— Это невыносимо! — воскликнул Лестер, вскакивая. И бросился бегом к двери, распахнув ее с такой силой, что она стукнулась о стену и потом захлопнулась за ним.

Имоджин усмехнулась.

— Не знаю, как вы, а я думала, он никогда не уйдет, — сказала она, усаживаясь на подушки. — Я полагаю, следующий вопрос, раз уж мы так разговорились, будет касаться вас с Саймоном. Вы, верно, хотите знать, почему я считаю, что вы составите друг другу пару еще до окончания сезона? И почему меня не беспокоит такое развитие событий?

Калли подтянула кушак и принялась теребить кисточки на концах.

— Поскольку вы ни словом не обмолвились об этом, — ответила она, — с того дня, как мы встретились, я надеялась, что вы забыли о своем намерении.

— Ну нет, я не забыла, — довольно сообщила Имоджин, опираясь на подлокотники, чтобы подняться с кресла. — Вы, и только вы. Это совершенно ясно. Как вам известно, Саймон не собирается жениться. Он говорил это так часто, что сам себя убедил. Но не меня. Особенно после того, как я прочитала прошлой зимой эту Остин. Впрочем, Остин тут ни при чем, не считая того, что мой ум сосредоточился на неизбежности судьбы. Я имею в виду Саймона. И потом, та книжка заставила меня получше присмотреться к работникам конюшни. Убогая компания! Во всяком случае, я вдруг осознала, что чаша моя еще не испита и счастье снова возможно. Я не безвольная комнатная кошечка. И вы тоже, Каледония Джонстон. Как спутник жизни, мужчина не так уж нам и нужен, но, черт возьми, обладать им совсем недурно!

— Зачем?

Имоджин взяла Калли за руки, подвела к кровати, притянула на край и уселась вместе с ней.

— Каледония, сколько вам было лет, когда умерла ваша мама?

— Двенадцать. — Калли повернула голову, глядя краешком глаза на виконтессу. — Но какое это имеет значение?

— Огромное, я бы сказала. Я хорошо изучила мужчин и знаю их манеру разговаривать с юными дочерьми — ничего толком не объяснят, будут заикаться и спотыкаться на каждом слове. А ваша гувернантка? Она вам ничего не рассказывала об интимных отношениях между мужем и женой?

Калли казалось, что ее щеки стали такими же пунцовыми, как чуть раньше у Лестера.

— Моя гувернантка учила меня арифметике и географии, а также как держать спину и красиво есть суп. Но это вовсе не значит, что мои познания остались в пределах кругозора мисс Хейверли. Я видела животных на природе, если вы это имеете в виду, и понимаю, чего требует естество. Потом… я не раз слышала, как хихикали горничные в спальне моего отца, когда я бегала ночью на встречи с Лестером, чтобы кататься под луной и ловить в пруду лягушек. Ведь вы об этом спрашиваете?

— Об этом самом. Я не верю, что существуют женщины, неспособные наслаждаться тем чудом, которое связано, как вы сказали, с естеством. Но я верю, что среди нас есть такие, кому дано более других извлекать наслаждение из этого чуда и кто более других склонен искать приключений в жизни. — Виконтесса стиснула Калли руки. — Вы, девушка, одно из этих счастливых созданий. Вы держите жизнь обеими руками, как всегда делала я. Вы радуетесь ей, вам доставляют удовольствие приключения. Вам хочется рисковать, в вас есть смелость, огонь и вдохновение. Вы чертовски хорошенькая маленькая плутовка, а я так же неприглядна, как огромная грязная изгородь. Но если бы не этот проклятый факт, я побожилась бы, что вы моя дочь. И я готова поклясться: вы — то, что нужно Саймону. Вот почему я желаю видеть его женатым на вас, даже прежде чем я найду кого-то для услады собственного тела. Я уже ликую по этому поводу. — Виконтесса снова сжала Калли руки, затем встала и, отвернувшись, добавила: — Разумеется, он не видит ничего дальше своего носа, как и его отец. — Она опять повернулась и придвинулась совсем близко к Калли. — Мой сын все это затеял только для того, чтобы разделаться со своим Филтоном. Вот почему вы заперты здесь. Мы позволим Саймону оставаться в неведении. По крайней мере до поры до времени. Пока я не отхвачу себе что-то стоящее! Мы-то с вами лучше знаем, кому что надо, правда, девушка?

— Я ничего не знаю и знать не хочу о таких вещах! — воскликнула Калли, перекатившись на кровати, чтобы не видеть улыбки Имоджин. Она перекатилась еще два раза и опустила ноги на пол с противоположной стороны кровати. Затем встала во весь рост, прямо, как только могла, и обернулась слишком широким халатом. — Если бы я знала, то в тот же миг ушла бы из этого дома и сейчас уже нашла бы себе другой пистолет!

Имоджин только пожала плечами.

— Ну что ж, идите, девушка, — сказала она, потупив глаза и всеми силами стараясь изобразить покорность. Однако, проигрывая сражение, она полезла в карман, вынула сложенный листок, развернула его и протянула Калли. — Слуга внизу ждет ответа. Вот, читайте. Это письмо вашего отца.

Калли посмотрела на листок так, будто бумага могла ее укусить, и обхватила себя руками.

— Вы мне его прочитаете, — сказала она, чувствуя, как заколотилось ее сердце. Она вообразила, что герцогиня могла написать ее отцу и что отец ответил.

Имоджин сложила листок и положила обратно в карман.

