Тереза Вейр - Прохладная тень

Она не могла отвести глаз от склонившегося мужчины впереди нее.

Он был прекрасен.

Не то, чтобы она была сражена его привлекательным лицом. Смазливые парни никогда особенно не влекли ее. Они всегда были чересчур зациклены на собственных персонах. Это не просто красивая внешность, убеждала она себя. Это выходило за рамки физиологии. Было кое-что исходящее от него. Что-то, что он нес с собой. В себе.

Он казался таким близким.

А Мадди никогда не была ни с кем близка в своей жизни.

Она уставилась на листья в его волосах. Ее пальцы дернулись. Она начала поднимать их, останавливаясь, снова продолжая… Наконец, она подняла руку и коснулась блестящей, темной пряди волос.

Мягкие. Невероятно мягкие.

Она не могла поверить, что ведет себя так нагло, но их неожиданная встреча имела какой-то нереальный характер, вот почему ей было так легко дотрагиваться до него.

Он поднял голову. Его глаза пристально вгляделись в ее.

— У вас лист… - услышала она себя.

Она аккуратно высвободила лист и продемонстрировала его, чтобы у Эдди не сложилось неверное впечатление, что она просто искала причину коснуться его. Потом она потянулась за следующим.

— Вот. — произнесла она, наконец, закончив. Когда она вновь заглянула в его глаза, у нее перехватило дыхание.

Вокруг них все буквально наэлектризовалось. Между ними. Неужто только с ее стороны? Чувствует ли он то же самое?

Это безумно.

Это прекрасно.

Безумно прекрасно

В первый раз за все эти годы, он ощутила чувство принадлежности, ошеломляющую правоту. (вот криво так криво)

Она не знала, как долго сидела здесь, мечтая о нем, как идиот из деревни, когда ей стукнуло в голову, что он, вероятно, вежливо ждет, пока она уйдет.

— Мне нужно идти. — сказала она вставая на ноги.

Пес поднял голову, но вскоре снова уронил ее на лапы, со скучающим видом.

Она повернулась и пошла, чувствуя себя неуклюжей, оттого что он наблюдает за ней, размышляя, а наблюдает ли он вообще? В тот момент он спрыгнул с крыльца и пошел с ней в ногу.

— Что насчет дороги, которую вы искали? Возможно я смогу указать вам направление.

Энид.

Она совершенно забыла о своей сестре.

Она недоумевала зачем ввязалась в это дело с ее исчезновением. Какое ей до этого дело? Что же ответить сейчас более менее убедительное. Что не выставит ее полной дурой?

Он распахнул дверцу ее машины, прежде чем он сама смогла это сделать.

Она залезла внутрь, ее мысли в полном беспорядке.

Он закрыл дверцу. А затем, согнувшись в талии, он уперся руками в оконную раму и посмотрел на нее.

— Что за место вы пытаетесь отыскать?

Ей следовало признаться ему. Она должна была сказать ему правду.

Она старалась сложить слова в предложение, когда его прекрасные глаза переместились с ее лица на соседнее сидение.

Он нахмурился.

Его глаза утратили свое мягкое выражение.

Она проследила за направлением его взгляда.

На свободном сидении лежала карта, которую дала ей Эвелин. Место назначения было обведено красным маркером.

Он потянулся и схватил карту.

Он перевел взгляд с зажатой в кулаке карты на нее.

— Согласно этому — он потряс картой перед ней — вы ни в коей мере не потерялись. В сущности, вы, похоже, оказались как раз там, где намеревались оказаться.

Она выхватила карту из его рук, порвав ее.

— Ты ведь репортерша, да? — спросил он, подозрение сменилось уверенностью.

И тогда он засмеялся с оттенком самоуничижения.

— А Ты убедительна. — Он кивнул, соглашаясь с самим собой. — Ты чрезвычайно убедительна. И я идиот. Ты с такими широко открытыми глазами. Дрожащая. То милое прикосновение. Ты в самом деле меня завела.

— Я не репортерша. — Репортерша. Она никогда не была журналисткой. Возможно эта работа ей бы понравилась. — Я бы хотела ей быть. Вообще-то, я Hooker(проститутка слэнг. выраж. прим. пер).

Он поднял брови, не веря.

Откуда она это взяла? Ну, то как они называли друг друга. Хукеры? Почему не просто проститутка. Шлюха? Леди на вечер?

— Я никого не вызывал.

Он смотрел на нее, внимательно изучая.

— Ты не выглядишь, как шлюха. — сказал он все еще с подозрением.

— Я вроде как новичок в этом деле. И эй. Мы ведь не должны поголовно одеваться в короткие юбки, корсеты и подводить глаза. — она подняла руку. — я говорила тебе, что моя кожа белая из-за ночной работы.

— Кто рассказал тебе обо мне?

— Кто?

— Да. Ты говорила, что кто-то рассказал тебе обо мне.

— Ах. Да. Энид. Ее имя Энид.

Его лицо замкнулось. Его глаза, которые ей показались такими теплыми, сейчас стали жесткими. Лишенными чувств. Он выпрямился.

