— Мы и так в достаточной степени ошеломим его вашим гипотетическим приданым, — сказал Саймон. Он опять посадил сигару в угол рта. Калли увидела в этом ослабление бдительности, что и требовалось. Несчастный мужчина! Он думал, что раскусил ее, но в действительности плохо ее знал. В душе она его почти пожалела. Но с сигарой он выглядел таким красивым! В самом деле очень красивым. Она могла бы запросто пофлиртовать с ним. Для практики, конечно. За этими размышлениями она все больше проникалась уважением к мудрому изречению: куй железо, пока горячо.

— Да-да, с гипотетическим приданым все понятно, — сказала Калли. — Моя двоюродная бабушка, скончавшаяся год назад, оставила мне большое наследство. Я только что сняла траур и приехала в Лондон. Судьба бросила меня на грудь виконтессы Броктон, лучшей подруги той самой бабушки. Имоджин мне уже рассказывала все эти глупости. Но наследница должна полностью вписаться в лондонское общество в течение сезона. И одним только богатством невозможно сделать меня неподражаемой, чтобы я могла привлечь особое внимание Ноэля Кинси.

— Я полагаю, вы могли бы подловить его в саду, — предложил виконт. Улыбка не сходила с его губ даже тогда, когда он прикрыл глаза, будто подумав о чем-то неприятном.

Калли покачала головой, пропуская мимо ушей его слова и стараясь прогнать возвращающиеся и все больше беспокоящие ее мысли — не исключил ли он ее из своего плана?

— Саймон, вы действительно меня не понимаете или делаете вид? Ну что ж, видимо, придется снять вуаль и объясниться напрямик. Я хочу, чтобы вы обучили меня флирту, милорд Броктон. Чтобы вы подсказали мне, как понравиться мужчине. И если потребуется… хотя мне еще никогда не доводилось этого делать… поцеловать его.

Последнее заявление прозвучало как раз в тот момент, когда Саймон сделал затяжку. От неожиданности он заглотнул полный рот дыма и, задыхаясь, бросил сигару в траву. Его душили слезы, и он принялся кашлять в кулак.

— О, бедный, дорогой Саймон! — защебетала Калли, проверяя свою сноровку в правдоподобной демонстрации смятения вследствие женского безрассудства. — С вами все в порядке?

Саймон сверкнул глазами, наградив ее уничтожающим взглядом.

— Вы, — начал он изобличающим тоном, постепенно выравнивая дыхание и вновь обретая голос, — вы хотите этого от меня?

Калли уже устала от недомолвок. Сколько можно ходить вокруг да около?!

— Перестаньте! — воскликнула она, потеряв терпение. — Вы ведете себя так, словно я прошу вас поджечь парламент. Мне показалось, вы сказали, что мы будем друзьями.

— Друзьями? — повторил виконт, снова сверкая глазами. (Поистине он отточил свое искусство до артистизма!) — Похоже, я должен поспешить домой в свой кабинет. Надо бы освежить нюансы дефиниций у старины Джонсона[13].

— Ради Бога, не говорите заведомых глупостей! — возмутилась Калли. Она закатила глаза к небу. С Лестером у нее не возникало и одной десятой тех проблем, что его светлость создавал из простых, разумных требований. — Я только попросила вас научить меня флирту, чтобы найти подход к Ноэлю Кинси. Неужели это так трудно понять? Или вы хотите, чтобы меня инструктировала ваша мать? Нет, пожалуй, Лестер. Представьте на минуту, как он будет давать мне уроки. Вообразите, если сможете. Так кого вы выбираете, Саймон? Вашу мать? — Калли состроила гримасу. — Лестера?

Саймон выкинул вперед руки в знак капитуляции.

— Ну хорошо, хорошо! Я сделаю это. Да поможет мне Господь милосердный!

— Прекрасно! — воскликнула Калли, в высшей степени удовлетворенная. — Когда начнем?

Саймон вздохнул, глядя, как она заелозила совсем по-детски, торжествующе улыбаясь, замечательная, очаровательная, не понимающая своей непомерной красоты.

— Мне кажется, мы уже начали, ребенок, — тупо сказал он, чем заставил ее смутиться и нахмуриться. — Грешным делом, я так думаю.

И тогда где-то в глубинах ее сознания, видимо, наметилось просветление, которое открыло ей женские качества, большие, чем она в себе предполагала. Она покраснела до корней волос и, от волнения потупив глаза в одеяло, тихо спросила:

— Я флиртовала, Саймон?

— Вы и сейчас флиртуете, Калли, — проворчал он в ответ. — И вполне успешно. Но давайте начнем с более формальных, устоявшихся понятий. Сейчас мы с вами рассмотрим некоторые вводные приемы ритуала, так, как они разыгрываются в обществе. И. применительно к данному случаю давайте пока сосредоточимся на роли мужского вклада в игру. — Он взял ее за руку. — Хорошо?

— Да. — От одного его прикосновения сквозь пальцы пробежало тепло, распространяясь дальше по рукам к лицу. Калли подумала, что это, должно быть, нехорошо. Совсем нехорошо. Но раз она начала этот курс, она его закончит! — Это… это, кажется, подходящее место. Давайте.

— Спасибо.

Девушка уловила насмешку в голосе виконта, несмотря на то что теперь ее ум занимала следующая мысль — об их разговоре в целом. От этого ее колени превратились в растопленный воск, и она обрадовалась, что остается в сидячем положении.

