— Я заметил еще одно маленькое поместье, — продолжил он с напускным равнодушием. — Оно лежит приблизительно на расстоянии часа пути от Верденфельса и, если не ошибаюсь, принадлежит какой-то вдове.

— Вы говорите про Розенберг? — спросил адвокат. — В настоящее время им владеет госпожа фон Гертенштейн.

— Совершенно верно! Я случайно познакомился с этой дамой в Венеции; наше знакомство было довольно поверхностным, но все-таки, видимо, следует сделать ей визит в Розенберг. Вы с ней знакомы?

Адвокат с достоинством поднял голову.

— И даже очень близко знаком! Я имею честь быть поверенным в делах владелицы Розенберга. Вообще между нами существуют самые дружеские отношения, так как я знал ее еще до замужества.

Пауль, признав необыкновенную любезность адвоката, быстро придвинул свое кресло поближе к нему и спросил:

— Вы, значит, друг этой семьи? А госпожа Гертенштейн уже давно вдова?

— Приблизительно около года. Президент Гертенштейн скончался позапрошлым летом.

— Президент Гертенштейн? — с удивлением повторил Пауль. — Я припоминаю, что читал тогда в газетах извещение о его смерти, но... он, кажется, умер на семьдесят третьем году?

— Да, разница в летах между ним и его женой была весьма значительная. Ей едва минуло восемнадцать лет, когда она выходила за него замуж.

— За такого старика! Но, Боже мой, что могло принудить ее к такому браку?

Фрейзинг смущенно улыбнулся.

— Это нетрудно угадать. Молоденькая сирота незнатного происхождения, без всяких средств, живущая в постоянной зависимости, редко отказывается от подобной партии. Президент был дворянин, слыл богачом и занимал в обществе высокое положение. Он мог предложить своей супруге блестящую судьбу.

— Так! Значит, это был брак по расчету? — медленно произнес Пауль.

— По крайней мере брак по рассудку. Молодая дама — родственница верденфельского пастора, который и рекомендовал ее тогдашней владелице Розенберга, фрейлейн фон Гертенштейн. Этой старой, болезненной даме была предписана поездка в Италию, и она искала себе компаньонку на время своего пребывания там. По ее возвращении из Венеции, ее брат, президент, уже много лет перед тем овдовевший, приехал на несколько недель в имение сестры, познакомился там с красивой компаньонкой и был до такой степени очарован ею, что предложил ей свою руку. Последняя и была немедленно принята. Через три месяца в Розенберге состоялось их бракосочетание.

— И этот неравный брак оказался счастливым?

— Очень счастливым! Молодая женщина играла в столице блестящую роль, а ее супруг, необыкновенно гордившийся ею, с расточительной щедростью исполнял малейшее ее желание.

— От подобного брака она, разумеется, ничего иного, кроме блеска и роскоши, не могла и требовать! — сказал Пауль с легким оттенком горечи. — А после смерти своего мужа она снова живет в Италии?

— Нет, она вернулась в Розенберг и лишь недавно уезжала на некоторое время. Ее ожидают сюда послезавтра.

— В таком случае я немного отложу свой визит, — произнес молодой человек, поднимаясь с места. — Но я злоупотребляю вашим временем.

Фрейзинг улыбнулся.

— Пожалуйста, господин барон! Я сердечно рад лично познакомиться с членом семьи Верденфельс. Сегодня это случилось в первый раз, хотя я уже много лет состою поверенным и представителем этой семьи.

— Так и вы не имеете личных отношений с моим дядей? — спросил Пауль, думавший, что, по крайней мере, в этом случае было сделано исключение.

— Нет, я еще не имел чести видеть барона, хотя во всем, что касается его дел, он удостаивает меня своим безусловным доверием. Он получает от меня письменные доклады и точно так же присылает мне письменные указания. В этом отношении ваш дядюшка поступает несколько оригинально.

— Да, он очень своеобразен! — со вздохом согласился молодой человек. — Но что касается моих личных дел...

— Они будут немедленно приведены в порядок, положитесь в этом на меня, барон! Не позже, чем через две недели, я представлю вам все расписки.

Пауль поблагодарил и простился. Он получил страстно желаемые сведения и не хотел сознаться себе в том, что эти сведения привели его в смущение, которое он не мог побороть.

Восемнадцатилетняя девушка, красивая и привлекательная, добровольно отказывающаяся от лучшего и святейшего преимущества юности — любить, и отдающая руку старику лишь для того, чтобы пользоваться богатством! Пауль Верденфельс был легкомыслен и часто поддавался чужому влиянию, но в его груди билось горячее юношеское сердце, и за все богатства дяди он никогда не продал бы себя подобным образом. Он опять почувствовал, будто на него пахнуло холодом, как тогда на пароходе, когда красивая молодая женщина с ледяным равнодушием отнеслась к «юношеским мечтам». В его ушах опять зазвучали ее суровые слова: «Жизнь создана не для мечтаний. Надо смело смотреть ей прямо в глаза и полагаться только на самого себя».


