Замедляя шаг, изумлённо смотрю на Давида. Теперь он, поглядывая на меня, улыбку уже не прячет.

— Смотри, — кивает он в сторону ближайшей конюшни.

Оттуда к нам идут два конюха средних лет. Они ведут к нам двух оседланных лошадей. Светло-серую с того же цвета гривой и гнедую с чёрными гривой и хвостом, которым она иногда нетерпеливо встряхивает. Держат под уздцы, идут спокойно, не торопясь.

Мы останавливаемся.

— Покатаемся? — кивнув в их сторону, спрашивает меня Давид. — Это для нас. Гретхен — твоя, Боджо — мой.

— Гретхен — это серая? — уточняю я.

Давид кивает.

— Она очень спокойная, миролюбивая и дружелюбная. Тебе будет на ней комфортно.

Я немножко теряюсь.

— Чего ты смутилась? — тут же спрашивает он. — Ты же говорила, что любила подростком кататься на лошадях. Я помню рассказ про конный клуб.

— Это же давно было, Давид… — тихо говорю я. — Много лет прошло. Я уже и забыла, как на лошадь запрыгивать.

— Не забыла, уверен, — ободряюще улыбнувшись мне, отвечает он. — Вопрос только в том, хочешь ты этого или нет.

— Хочу, — улыбаюсь в ответ. — Спасибо тебе…

Подхожу к нему и обнимаю. Такого огромного, высокого и тёплого. И как же от него вкусно пахнет.

Он нежно прижимает меня к себе и некоторое время мы так и стоим.

Уткнувшись в его грудь, закрываю глаза. Мне хорошо.

29. Полина

Этот день чудесен уже только потому, что около часа мы носимся на лошадях по широкой равнине среди гор. Солнечный день, скорость, восхитительное чувство свободы. Давид сделал мне такой подарок, что я едва не расплакалась от счастья. Не знаю, понимает он или нет, как потрясающе мне угодил, но судя по его взглядам на меня, ему нравится моя радость. А я просто балдею…

Гретхен — прекрасна. Мы подружились с ней сразу, наверное, ещё до того, как конюх Этьен сунул мне в руку кусок чищенной моркови, и я угостила ею её. Давид оказался прав — я ничего не забыла. По крайней мере ни того, как запрыгивать на лошадь, ни того, как держаться в седле, ни того, как управлять лошадью управлять.

Перед тем, как вскочить на лошадей, мы переодеваемся в небольшой пристройке ближней конюшни. Шлемы, рединготы, бриджи, ботинки, краги — вполне стандартная одежда для верховой езды. Только заметно, что она очень высокого качества. А в моём случае — ещё и новая. Полагаю, что Давид специально заказал её для меня, когда запланировал и организовал эту прогулку верхом.

Он выглядит на своём гнедом Боджо, как английский аристократ. Держит прямую осанку, серьёзен, немного хмур и очень легко управляет норовистым конём. По словам Этьена, который при мне старался придерживаться ломаного русского, этот конь так послушен только Давиду. А его, например, даже пару раз сбрасывал с себя.

Перед тем, как мы тронули поводья и взяли с места рысью, Давид условился с Этьеном и Жаном, вторым конюхом, о встрече на берегу. Я не поняла, о чём речь, но предпочла не задавать вопросов.

Раньше я никогда не каталась на лошади так. Чтобы кругом только равнина и горы, а в душе — восторг и чувство невероятной свободы. Иногда мы держимся вместе, иногда я вижу Давида на Боджо совсем вдалеке, когда они уносятся прочь. Тут столько пространства…. И синее небо над головой.

Мы почти не разговариваем во время этой прогулки, целиком и полностью отдаёмся езде. Но у меня нет чувства нехватки бесед — в доме мы очень много общаемся, а сейчас я, во-первых, хорошо понимаю, что Давид явно скучал по верховой езде, а, во-вторых, меняя аллюры, наслаждаюсь ею сама.

Но вот проходит чуть больше часа, и Давид, указав рукой направление к проходу между двумя массивными тёмно-зелёными из-за обилия деревьев, горами, говорит, что нужно двигаться туда.

Лошади скачут вровень, галопом.

— А ты знаешь, что у них любовь?! — повернув ко мне голову, кричит Давид.

— Что?!

— У них любовь! — он кивает сначала на Боджо, а затем на Гретхен.

— Правда?!

— Да!

Он улыбается.

— Я поэтому и взял эту пару! Им очень комфортно вдвоём!

Боджо чуть уходит вперёд и я заставляю Гретхен ускориться. Но всё равно, когда дорога между горами становится узкой из-за кустов и деревьев, я пропускаю Давида вперёд.

А за горами…. вдали… сверкающая серебром синева…

— Это море?

Давид улыбается, качает головой.

— Нет, это Дюранс. Река. Она только в этих местах такая широкая.

Красиво безумно… Яркая зелень, горы, светло-синее небо с белыми пухлыми облаками, сверкающая вода огромной реки, у которой не видно другого берега, лодки, яхточки, птицы над водой…

Спустя минут десять мы приближаемся к берегу. Видны дороги, небольшие домики, пристань с катерами и яхтами и… Этьен с Жаном, стоящие в ожидании нас. Тут же вспоминаю разговор Давида с Этьеном перед тем, как мы ускакали в долину, но всё равно очень удивлена.

— Как они тут оказались? — спрашиваю я.

