил леди Мельбурн.

Байрон обещал леди Генриетте не писать Каролине… самому. А вот не отвечать на ее письма не обещал. Обещание было пустым, потому что Каролина наверняка напишет любовнику сама, ее не удержишь.

— Вы погубите мою дочь, лорд Байрон, и прекрасно это знаете. Но за все на свете нужно платить, ваша собственная жизнь после гибели Каролины будет проклята.

— Кем? — усмехнулся Байрон, готовый сказать, что проклят весь его род, но усмешка застыла на губах, потому что леди Генриетта вдруг серьезно ответила:

— Мной.

Рассмеяться не получилось. Он лишь криво усмехнулся:

— Я не виноват в неуемной страсти вашей дочери, миледи…

— Так не поддерживайте ее! Я прекрасно знаю, что вы пишете леди Мельбурн одно, а Каролине совсем другое. Если не любите Каро, так зачем поддерживать с ней отношения?

— Она сама пишет мне.

— Не отвечайте. Дайте мне слово, что не будете отвечать Каро, даже если она станет присылать сумасшедшие письма.

— Но она грозила покончить жизнь самоубийством.

— Лорд Байрон, на сей раз с ней рядом будет муж. Если вы оставите Каро в покое, Уильяму удастся заставить ее забыть вас.

И все равно разговора не получилось, Байрон гнул свое: Каролина влюблена, как кошка, и не дает ему покоя.

— А вы сами, разве вы не пишете ей любовных писем?

— Только чтобы она не являлась в мой дом с угрозами покончить жизнь.

— Для этого в письмах должны быть клятвы в любви? Мне кажется, достаточно простых слов приветствия…

Уже у порога леди Генриетта вдруг обещала:

— Лорд Байрон, клянусь, если вы сделаете мою дочь более несчастной, чем она сейчас, я и впрямь прокляну вас. А кроме того, сделаю достоянием общества то, как вы ведете себя с женщинами…

Ответом был весьма натянутый смех.

Конечно, Байрон не испугался нелепых, по его мнению, угроз леди Генриетты. Дура есть дура! То, как он ведет себя с женщинами, знают все, особенно сами женщины, среди которых намерена распространять свои слухи леди Генриетта. Не только знают, но и в восторге, с замиранием сердца ждут, чтобы он их погубил…

К тому же у Байрона была защита в лице леди Мельбурн, которую он не без оснований считал куда сильнее леди Генриетты.


Теперь Генриетта обратилась к зятю. Она больше не могла разговаривать ни с леди, ни тем более с лордом Мельбурном, не вынося этого светского болтуна. Уильям куда спокойней.

— Уильям, мы должны помочь Каро победить эту болезнь. Вы же прекрасно знаете, сколь она впечатлительна и импульсивна. Мерзкий поэтишко использовал это, чтобы заполучить ее в свою постель, я не отрицаю…

Уильям сделал останавливающий жест рукой:

— Леди Генриетта, не нужно называть Байрона ни мерзким, ни тем более поэтишкой, он талантливый поэт, которого я безмерно уважаю. А свою супругу люблю, что бы она ни вытворяла. Но и моему терпению есть предел. Я согласен увезти Каро в Ирландию и попытаться помочь ей выкинуть Байрона из головы, если не получится из сердца, но при условии, что Каро сама постарается что-то для этого сделать.

— Постарается, постарается! Она готова ехать, она уже осознала свою ошибку, Уильям.

Уильям рассмеялся:

— Сомневаюсь, однако готов дать Каро еще один шанс наладить семейную жизнь. Последний шанс, леди Генриетта, объясните это Каро.

На том и договорились.


Каролина тоже дала слово матери и супругу и тоже обещала не встречаться с ним, однако обещания не писать не дала, как ни старалась леди Генриетта.

— Хорошо, обещай мне не писать сама, а если он пришлет письмо, ответить сдержанно.

Каро удалось увильнуть от такой клятвы. Конечно, она написала Байрону прощальное письмо, проливая слезы из-за долгой разлуки. Он ответил весьма примечательным посланием:

«Моя милая Каролина, если слезы, которые ты видела в моих глазах и которые проливать зря я совсем не склонен, если волнение, с которым я расставался с тобой, если все, что я до сих пор сказал и сделал и готов сказать и сделать вновь и вновь, не убедили тебя в истинности моих чувств, которые вечно останутся неизменны, моя любовь, то у меня нет больше других доказательств…

…я с радостью отказался бы от всего в этом мире и в том тоже ради тебя, и если я этого до сих пор не сделал, то неужели потому ты мне не веришь? Мне все равно, что говорят и думают другие…

Я был и остался твоим, чтобы служить тебе, почитать и любить тебя и чтобы лететь за тобой куда угодно и тогда, когда ты этого захочешь. Любовь моя…»

Нужно ли говорить, как блестели глаза счастливой Каролины. Ей тоже было все равно, что говорят и думают другие. У нее был Байрон, влюбленный и клявшийся ей в вечной любви! Хорошо, она вытерпит эти месяцы в Ирландии, чтобы заткнуть рты болтунам, но когда вернется, то действительно сбежит с Байроном на континент, и тогда пусть болтают, что угодно!

Байрон к этому времени продаст свой Ньюстед, необходимости жениться у него уже не будет, Уильям, пожалуй, даст развод, и это почти гарантия настоящего счастья.

Откуда знать несчастной Каролине, что в это же время ее возлюбленный писал совсем другие письма леди Мельбурн:

«…вам приятно будет услышать, что я мечтаю, чтобы это наконец закончилось, после чего я, конечно, не буду искать путей сближения с ней…»

Байрон даже ни разу не назвал Каролину по имени, говоря о ней только в третьем лице, как о досадной обузе, а вовсе не как о возлюбленной, даже бывшей. Все в его письмах леди Мельбурн твердило о том, что он готов отдаться любой другой страсти.

Поэту была нужна помощь от леди Мельбурн, но уж вовсе не по отношению к Каролине. Ньюстед хоть и продавался, но уж слишком медленно, у Клотона просто не было денег, за которые он согласился купить имение. Это означало, что Байрон не скоро что-то получит, а кредиторам просто надоело ждать!

И тогда в минуту отчаяния Байрон вспомнил об Аннабелле. Он честно признавался себе, что вовсе не любит эту математичку и вряд ли когда-то полюбит, но она могла принести те самые столь необходимые ему деньги, к тому же с ней будет о чем поговорить, кроме перспективы моды на предстоящий сезон. Если уж жениться, то на необычной девушке, которая не станет сгорать от страсти, как Каролина, и требовать немыслимых жертв или постоянных клятв в любви.

Но Аннабелла, хотя и жила в своем далеком Сихэме, наверняка была наслышана о романе Байрона с Каро. Кто как не леди Мельбурн, тетка Аннабеллы и поверенная в сердечных делах самого Байрона, могла оправдать поэта в глазах девушки? К тому же Байрон надеялся, что леди Мельбурн поможет и чувство мести, она почти ненавидела невестку, и знать, что Байрон женился на Аннабелле, для леди Мельбурн будет приятно.