Глава 4

Розенберг не принадлежал к крупным поместьям, это была маленькая дача, расположенная в очаровательной местности у подножия горы, одна из тех дач, какие охотно выбирают для летнего местопребывания. Правда, покойная владелица жила в нем из года в год, но после ее смерти дом долго оставался необитаем, под присмотром прежней компаньонки, которая, после выхода замуж теперешней госпожи Гертенштейн, заняла ее место и которую старушка не забыла в своем завещании. Президент и его супруга, жившие в резиденции, никогда не приезжали на полученную ими в наследство дачу, и, только овдовев, молодая женщина перебралась сюда.

Небольшой дом, стоявший среди обширного сада, не мог претендовать ни на особую красоту, ни на аристократический вид, но был уютен, удобен, поместителен и производил очень приятное впечатление своими белыми стенами и светлыми окнами.

В маленькой гостиной, сохранившей, как и все остальные комнаты дома, свою прежнюю, довольно старомодную, но удобную обстановку, хозяйка Розенберта слушала объяснения сидевшего напротив нее поверенного Фрейзинга. Перед ним были разложены бумаги, с содержанием которых он, по-видимому, знакомил молодую женщину. В некотором отдалении от них, у окна, стоял другой господин, в одежде пастора. Это был человек лет сорока, с резкими и выразительными чертами лица, отражавшего незаурядный ум и в то же время непреклонную суровость. Гладкие темные волосы обрамляли высокий лоб, на котором уже появились морщины, а темно-карие глаза обладали проницательным взором, который привык читать в душе человека, как в открытой книге. Пастор не принимал участия в разговоре, но вся его поза ясно свидетельствовала, что он внимательно следит за происходящим и так же интересуется им, как и сами разговаривающие.

— Пока это дело можно считать поконченным, — сказал адвокат, собирая бумаги. — Я точно следовал вашим предписаниям и уплатил по всем счетам. Теперь остается только одна значительная сумма. Я очень жалею, что мне не удалось прийти к полюбовному соглашению с вашим кредитором, и вы пожелали взять это дело в свои руки. Но привело ли в ваше путешествие к желаемому результату?

— Да, — произнесла госпожа Гертенштейн, беря протянутые ей бумаги. — Я не застала своего кредитора дома и вынуждена была поехать за ним в Венецию; там при личных переговорах мне удалось добиться того, что не удавалось сделать письменно. Он согласился удовольствоваться пока закладной на Розенберг и дает мне отсрочку на год, а до тех пор, может быть, удастся продать Розенберг.

— Вы хотите продать Розенберг? — с удивлением спросил Фрейзинг. — Но ведь он не принадлежит к наследству, оставленному президентом, а составляет вашу личную собственность. Ведь покойная фрейлейн фон Гертенштейн по своему духовному завещанию оставила его лично вам, и никто не может заявлять на него права.

— Я это знаю, — возразила молодая женщина, — но считаю своим долгом отдать все, что имею, ради чести и доброго имени моего мужа. Я добровольно предложила кредитору Розенберг.

Фрейзинг неодобрительно покачал головой.

— Простите меня, но вы поступили необдуманно. Будучи уже давно вашим поверенным, я осмеливаюсь напомнить, что вами было уже принесено довольно жертв, гораздо больше, чем принесла бы всякая другая женщина на вашем месте. Пенсия, назначенная вам правительством, очень невелика, ее едва достанет на самое необходимое. Розенберг — ваше последнее прибежище и единственный источник дохода в будущем.

— Но этим я покрою последнее из долговых обязательств, я хочу освободиться от них во что бы то ни стало. Никакая жертва не кажется мне непосильной, чтобы сохранить наше имя незапятнанным.

Адвокат собирался возразить ей, но в этот момент в разговор вмешался священник.

— Моя кузина права, — сказал он тоном, не допускающим возражений. — Вступаясь за память своего мужа, она лишь исполняет свой долг. Нам приходится смотреть на это дело не с одной только деловой точки зрения.

— Ну, если против меня выступает сам пастор Вильмут, то мне остается только замолчать, — немного обиженно произнес Фрейзинг. — Все-таки я не отказываюсь от своего совета, имея в виду лишь ваше благо.

— Я в этом никогда и не сомневалась, — заметила молодая женщина, протягивая ему руку, — я всегда видела в вас верного и надежного друга.

Фрейзинг с рыцарской вежливостью поднес красивую руку к своим губам, и его сухие черты немного оживились. На тонких губах пастора при этом проявлении благоговейного уважения промелькнула не то насмешливая, не то презрительная улыбка; он отошел от окна и приблизился к собеседникам.

— Следовательно, весь вопрос теперь в том, чтобы продать Розенберг как можно выгоднее, — проговорил он, продолжая начатый разговор. — Мы рассчитываем на вашу помощь, а так как впереди у нас еще целый год, то можно надеяться, что продажа не представит особенных затруднений.