— На машине приехали, — смеётся Давид. — Они сейчас у нас лошадей заберут. Не оставлять же их на берегу.

Через пару минут мы спешиваемся. Расставаться с Гретхен мне немного грустно. Я стою около неё и глажу ладонью по ещё щеке. Умный взгляд красивых лошадиных глаз. Длинные ресницы. Гретхен стоит спокойно, видно, что ей нравится моя ласка.

А сзади заходится ржанием Боджо. Жан нятягивает уздцы, чуть прикрикивает на коня. Боджо явно не нравится эта смена человека. Он топчется на месте, бьёт землю копытом, трясёт головой. Давид касается его шеи и конь немного успокаивается. Давид что-то говорит ему, затем Жану, а потом подходит ко мне.

— Пойдём, Полина, — с улыбкой говорит он. — Пора на пристань. Нас гидроцикл ждёт.

30. Полина

Водная гладь блестит солнечными бликами, сверкает, как крутящийся мозаичный шар из стекла на клубной вечеринке. Яркое солнце заставляет прикрывать глаза ладонью ровно до тех пор, пока мы, переодевшиеся в домике не пристани, не надеваем солнечные очки.

Костюмы для верховой езды сменились облегающими гидрокостюмами из неопрена. Не знаю, как мне, но Давиду эта одежда очень идёт. Она подчёркивает его вызывающую восторг мужскую стать. Он невероятно сексуален. Притягивает взгляд. Атлетично сложенный, широкоплечий, сильный не только духом и взглядом, он в который раз заставляет меня мечтать о том, что когда-нибудь он станет моим мужчиной.

Понимаю, что не имею права претендовать на него. Наши жизненные пути настолько различны, насколько это, пожалуй, вообще возможно. Он, сделавший сам себя, получивший два высших образования руководитель крупной корпорации, успешный миллиардер-одиночка — ещё и очень хорош собой. Несмотря на всю эту вопиющую, бросающуюся глаза грубость в его внешности, он очень красив. Именно красив. Просто очень по-мужски.

Знаю, что его во мне привлекает именно моя женская суть. Но знаю также и то, что такие мужчины не выбирают таких женщин, как я. Он не влюбившийся лоховатый клиент-богач, о которых часто рассказывали мне мечтающие вырваться из проституции, бывшие коллеги-эскортницы. Не "папик", который на законных правах приобретёт в собственность, чтобы выпендриваться перед бизнес-партнёрами красивой игрушкой. Не человек, который станет заключать фиктивный брак ради какой-то финансовой выгоды. Он умнее меня, сильнее меня, и лучше.

И я, ощущая всю эту радость и комфорт, которыми он меня окружает, ни на секунду не забываю об этом.

Да-да.

Я просто наслаждаюсь моментом.

Потому что знаю, что очень скоро ему надоем. Что сейчас он проникся симпатией ко мне просто потому, что остро реагирует на мою внешность, мою чувственность и навыки обольщения, которые мне пришлось освоить в безумной гонке за деньгами, пока я сжигала свою жизнь в эскорте. У меня было слишком много мужчин, чтобы я осталась зажатой и закомплексованной молодой женщиной даже в ситуации, когда страх и смущение владели мной. Я слишком порочна, чтобы он мог воспринимать меня всерьёз. Я — симпатичная обслуга мужской похоти. И не более того.

И сейчас, когда мне очень хорошо, когда я впервые за долгие годы, действительно счастлива, я ни на секунду не забываю об этом. У меня давно нет наивных представлений о жизни.

Принцы рождаются не для золушек. И тем более не для проституток.

Мне нельзя погружаться в это счастье полностью. Потому что потом, когда я ему надоем, я не смогу больше жить. Я не хочу возвращаться в эскорт. Но больше я ведь ничего не умею. Модельный бизнес, который я узнала, мало от эскорта отличен. А узнала я его неплохо.

Может быть, я смогу изменить свою жизнь, если найду в себе силы. Позже. Но я никогда не смогу стать той, которой Давид сделает предложение.

Мне можно влюбиться в него. Можно насладиться красивым романом. Но мне нельзя верить в то, что у нас с Давидом есть будущее. Его улыбка, от которой я чувствую себя ещё счастливее, наркотик, без которого у меня начнутся жуткие ломки. И чем большими будут мои ожидания, тем сильнее меня станет ломать чуть позже.

Фантастический секс, который иногда бывает между нами основан всего на двух вещах. На безоговорочной умелости обоих и на искре, которая проскочила между нами ещё до того, как он впервые стал меня ласкать.

Теперь, держась за его широкую спину, пока мы с шумом рассекаем на бело-синем гидроцикле блестящую водную гладь широкой реки, я думаю о том, что я, дурочка, изначально боялась того, что он принесёт мне вред. А опасность для меня заключается именно в том, что он стал для меня целым волшебным миром, миром, который очень скоро я потеряю.

И мне нужно будет выжить. Зализать где-нибудь душевные раны. И выбраться снова в шумную городскую жизнь, где я в конце-концов снова окажусь на единственной возможной для меня дороге — в эскорте. Без сильного мужчины я всё равно окажусь там, как бы не лелеяла мысль о новой жизни, в которой больше нет отвратительных пьяных рож, снявших меня клиентов и их омерзительных слов, которыми они то и дело подхлёстывали своё сексуальное возбуждение.