Строчки письма размыли слезы, разве могла Каролина не плакать, читая вот такое послание возлюбленного?

— О, Байрон!..

Когда он лгал — тогда или потом? Если не любил, то как мог писать такие строчки?! Если это искренне, то как мог позже бросить ее перед всем светом, выставить посмешищем, предать и первым показать пальцем?

В любом случае Каролина имела право мстить, она отомстила. Но тогда до этого было еще далеко, леди Каролина любила без памяти и верила каждому написанному и произнесенному слову любовника. Разве могла она подумать, что это ложь?

Сама Каролина в первом же письме предложила в его распоряжение все свои драгоценности — фамильные и те, что подарены Уильямом, ей было все равно, главное, чтобы Байрона не мучили земные заботы.

Он чувствовал эту жертвенность и свою фальшь, чувствовал свою готовность предать и продать, а потому унижал ее все сильнее.

Страсти накалялись…


Аннабелла зря боялась, что Каролина спрячет ее стихи просто из зависти или недоброжелательства. Леди Лэм показала любовнику сочинение кузины. Байрон прочел и даже не упустил случая в очередной раз унизить Каролину:

— Твоя кузина обладает несомненным талантом, не то что ты! Она могла бы стать поэтессой, если бы захотела. В этой голове много умных мыслей.

— Что мне передать Аннабелле? Когда ты сможешь с ней встретиться?

— Встретиться? — Байрон вовсе не намеревался петь дифирамбы кому-то, кроме себя самого. Он был готов признать гениальным поэтом Попа, но только потому, что того уже не было на свете. Из ныне живущих Байрон и только Байрон, остальные просто не имели права портить бумагу! А уж какая-то девчонка тем паче. — Нет, она слишком хороша для падшего ангела, слишком совершенна для меня.

— Так что я должна сказать кузине?

— Скажи все, что сочтешь нужным. Мне все равно.

Расчет тонкий — едва ли Каролина передаст хвалебные слова кузине, женщины на такую объективность не способны, значит, всегда можно будет свалить на нее. Но Каролина не собиралась скрывать лестный отзыв, не подозревая, что Байрон читал через строчку, а похвалил, скорее чтобы досадить ей самой. Правда, обнадежить юную поэтессу не удалось, той надоело наблюдать, как Байрон ухаживает за Каролиной, и сэр Милбэнк поторопился увезти дочь обратно в Сихэм.

Этот сезон закончился для Аннабеллы Милбэнк раньше времени и ничем. Тем, кто просил ее руки, она отказала, а лорд Байрон не удосужился обратить внимание на начинающую поэтессу. Конечно, Аннабелла ни на минуту не сомневалась, что это происки глупой Каролины, в дневнике день за днем появлялись осуждающие леди Лэм записи.

А еще Аннабелла была совершенно убеждена, что во всем виновата Каролина, а Байрон раскаивается в любовной связи с чужой женой и сам не способен исправить положение. Девушка считала своим христианским долгом спасти поэта, но тот даже не смотрел в сторону добровольной спасительницы, у него продолжался бурный роман с губительницей. Откуда Аннабелле знать, что не Каролина губит Байрона, а он ее!

Милбэнки вернулись в Сихэм, почти ни с кем не попрощавшись, это было больше похоже на бегство, и мистер Милбэнк хмурился, хотя Аннабелла во всеуслышание заявляла, что ей надоел лондонский шум и пустая болтовня лондонских гостиных. Сэр Ральф с тоской думал, что обрати на его дочь внимание этот ужасный Байрон, и болтовня показалась бы Аннабелле весьма приятной.

Но он был рад вернуться, потому что ждать новых предложений в этом сезоне не следовало, а вот попасть в какую-нибудь историю с этим развратником дочь вполне могла. Сэр Ральф не слепой и не глупый, он прекрасно знал о романе поэта с супругой племянника, жалел Уильяма, которого, как и сестра, любил больше других, и негодовал из-за беспутства его жены.

Может, зря Аннабелла не приняла предложения Августа Фостера, в Америке нет такого вот Байрона, от которого осторожным родителям следовало бы держать дочерей подальше? Но мистер Милбэнк разозлился сам на себя: неужели из-за невозможности справиться с одним стихоплетом нужно отправлять дочь так далеко? В Сихэме тоже нет Байрона! А Аннабелла куда умней этой взбалмошной Каролины и сама решила уехать!

Мысли мистера Милбэнка были написаны на его лице, он раздраженно хлопнул дверцей дорожной берлины, в которой они возвращались домой.

Аннабелла решила, что это из-за нее:

— Что-то случилось, папа? Ты же сам желал поскорей покинуть этот задымленный переполненный Лондон, где доброму человеку не пройти в людской толчее.

Отец покачал головой:

— Нет, Аннабелла, я думаю о другом. Я рад, что мы уезжаем, город действительно похож на встревоженный муравейник, а это не по мне.

— Скорее на осиное гнездо, в которое кто-то бросил камень, никогда не знаешь, на кого именно нападет возбужденный рой.

Милбэнк с гордостью посмотрел на дочь, вот она какова! Какая бы еще девушка сумела выразиться так точно?

— Так отчего раздражение?

— На этот рой. А еще на вашего обожаемого Байрона! Он погубит Каролину и нанесет большой вред репутации Уильяма. Вот кому следовало бы увезти свою супругу в Америку!

