— Мне давно пора понять, что я для тебя всего лишь игрушка, чтобы доказать всему свету, что ты можешь иметь в своем списке любовников и меня тоже!

— Джордж, как ты можешь так думать? Я готова ради тебя на все.

— Готова бежать со мной?

Зачем спросил, ведь понимал, что Каролина и впрямь сможет?

Это был легкий и неимоверно трудный для нее вопрос. Бросить Мельбурн-Хаус и Лондон она могла легко, оставить Уильяма куда труднее, все же Каролина по-своему любила умного, терпеливого мужа, оставить маленького сынишку было и вовсе невозможно, какой бы плохой матерью ни считали Каролину, она любила своего маленького странного мальчика, смотревшего на мир отсутствующими неподвижными глазами.

Но Байрон вперился в нее таким взглядом, что Каро поняла: либо она согласится пожертвовать семьей, либо придется жертвовать этой немыслимой любовью.

— Готова…

— Ты так неуверенно говоришь это, что я не верю.

— Джордж, дорогой, что я должна сказать, чтобы ты поверил, что я действительно готова бежать с тобой хоть на край света?

Каролина подумала, что сынишку вырастят без нее, возможно, даже лучше, чем с ней. А Уильям когда-нибудь поймет ее, даже если не простит.

С того дня Каролина жила в полной уверенности, что, как только Байрон продаст имение и получит деньги, они отправятся на Восток, чтобы иметь возможность любить друг друга безо всякого осуждения света.

Уильям поразился несколько изменившемуся отношению супруги к себе и, главное, к сынишке. Каро стала куда внимательней, а временами вдруг заливалась слезами.

Такое поведение беспокойной супруги насторожило Уильяма, и тот поспешил посоветоваться с матерью. Правильно сделал/ потому что герцогиня Мельбурн знала о положении дел куда лучше, чем даже Хобхауз, она отмахнулась от вопросов сына:

— Ах, Уильям, очередная блажь! Каро уверена, что после продажи Ньюстеда Байрон сбежит с ней в Грецию.

— Сбежит? И ты до сих пор молчала об этом?!

Леди Мельбурн с изумлением смотрела на сына:

— Уильям, во-первых, я не понимаю, почему ты так носишься с этой взбалмошной особой. Тебе давно пора развестись с ней и начать заниматься своей карьерой. Во-вторых, если Каро собралась бежать, это не значит, что такие же намерения у самого Байрона.

— А какие у него намерения?

— Отвязаться от твоей супруги! Это же не мешало бы сделать и тебе. Кстати, сейчас подходящий случай, оформить развод будет достаточно легко, адюльтер налицо. Или ты предпочитаешь подождать, пока Каро и впрямь сбежит? Что ж, в этом есть резон, подождем.

— Я предпочитаю, чтобы моя жена не делала глупостей, и вовсе не собираюсь с ней разводиться!

— Тогда потребуй этого, не смотри сквозь пальцы на ее сумасбродные выходки. Почему ты позволяешь ей все?

Уильям вдруг поднялся из кресла и спокойно направился к двери.

— Говорят, вы родили меня по любви?

Глядя вслед закрывшейся за сыном двери, герцогиня едва сдержала слезы. Она действительно родила его по большой любви, посмев сделать это не только вопреки мужу, но и вопреки мнению света, и сын посмел напомнить матери о ее страсти.

Но леди Элизабет тут же поправила сама себя: при всем том она никогда не давала повода для слухов и сплетен, никто не мог упрекнуть супругу Мельбурна в шокирующем поведении. Каролина не желает соблюдать правила!

Не желает или не может? Если вспомнить, где и кто ее воспитывал, то неудивительно полное небрежение мнением света. В доме герцогини Девонширской если и вспоминали правила, то только для того, чтобы их нарушать. Чего же ждать от Каролины, с первых дней жизни впитавшей презрение ко всеобщему мнению и не боящейся осуждения? Конечно, Генриетта могла бы позаботиться о воспитании дочери, но где уж ей справиться со строптивой Каро!

Вздохнув, герцогиня Мельбурн подумала, что ее сын оказался мудрее, нужно было не выговаривать своевольной Каролине, а осторожно внушать ей умение верно вести себя. Могла ли юная девушка, никогда не знавшая запретов, стать образцом супруги и матери?

— Ой-ой, видно, придется помогать Каро выпутываться из неловкого положения.


Байрон вовсе не собирался брать с собой Каролину, даже если бы бежал от кредиторов в Европу. Но он и бежать не собирался. Как бы ни делал поэт вид, что презирает светскую мишуру и фальшь, как бы ни изображал из себя разочарованного циника, он был захвачен этой самой презренной светской суетой, сам фальшиво улыбался и делал столь же фальшивые комплименты.

Совсем недавно Байрон говорил Аннабелле, что презирает присутствующих в салоне, потому что никто из них, оставшись в одиночестве, не способен заглянуть в себя, но прошло совсем немного времени, и Байрон нашел в свете особ, достойных внимания, не ограничиваясь приятелями и неистовой Каро. Герцогиня Мельбурн и леди Джерси вполне примирили его со светским обществом, а леди Джейн Элизабет Оксфорд заинтересовала своей зрелой красотой… Каролина пока не знала об этом, хотя догадывалась, что Байрон не станет долго сидеть подле ее юбки и обратит внимание на множество поклонниц. Возможно, еще и поэтому она была согласна бежать с возлюбленным куда угодно, прежде всего туда, где нет красивых, образованных дам.

