Маша улыбнулась своим мыслям. Но Альку, похоже, все еще что-то беспокоило.

— Маш, ты меня правда любишь?

Вопрос таил в себе провокацию. Причем глаза-то закрыты, пена от шампуня течет по носу. Не поймешь, к чему клонит, чертенок. Маша слепила из Алькиных кудрей острые короткие рожки.

— Ты прекрасно знаешь, что люблю! — с улыбкой сказала она и стала смывать шампунь теплой водой.

Жара в бане становилась плохо переносимой. А ведь надо еще мыть свои длинные волосы…

Собственно, теперь она вполне может обрезать косу. Ведь Борису все равно.

— А ты бы могла исполнить одно мое желание? Одно-разъединое, — пропела Алька, выползая из таза.

— Угу, — рассеянно отозвалась Маша, додумывая свою невеселую мысль о косе. Можно хоть наголо подстричься. Какое кому дело?

Она облила Альку прохладной водой.

— Дуй в предбанник и накинь полотенце. Алька повиновалась.

Маша выливала из таза мыльную пену, когда услышала:

— Приходи скорей, я пошла. Я наверху тебе свое желание скажу.

— Ну-ну.

От жары и усталости Маше не хотелось разговаривать.

Когда она расправилась с волосами и вымылась сама, сил, кажется, совсем не осталось.

Доползти до кровати и спать.

Она была уверена, что ее подопечная давно видит десятый сон, но ошиблась. Алька сидела на подоконнике и в бинокль смотрела на звезды.

— Хочешь посмотреть? — шепотом предложила она. В ее глазах отразилось впечатление от созерцания: она была потрясена. Маша не посмела отказаться.

Зрелище действительно было впечатляющим. Звезды, крупные, как яблоки, мерцали, казалось, у самого носа. Протяни руку — сорвешь любую.

Бинокль был явно не игрушка, настоящий, ночного видения. И стоил, наверное, не меньше велосипеда.

— Да, подруга… Если твое желание… что-нибудь типа бинокля — беру свои слова назад. Чур, я желания не исполняю. Я не фея.

Не снимая с головы полотенца, Маша с удовольствием растянулась на кровати и закрыла глаза. Нужно еще расчесать волосы, а то завтра на голове будет воронье гнездо…

— А вот и нет! — Она услышала, как Алька спрыгнула с подоконника и прошлепала к кровати. — Мое желание… его покупать не надо.

— Ну, тогда валяй, — зевнула Маша.

— Я хочу, чтобы ты поженилась с моим папой!

— Приехали… — Маша открыла глаза и повернулась. — Больше ничего придумать не успела?

— А что такого я сказала? Ты же сама говорила, что замуж выйти не против. Говорила?

— Да, но я не имела в виду…

— Но разве мой папа хуже Бориса? Он красивый, высокий, сильный… Щедрый!

От волнения девочка принялась кулаками мять подушку.

— Ну, я не знаю! — откровенно растерялась Маша. — На твоего папу я с таких позиций не смотрела.

— А ты посмотри, Машенька, пожалуйста! Ну что тебе стоит?

— Вот еще сваха нашлась! Как тебе в голову такое могло прийти, а, малявка? Что за мысли такие?

От возмущения Маша и спать-то расхотела. Это надо такое придумать! Она вспомнила жесткий взгляд Зверева там, под липами, и поежилась. Слышал бы он, что задумала его дочь! Поженить их! Ах ты, Боже мой… И как, интересно, с ней разговаривать на такую тему?!

— Ты только подумай, как было бы хорошо! — вдохновенно продолжала Алька. — Мы бы жили все втроем: ты, я и папа. А когда папа уплывал бы в море, мы с тобой с берега долго махали ему вслед. А когда…

— Перестань, — мягко оборвала ее девушка. — Не все желания сбываются, Профессор. Мне жаль тебя огорчать, но ты уже большая и должна понимать — чтобы жениться, нужна любовь. А если ее нет, то и взять ее негде.

— А откуда она появляется, любовь?

— Не знаю.

— Ну, так, может, она появится, давай подождем немножечко.

— Нет. Я не люблю иллюзий и не хочу тебя обманывать. Мы с твоим папой слишком… разные… Как бы тебе это растолковать? У нас ничего не получится.

— А разве тетя Инна и дядя Никита — похожие?

— Да, конечно, они тоже разные. Но…

— Ты говорила, что любишь меня! Что исполнишь мое желание!

Голос Альки дрожал.

Маша села на кровати и бессильно свесила руки. Только слез не хватало!

— Твои желания… слишком неординарные, — попробовала пошутить Маша.

— Раз ты любишь меня, почему не любишь моего папу? Даже не хочешь попробовать полюбить?! Вот уеду и никогда, никогда не приеду к тебе.

Алька разревелась, уткнувшись лицом в подушку, и продолжала причитать сквозь слезы:

— Ты говорила, что не бросишь меня, что мы никогда не расстанемся, а теперь? Выйдешь замуж, у тебя будут дети, а меня забудешь!

Маша выбралась из-под одеяла и подошла к рыдающей Альке. Села на краешек кровати, положила руку на острую, выпирающую лопатку.

— Алька, ты не права. Ну, послушай меня. Ну, нельзя так. Я действительно всегда буду любить тебя и, уж конечно, не забуду. Но есть вещи, которые нам не подвластны. Это человеческие чувства. Одного человека любишь, другого нет. Это не от нас зависит. Да и твой папа, уверяю тебя, не захочет жениться на мне.