— Нет надобности читать, так как я могу воспроизвести по памяти. Хотите послушать, как это у меня получится? «Дорогая виконтесса Броктон…» Так официально и вместе с тем несколько интимно, вы не находите? Итак, продолжаю. «Я только что вернулся из отъезда и обнаружил исчезновение Каледонии. К счастью, в доме меня ожидал ваш слуга, который успокоил мое встревоженное сердце. Он сообщил мне, где она. Думал ли я когда-либо, что вы спасете мою любимейшую дочь и этого безмозглого Лестера Плама! Кто бы предположил с их стороны такое легкомыслие, как попытаться пересечь переполненную дождями реку в убогом фургоне! У Каледонии всегда была тяга к самым безрассудным увеселениям, примером тому этот опрометчивый вояж. Когда Лестер Плам предложил ей прокатиться в поместье ее тети, Каледония, несомненно, думала, что отправляется в небольшое путешествие. Так по собственной глупости они оба попали в беду. Но спасибо судьбе — она привела их в Лондон, а Лестер даже смог лечиться у вашего личного врача. Это чрезвычайно любезно с вашей стороны. Выражаю вам свою искреннюю признательность». Возможно, я упустила слово или два, но думаю, что воспроизвела письмо близко к тексту.

— Вы написали ему, что вызволили нас с Лестером из реки? — Калли прохаживалась вокруг ножки кровати, держась рукой за столбик. — Как изобретательно! И скажите, насколько серьезна травма Лестера? Он выживет?

Виконтесса снова пожала плечами:

— У него сломана рука. Только одно крыло — ничего страшного. Мы сделали перевязку, разорвав одну из моих нижних юбок. А поскольку я торопилась в Лондон, мне показалось проще продолжить наше путешествие, нежели поворачивать назад, чтобы вернуть домой двух беглецов. Я вполне могу чувствовать себя героиней. В конце концов, вы оба доставили мне немало неудобств. Вот второе хвалебное послание, от отца Лестера, где он объявляет меня чуть ли не святой. Как бы то ни было, я убеждаюсь, что ваши отцы — самые доверчивые джентльмены во всей Англии.

— Да, если учесть обстоятельства. — Калли с рассеянным видом обошла столбик и принялась расхаживать по комнате. — Папы не было дома, поэтому он резонно предположил, что я отправилась вместе с Лестером. Лестер и раньше ездил в Лондон, поэтому его отец не видел ничего необычного в том, что он задерживается. И сейчас он, наверное, улыбается во весь рот, узнав, что его сын так удачно приземлился на Портленд-плейс. Воображаю, что чувствовали наши родители, получив письмо с гербом на воске. Думаю, они более чем охотно приняли бы любые объяснения на такой бумаге.

Калли взглянула на виконтессу и продолжила:

— Если бы я сказала, что хочу отсюда уехать, то покривила бы душой. С меня сняли мерки, мне заказали прекрасные платья. Впереди балы в «Олмэксе». Наконец, у меня появилась перспектива посмеяться над графом Филтоном. Ваш сын говорит, мое мнимое наследство так одурманит графа, что он не заметит, как будет разорен. Я предвижу, какое наслаждение доставит мне каждый момент игры. Но ваше желание видеть меня замужем за виконтом делает все это невозможным. Для меня это слишком. Вы понимаете, Имоджин?

— О да, я прекрасно понимаю, — согласилась виконтесса, явно фальшивя. Она склонила голову набок, услышав царапанье в дверь. — Когда я введу вас в общество, мне будет вполне достаточно, если, сопровождая вас, я привлеку к себе внимание нескольких джентльменов моего возраста. Конечно, если это не помешает планам Саймона. Право же, я не так глупа, чтобы упустить свой шанс. Ну ладно, этот разговор мы продолжим позже, а то, кажется, пришла мадам Иоланда. Но вы должны оказать мне содействие. Понимаете?

— Целиком и полностью, Имоджин, — согласилась Калли, плотнее запахивая халат. Она так и знала, что ничего ей не докажет, Имоджин не переговоришь. — Я уверена, Лестер тоже вас поддерживает и забудет все, что слышал. В данную минуту он, наверное, уже стоит на коленях и молит милости Божьей на это забвение.

— Несчастное бесхребетное создание, — сказала виконтесса, цокая языком. — Странно, но я все больше к нему привязываюсь. Он сейчас очень хорош, с новым гардеробом. Мне стоило большого труда удержаться и не послать Робертса с заказом к Вестону, чтобы сделать большой синий бант. Мы могли бы повязывать его молодому человеку вокруг шеи.

— Вы говорите о Лестере, как о домашнем животном, — запротестовала Калли, подлетая к двери, чтобы впустить мадам Иоланду. — Как вам не совестно, Имоджин! — Но она не смогла удержаться от улыбки, обескураженная саркастическим замечанием виконтессы.

— Он и есть домашнее животное. Прежде — ваше, а теперь и мое тоже. И мы напополам дарим этому глупому созданию нашу любовь. О, взгляните! Это вовсе не мадам Иоланда. Робертс принес вам коробки. Вероятно, первые несколько вещей из вашего нового гардероба. Замечательно! Вы наденете их к обеду. То-то Саймон будет доволен!

У Калли не хватило духу сказать своей благодетельнице, что она в этом сильно сомневается. Саймону Роксбери безразлично, выйдет ли она в бриджах или в шелковом платье. Или даже совершенно нагая, с розой в зубах. Ему нет до этого никакого дела, иначе за эти дни он нашел бы какой-то способ поговорить. Но виконта вполне устраивало, что его мать взяла на себя руководство подготовкой «орудия», которое он собирался применить против Ноэля Кинси.