Вторым ударом для Каролины было намерение Байрона жениться, тут уж она не могла ничего поделать. Если они действительно не сбегут на континент, то лорд непременно женится, ему нужна супруга с большим приданым, чтобы иметь возможность поправить финансовые дела.

«Не женись пока. Но если надумаешь это сделать, сообщи мне первой. Клянусь, я не буду страдать, если твоя избранница будет достойна тебя, но она никогда не сможет любить тебя так же сильно, как я…»

Байрон перечитал письмо и отбросил в сторону. Он не знал, что делать, бросившись на завоевание Каролины, словно в атаку, он не подумал о том, что будет после самого завоевания. Для поэта достаточно было просто влюбить в себя, он не лукавил, когда твердил, что Каролина не в его вкусе, что он любит женщин более пухлых и обладающих фигурой, более спокойных и сдержанных. Он вообще любил женщин, которые удовлетворяли страсть и куда-то девались сами по себе. Правда, чаще всего это были либо дамы полусвета, а то и вовсе проститутки, которые не имели никаких претензий к Байрону, прекрасно зная, что дальше нескольких встреч рассчитывать не на что, либо женщины куда более низкого положения, чем леди Каролина. Связь с умной, высокородной, пусть и экзальтированной женщиной была для него внове. И наличие у нее мужа положения не спасало, напротив, сильно осложняло.

Байрон не желал признаваться даже себе, что ситуацию осложняло не семейное положение Каролины, а ее страсть. Если остальные замужние или свободные женщины довольствовались простыми сексуальными отношениями с поэтом, то Каролине требовалось все, она любила сама и ожидала такой же ответной любви. Ему бы сразу сказать, что любви нет, но Байрон то ли верил в собственную страсть, то ли сознательно играл Каролиной, он завлек ее не просто в постель (это было не так уж трудно, Каро имела любовников и до него), а в лабиринт любви, выбраться из которого женщина самостоятельно уже не могла.

Леди Каролина влюбилась так, что забыла о правилах приличия, о которых, если честно, и раньше вспоминала только по случаю. Но раньше она все же оглядывалась, чтобы не дать повода для слишком упорных слухов и не ставить в совсем неловкое положение своего Уильяма. Не иметь любовника или любовницу равносильно признанию своей неполноценности, у всех они были, но свет знал о таковых только из полунамеков, догадок или просто подозрений.

Встретившись с Байроном, а затем и став его любовницей, Каролина совершенно потеряла чувство реальности, чувство самосохранения, первое время она открыто демонстрировала свои отношения с поэтом, словно чтобы всем заявить о своем праве на него. Сначала Байрону это даже нравилось, потому что неистовая страсть экзальтированной Каролины Лэм придавала ему в глазах дам дополнительный шарм.

Но постепенно поэт стал уставать, ведь Каро на правах собственницы начала его просто преследовать. Отныне Джорджу не полагалось ни беседовать с другими, ни проводить вечера по своему усмотрению. Всюду его поджидала леди Каролина, а если ее саму не приглашали туда же (что бывало крайне редко), то она ждала подле дома и провожала своего кумира к его жилищу.

В гостиных уже хорошо знали, что леди Каролина непременно будет, если приглашен Байрон, и это начинало раздражать. Каро великолепно танцевала, в доме Мельбурнов танцы очень любили, устраивая своеобразные репетиции почти каждый день. До знакомства Каролины с Байроном танцующая молодежь собиралась в бальной зале Мельбурн-Хаус, чтобы поучиться нововведению — вальсу, заодно вспомнить прежние умения, чтоб потом вечерами на балах блеснуть своей грацией. Ноты для музыкантов привозили с континента тайком, разучивали их наспех, но это волновало мало кого, в Мельбурн-Хаус танцевали!

Но хромой Байрон, хоть и двигался довольно споро, к тому же благодаря усилиям врачей и специальной обуви научился стоять совершенно ровно, танцевать вальс позволить себе не мог. Каролина немедленно пошла навстречу возлюбленному — в Мельбурн-Хаус больше не танцевали, а она сама даже дала слово Байрону не танцевать вальс! Обожаемый ею танец был неприятен поэту, вернее, неприятным оказалось видеть Каро в объятиях других.

Больше не танцевать? Разве это жертва даже для той, что еще неделю назад без вальса и танцев вообще прожить не могла? Если бы Байрон потребовал сидеть в инвалидном кресле, она пошла бы и на это.

Джордж даже себе не желал признаться, что сначала сделал Каролину своей любовницей скорее из чувства протеста, дело в том, что у леди Генриетты, матери прекрасной Каро, хватило ума сказать Байрону, что дочь им вовсе не увлечена, а пытается заполучить просто из тщеславия. Байрон сделал Каролину любовницей, по сути, не испытывая к ней никакой любви, а потому временами был откровенно жесток, словно стараясь ее сломать.