— Убирайся отсюда вон к чертовой матери.

Она была счастлива это сделать. Более чем счастлива.

Она видела, как он повернулся и пошел по направлению к дому, его ботинки издавали shushing (по звучанию этого слова можно понять что это за звук такой) звук в высокой траве. Пес потянулся на крыльце, его глаза неотрывно следили за хозяином. В небе, над домом, рассеивая темноту, висела полная, бледная луна.

— Я думаю Эдди Берлин может что-то знать об исчезновении моей сестры.

Мадди стояла перед — она проверила табличку с надписью — контора Офицера Гейбла.

Гэйбл выглядел на тридцать с небольшим. Он сидел в утомленной позе неудачливого продавца машин со скучающим выражением на лице. Один из тех, кто предпочел бы оказаться на поле для гольфа, вместо того, чтобы прозябать в офисе. Где угодно только не за стойкой около женщины, которая изводила его тем, до чего ему не было никакого дела.

— Берлин абсолютно безобидный.

Мадди подумала о почти гипнотической силе, которую он лениво излучал. Подумала о записках своей сестры. Об утверждениях Эвелин. О своей собственной реакции на него.

Безобидный это не то слово, которое она бы употребила для его описания. Притягательный, возможно, но никогда — безобидный.

Она была с ним всего несколько минут и не могла выбросить его из головы. Несколько раз она ловила себя на том, что фантазировала о его губах, прижимающихся к ее. О его руках…Его твердом теле.

Гэйбл мельком глянул на часы, затем поднялся на ноги. Стул шваркнул по полу.

— Послушайте, — сказал он, начиная проявлять признаки нетерпения. — мне нужно отвести дочь на запись к ортодонту. — Он поднял куртку со спинки стула и надел ее на себя. Я зарегистрирую ее как без вести пропавшую, но это все, что я могу сделать, до тех пор пока не появится какое-нибудь реальное подтвердение возможного преступления.

Он потер затылок, посмотрел на потолок, затем на Мадди.

— Возможно вы не знаете, или, возможно, знаете, но ваша сестра проститутка.

— И это имеет какое-то значение?

Он посмотрел на нее изучающее, будто прикидывая чем она зарабатывает на жизнь.

— Моя сестра — человек. Она заслуживает такого же внимания с вашей стороны, как и любой другой.

— Я не закрываю ее дело по той причине, что она проститутка. Я говорю о том, что стиль жизни вашей сестры не совсем традиционен. Она зрелая женщина. Она в состоянии сама отвечать за свои поступки. Она может уехать на месяц или шесть месяцев или на год, никого об этом не оповещая. Она же не учительница и не ведущий на шестом новостном канале. У проституток нет обязательств кроме как перед своими сутенерами. Они приходят и уходят.

Мадди понимала его. Они говорили об Энид. Об Энид, которая угнала ее машину. Об Энид, которую не беспокоят угрызения совести, у которой вообще ее нет.

Да, вероятно, Энид просто удрала из города. Встретила какого-нибудь состоятельного парня и отчалила с ним.

Но если нет?

Вот что Мадди хотела разузнать. Даже если ей придется начать расследование самой. Она не могла игнорировать чувство, что что-то действительно плохое могло произойти. И что Эдди Берлин мог каким-то образом быть связан с исчезновением ее сестры.

Гэйбл пошел к двери. Мадди последовала за ним почти бегом, чтобы не отставать.

— Вы можете, по крайней мере, поговорить с ним?

Гэйбл остановился.

— Хорошо. Я загляну к нему, когда представится возможность.

— Когда?

— Когда? Скоро.

— Насколько скоро?

Она не собиралась отступать, не собиралась дать ему уйти пока он не даст ей точного ответа.

Похоже, он осознал насколько решительно она была настроена.

— Три дня. Не позднее чем через три дня, окей?

Не окей, а точно через три дня.

— Да. Окей.

— Я ничего вам не обещаю. Эдди не слишком отзывчив к людям. Он просто хочет жить в одиночестве. Люди не понимают его. Они думают, что он странный. Их это пугает.

Он искоса посмотрел на нее, делая ударение на последних словах.

— У человека есть право на уединенность. То, что он хочет, чтобы его оставили в покое, еще не значит, что он в чем-то виновен.

Сидя за рабочим столом Энид с трубкой около уха, Мадди набирала первый по счету телефонный номер в записной книжке сестры.

Оказалось, что он принадлежал ее сутенеру.

— Она задолжала мне две штуки баксов. Я ссудил ее деньгами на покупку машины. Когда найдешь ее, освежи ей память.

Машина.

Энид не изменилась.

— Вы что-нибудь слышали о ней? — Спросила Мадди.

— Нет. Уже с месяц. Она у всех позанимала кучу денег. Я думаю она удрала из города. Мои девочки постоянно так делают. Порви с клиентом и не возвращайся.

Похоже ситуация начинала проясняться. Мадди просто позволила своему воображению возобладать над здравым смыслом. Но у нее никогда его не было в достаточном количестве. Здравого смысла, разумеется.