Аннабелла коротко фыркнула:

— Ошибаешься, папа, Каролина сама погубит кого хочешь. И с Америкой ты не прав, эта тощая кошка бросилась бы с корабля обратно вплавь.

Мистера Милбэнка поразила жесткость, прозвучавшая в голосе Аннабеллы, похоже, дочь не просто зла на Каролину, она кузину возненавидела. Неужели?.. Боже мой, тогда их Аннабелла — верх разумности, если, влюбившись в опасного рифмоплета, поспешила покинуть общество, где может его встретить.

Но к чему разговоры о спасении его души, которые дочь постоянно ведет?

Некоторое время они перемывали косточки беспокойной супруге Уильяма и жалели самого мужа, а мистер Милбэнк втайне радовался разумности собственной дочери.


«Опасный» Байрон и «беспутная» Каролина ничего этого не знали, но вполне могли догадываться, что именно о них говорят в салонах и гостиных. Каролине было все равно, она не считалась с мнением света совсем, а вот поэт переживал. Удивительно, но столь свободный в своих поэтических и политических речах (а лорд Байрон уже дважды весьма резко и успешно выступал в парламенте), в светской жизни он оказался куда более зависимым от молвы и сплетен. Байрону не все равно, что именно о нем говорят в салонах.

Два салона стали для лорда Байрона особенно привлекательны. Туда, слегка поостыв от ежедневного общения с Каролиной, он с удовольствием приходил при любой возможности. Одной была гостиная леди Джерси, а второй — Мельбурн-Хаус, но гостиная не Каролины, а ее свекрови, герцогини Элизабет Мельбурн. Более того, именно леди Элизабет Байрон принялся поверять свои сердечные тайны и с ней советоваться по поводу Каролины.

Это было особенно непорядочно по отношению к любовнице и жестоко даже к самой герцогине. Байрон не желал задумываться о том, что Уильям Лэм — сын леди Элизабет и той доставляет мало удовольствия слушать, как ее сына обманывают. Но герцогиня Мельбурн была женщиной исключительно мудрой и тактичной, она приняла роль наперсницы и доверенного лица поэта, считая, что в этом есть свое удобство. Во-первых, она будет в курсе происходящего, во-вторых, лучше уж она, чем кто-то другой.

Эту необычную дружбу заметили все, но не осудили, напротив, в очередной раз восхитились спокойной разумностью леди Мельбурн и экстравагантностью Байрона:

— Ах, эти поэты!..

На очередном вечере леди Блессингтон склонилась к уху Байрона:

— Признайтесь честно, вы дружите с леди Мельбурн, чтобы отвести подозрения от леди Каролины?

Тот чуть натянуто рассмеялся:

— О, нет! Леди Мельбурн так тронула мое сердце, что, будь она чуть помоложе, легко вскружила бы мне голову.

— Лорд Байрон, если это комплимент леди Элизабет, то с долей яда. Она не слишком считается со своим возрастом, хотя не переступает границ приличий. В отличие от своей невестки, леди Каролины!

Разговор становился опасным, и Байрон поспешил перевести его на другое. Леди Блессингтон не Элизабет Мельбурн, которая, кажется, понимает любые человеческие слабости и легко прощает их, если соблюдены правила приличия.

Не так давно разговор об этом состоялся у Байрона с Каролиной.

— Почему ты не можешь вести себя, как твоя свекровь?

— Как?

— Разумно и тактично. Есть с кого брать пример.

У Каролины на глазах заблестели непрошеные слезы:

— Джордж, как я могу вести себя разумно, если ты сам лишил меня рассудка? Сначала ты сводишь с ума своими подозрениями и требованиями, добиваешься немыслимых признаний и клятв, а потом в этом же меня укоряешь.

Это была правда, потому что, безумно ревнуя к Уильяму, Байрон все время требовал от Каролины клятв в том, что она любит его больше, чем супруга, что готова на любые жертвы. Ему было мало простых встреч и измен, Байрон словно добивался, чтобы Каролина растоптала сам образ Уильяма! Он не знал, что сам Уильям считал поэта напыщенным павлином, только и способным кричать дурным голосом в парламенте.

Это было ужасно, потому что чувства к Байрону и к Уильяму Лэму у Каролины были совершенно разными. Мужа она уважала и любила ровной, дружеской любовью, такие чувства могли гореть долго и ровно, что вполне устраивало спокойного и выдержанного Лэма. К Байрону Каролина пылала страстью, которая не могла длиться долго, она из тех вспышек, которые бывают в жизни страстных женщин, довольно часто губя их. Джордж видел, что губит женщину, но ставил их связь ей, а не себе в вину.

— Ты уезжаешь, потому что я тебе надоела?

В этом была доля правды, но Байрон терпеть не мог выяснять отношения и тем более в чем-то признаваться, он предпочитал, чтобы все заканчивалось само собой. Каролина Лэм не была единственной женщиной, которую, разбудив в ней вулкан страстей, Байрон предпочел бы просто бросить. Таких и до нее, и после нашлось немало. Разница оказалась только в том, что леди Каролина Лэм отдалась страсти настолько, что владеть собой перестала, она верила в любовь Байрона и так же, как он, винила во всем себя.