— Это вам для начала, — объявил Саймон. Он поднес ко рту ее руку и запечатлел на тыльной стороне ладони короткий поцелуй. — Так приемлемо, верно, Калли?

Однажды возникшая дрожь вновь пробежала по руке, и под ложечкой возникла легкая слабость. Калли подавила волнение и кивнула.

— Все правильно, — сказала она спокойно, как только могла. — Приемлемо.

Саймон снова поцеловал ей руку, на этот раз кончики пальцев. Затем поднял брови, глядя ей в лицо. Хотела бы она знать, видит ли он, что она на грани обморока. Вероятно, да, черт бы его побрал!

— Вы заметили? — сказал он. — Это уже гораздо интимнее и не должно позволяться. Если только речь не идет о каком-нибудь гарцующем французе, обучающем вас танцам. Как только мы вернемся на Портленд-плейс, я вам его найму.

— Гораздо интимнее, — повторила Калли, прочистив пугающе заложенное горло, и дважды поморгала, пытаясь сосредоточиться на обсуждаемом предмете. — И что я должна делать в этом случае?

— Немедленно отдернуть руку и негодующе посмотреть на нечестивца, ожидая, что он начнет оправдываться самым ошеломляющим образом. В какой-то момент он станет просить вашего прощения и, вероятно, разрешения повести вас на танец. И вы будете удивительно вежливы. Вы примете приглашение, ибо если вы откажетесь танцевать с одним джентльменом, вам придется удалиться совсем или сидеть весь длинный вечер, отказывая всем другим. Если вы дарите джентльмену свое расположение, этим вы порабощаете его на всю жизнь. Но если вы испытываете к нему неприязнь, особенно после того, как вынужденно уступили ему танец, ну… тогда, я полагаю, вы должны выказать свою позицию. Вы наступите джентльмену на ногу, раз или два, просто чтобы он знал, что может быть прощен за свою развязность, но оскорбление еще не забыто.

— Ведь вы насмехаетесь надо мной, Саймон? — спросила Калли, очень озабоченная тем, что он все еще держит ее пальцы. Какое-то время она потерпит, а потом будет настаивать, чтобы он ее отпустил. — Поэтому я вынуждена сказать вам, что это, помимо всего, еще и верх глупости!

— Общество и есть глупое, Калли, — назидательно заметил Саймон, как ментор ученице, и снова поднес к губам ее руку, не отводя глаз от ее лица. — А теперь последний на сегодня урок, так как мы должны возвращаться на Портленд-плейс, — сказал он и запечатлел поцелуй прямо на ее ладони. На коже остался слабый след — выведенный языком мучительный круг. — Вот так, моя дорогая ученица, — сказал виконт, прежде чем позволить ей высвободиться из его хватки. — Hу что, моя маленькая деревенская мисс, желающая играть роль роковой женщины, как вы ответите на это?

— На это? — нетвердо повторила Калли. Она вдруг почувствовала, будто земной шар каким-то образом соскочил со своей оси, подняла ладонь и плашмя ударила это шаловливо улыбающееся лицо.

Глава 9

Я не тот, за кого вы меня принимаете.

Джейн Уэлш Карлейль[14]

Позже друзья собрались у Саймона в кабинете. Бартоломью Бут, совершенно сбитый с толку, с хмурым видом держал в руке бокал и пытал Армана Готье:

— Ты говоришь, моя новая гнедая кобыла та, да не та? Ты мне все-таки объясни, как это понимать? Трокмортон уверял меня, что купил ее только что. И к тому же в Татте. Он даже показал квитанцию об оплате! А почему я взял у него лошадь? Чтобы выручить его с карточными долгами. Он сказал, что ужасно запутался и у него нет другого выхода, как продать кобылу. Ну и еще я не устоял перед выгодной сделкой. Я заплатил только половину того, что с меня взяли бы, если бы я покупал ее в Татте.

Бартоломью поочередно поглядывал то на Армана, то на Саймона, пришлепывая свой изысканный шейный платок, слишком пышный и делавший его похожим на голубя. Растерянного, худосочного голубя с роскошным оперением на груди.

— Вы оба считаете, что Трокмортон поступил со мной нечестно? Вы это хотите сказать?

— Научись смотреть правде в глаза, Боунз. Трокмортон сплавил тебе бракованную лошадь. Больше мне нечего добавить. — Арман хитровато улыбнулся Саймону, который только кивнул в знак согласия.

— Вы не верите, что он увяз в долгах? — Бартоломью сердито сверкнул глазами на приятелей. — И что его теребят приставы? По-вашему, ему не грозит Ривер-Тик? Разве у него не пусто в карманах? Разве он не на мели?

Саймон поддержал Армана.

— Боунз, у него денег куры не клюют, — сказал он, отпив шампанского. Было так приятно расслабиться перёд обедом, находясь в собственном доме, в окружении друзей, и чувствовать себя свободным от мыслей о беснующейся юной девушке наверху! «Такой свободный, что дальше некуда», — подумал он, рассеянно потирая пострадавшую щеку. — Твой Трокмортон, поди, уже где-нибудь отплясывает джигу и не нарадуется, что возместил половину денег за свою ошибку.

— Нет! — Боунз яростно мотал головой. — Это невозможно! Лошадь, вероятно, просто занемогла. Я видел ее на той неделе в Татте — она была веселая и резвая. И когда покупал, тоже! А сейчас понурая, совсем как неживая. Стоит все тут. А я думал выставить ее на бега!