— Захочет! — промычала из подушки Алька. — Мой папа все для меня сделает. А ты…

— Опять двадцать пять! Ну, допустим, он женится на мне, уступив твоему натиску. А потом встретит женщину, которую по-настоящему полюбит. Что тогда?

Алька не нашлась что ответить, поэтому только обиженно сопела в ответ.

— Вот то-то же. И давай не будем ссориться. Даже когда вы с папой уедете, ты будешь писать мне письма. Хорошо?

В ответ молчание.

— А в письмах — свои стихи. Договорились?

Молчание со стороны подушки Маша приняла за положительный ответ. Она еще некоторое время посидела с девочкой, потом взяла расческу и спустилась в сад.

Наревевшись, Алька быстро уснет. А вот Маше теперь бессонная ночь обеспечена. Хотя ходьба по вечерней росе босиком очень успокаивает, снимает напряжение. Попробовать, что ли?

Маша скинула шлепанцы и шагнула в траву. Где-то совсем близко протопал ежик, стуча коготками по дорожке. Теперь уже Машу не мучил вопрос, как могла Инночка Зотова променять Москву на эту глухомань.

Их девятиэтажная общага в Балашихе не знала и знать не могла того чистейшего воздуха, который царил в Лесном. По ночам здесь справляло именины блаженство запахов лета: аромат зеленых яблок и земляники был густо приправлен запахом хвои. Легкая нота дыма и свежескошенной травы украшала мелодию сада. И все же сладко-пряной доминантой в этой мелодии звучали пионы. Как одуряюще пахнут пионы звонкой июньской ночью! Как жаль, что время их цветения так быстротечно. Ни один садовый цветок не в силах соперничать с ними в красоте аромата. Инна посадила их вдоль дорожки, у самой мансарды, и теперь они щедро расточали вокруг свое шикарное благоухание.

Маша, осторожно ступая, прошла босиком по траве в глубь сада, под яблони, и принялась расчесывать волосы. Расчесывать такие длинные волосы после бани — удовольствие не самое большое. Впрочем, это дело привычки. Делишь кучу волос на одинаковые пряди — и вперед.

Из-под елки, как из шалаша, вылезла Шейла и, поскуливая, легла у Машиных ног. Лизнула голую пятку. Маша тихонько засмеялась.

— Повезло тебе, Шейла, с прической, а то бы мучилась, как я.

Шейла, услышав свое имя, подняла голову и что-то проворчала.

— Вот погоди, — продолжала Маша, — приедем мы с тобой в Москву, и я отрежу свою косищу напрочь. Не веришь?

— А вот это вы зря!

Маша застыла, как в детской игре «Замри». Голос раздался со стороны сеновала. Оттуда же приполз едва различимый запах сигаретного дыма. Маша откинула волосы и развернулась на голос. Огонек сигареты мерцал наверху, на уровне средних веток стоящей рядом груши.

Вероятно, Зверев сидел на перекладинах лестницы, ведущей на сеновал. Чудненько!

Маша почувствовала, как кровь толчками поступает к лицу и затопляет щеки.

И как давно он за ней наблюдает?

Слушает ее разговоры с собакой и посмеивается над ней?

— Извините, если напугал, — отнюдь не извиняющимся тоном добавил Зверев, и Маша услышала, как под ним заскрипела лестница — он спускался.

— Что за манера вырастать из-под земли? — раздраженно бросила Маша и шагнула к мансарде.

Теперь она злилась на себя — додумалась спуститься в сад в одной тоненькой ночной сорочке! Она сама себя поставила в неловкое» положение. Стоит теперь перед ним босиком, да еще почти голая!

— Точнее, сваливаюсь с неба, — поправил Зверев, приближаясь. — Да не убегайте вы, я вас не укушу. Мне нужно поговорить с вами.

— Совсем не расположена к разговорам в такой час и в таком виде.

— Да перестаньте. Вид как вид. За вашими волосами все равно ничего не разглядишь. С таким же успехом вы могли бы гулять по саду голышом.

— Я это учту, — пообещала девушка. — А разговаривать с вами при луне мне, честно говоря, не здорово хочется. Если это будет продолжением милой беседы под липами, то позвольте откланяться.

— Фу-ты ну-ты. Здесь, конечно, нет одуванчиков, это проверено. Но вы можете забросать меня зелеными яблоками, так что я рискую больше, согласитесь.

Маше показалось, что он улыбается в темноте. И наверняка на щеках вновь проявились эти две ямочки, как штрих с чужого портрета. Заблудившаяся черта с другого лица…

Значит, мы сегодня в хорошем настроении! Шутить изволим!

Маша уже не знала, хочет ли она испортить настроение своему врагу или что другое вынуждает ее уступить, но она осталась. Села на бордюр детской песочницы. Зверев последовал ее примеру и устроился напротив.

Шейла примостилась у хозяйки в ногах.

Некоторое время Зверев молча пристально смотрел на девушку. Маша уже решила, что сейчас он снова ляпнет какую-нибудь гадость, и приготовилась встать и уйти.

Но он потер подбородок и проговорил:

— Маша… Я хотел, чтобы вы рассказали мне о дочери.

— Что именно?

— Да все. Все, что вы знаете. Вы же соседка как-никак.

— С каких это пор вы стали доверять моему мнению? Я же авантюристка! Искательница приключений. Забыли уже?