В поле зрения попался только утюг.

— Что вам от меня нужно?! Вы что, собираетесь держать меня здесь под домашним арестом? Как в детективе — до прихода полиции?

— Возможно. Послушайте, Маша… своим поведением вы только подтверждаете мои предположения. Ведь вы бежите! Вы струсили! Авантюра не удалась, значит, пора сматывать удочки. Некрасиво…

— Ну нет… — Маша еще раз огляделась. — Еще одно замечание, и в вас полетит утюг! Вы меня достали! Вероятно, вы сами большой негодяй, раз считаете всех вокруг авантюристами и мошенниками.

— Как бы то ни было — вы отсюда не уедете.

— Уеду.

Зверев усмехнулся. Подошел к кровати дочери, повертел тигренка в руках.

— Судя по вашим словам, вы души не чаете в моей дочери. Так почему же вы так легко бросаете ее? Потому что какой-то злой чужой дядька назвал вас авантюристкой? Быстро же кончились ваши нежные чувства к ребенку. Нечего сказать.

Маша перестала собираться и развернулась к Звереву всем корпусом. У нее перехватило дыхание. Она не знала, что сказать!

— Сейчас вы — законный опекун девочки, — продолжал Денис, рассматривая рисунки своей дочери, — вы отвечаете за нее, пока я не оформлю все документы, не улажу формальности. И оставить ее сейчас вы не имеете никакого права.

Он посадил тигренка на подоконник и посмотрел в окно. Маша сверлила взглядом ненавистную спину своего врага.

— Вы шантажируете меня! — осенило ее. — Да вы просто моральный садист! Ничего у вас не выйдет! У меня очень развито чувство собственного достоинства, и я не намерена ежедневно выслушивать потоки гнусной клеветы, что вы так щедро на меня выливаете!

— Вы всегда говорите с таким пафосом? — Зверев оседлал табуретку и с интересом уставился на девушку.

Похоже, запал ярости прошел и теперь он развлекался.

Маша не удостоила ответом последний вопрос.

— Вы должны быть снисходительны ко мне, Маша. Я ведь вас совсем не знаю, а потому — исхожу из фактов…

Маша молчала. Ей не хотелось спорить с этим моральным вампиром. Пусть выговорится и уйдет. Зверев, не услышав возражений, продолжил:

— Наблюдая сейчас вашу импульсивность, я начинаю допускать — ну, — на один процент из ста, — что вы позаботились о девочке из лучших побуждений…

— Неужели?

— На один процент.

— Ах да! Я и забыла! Как это великодушно с вашей стороны.

Маша забралась на подоконник и толкнула створку окна. В комнату сразу ворвался птичий гомон, елка положила на подоконник свою мохнатую лапу.

— Так вот, — заключил Зверев, наблюдая, как Маша возится у окна, — если вы удочерили девочку бескорыстно, то не можете бросить ее из-за своих амбиций. Ведь не она вас выбирала, правда?

Маша внимательно посмотрела на Дениса. Его что, отрезвили ее обвинения? Или он в самом деле маньяк и ему доставляет удовольствие издеваться над людьми?

Чего он хочет от нее?

Она так и спросила, глядя ему прямо в глаза, машинально отметив, что глаза у него, как и у Альки, серые:

— Что вы. От меня. Хотите?

— Хочу, чтобы вы помогли мне. — Зверев оставил табуретку и пошел к открытому окну.

Он посмотрел в сад, окинул взглядом елку.

— Я?

— Ну а кто же? Я не видел дочь пять лет. Я фактически не знаю ее. Хотя в глубине души я чувствую, я уверен, что мы подружимся. Но… нужно время. Я боюсь навредить ей. Думаю, будет не очень хорошо, если я сразу вот так оторву ее от всего привычного. Я не знаю тонкостей ваших отношений с моей дочерью, но вполне допускаю, что она к вам по-своему привязана. Будет лишним наносить ей еще одну рану.

— Как вы заговорили! «По-своему привязана»! Не вы ли полчаса назад кричали, что я дрессирую ее?

Денис протянул руку и дотронулся до ее холодных пальцев. Она тотчас отдернула руку. Он улыбнулся краешком рта.

— Ну, вы тоже наговорили мне… много, — напомнил он. — Это говорит только о том, что все мы люди. Давайте заключим перемирие. Я не буду ни в чем обвинять вас, а вы меня — на время.

— И вы поверите авантюристке?

— Вы злопамятны, Маша…

— А вы что же, прощаете все обиды? Денис отрицательно покачал головой:

— Не прощаю… Возможно, я погорячился в отношении вас. Время покажет. Вы собирались провести здесь все лето?

— Да, но я не рассчитывала…

— На мое общество? Я не буду вам докучать. Я буду общаться с дочерью. И пока мы будем привыкать друг к другу, у меня могут возникнуть вопросы, ответить на которые сможете только вы. О расходах не беспокойтесь. Я все возмещу.

— Да пошли вы! — огрызнулась Маша. — Если я и останусь, то не из-за вас и не из-за ваших паршивых денег. Я люблю Альку, она мне как родная. И мне больно отдавать ее… такому папаше.

На колкость Зверев не отреагировал.

— Ну вот и славно. Думаю, что все обойдется без недоразумений.

Вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь.

Маша спрыгнула с подоконника и улеглась на кровать. Что же выходит, она теперь пленница? Нет, конечно, если она задумает уйти, она уйдет. И этот… папаша ее не остановит. Что он сделает? Насильно запрет ее в мансарде? Будет караулить день и ночь? Глупо. Они здесь не одни. Зотовы не позволят так над ней издеваться. Самое неприятное, что в главном он прав. Она не может уехать вот так, бросив Альку на чужого дядю.

Нет, в том, что Зверев ее настоящий отец, Маша уже не сомневалась. Внешне они похожи ровно настолько, насколько восьмилетняя девочка может походить на тридцатилетнего мужчину.

Но вот какой он отец? Каково будет с ним такому незаурядному ребенку, как Алька? Если она, Мария Сивцова, может хоть как-то смягчить этот процесс привыкания, она обязана остаться.

А если это действительно тот типчик, к которому и на пушечный выстрел детей нельзя подпускать? Ведь слухи на пустом месте не рождаются…

Тогда ей придется бороться. Да, конечно, он — законный отец. Но ведь и законных родителей лишают прав на ребенка, если они плохие родители.

Перспектива таскаться по судам не придала Маше бодрости.

Она услышала шаги внизу, в бане, и закрыла глаза. Пусть думают, что она спит.

— Марусь, обедать собираешься? — Инна осторожно прикрыла за собой дверь и остановилась на пороге.

Маша открыла глаза. Инна держала в руках тарелку с дымящимися макаронами, поверх которых лежала посыпанная зеленью ножка курицы.

— Проходи, — улыбнулась Маша, — чего стоишь как неродная? — Маша вспомнила, что не ела со вчерашнего обеда. — Если бы не ты, Инночка, я бы еще долго не вспомнила о еде.

— Ты очень расстроилась? — Инна поставила тарелку на стол и села на табуретку.

Маша поднялась и села напротив подруги. Ее удрученный вид говорил сам за себя.

— Зря, — возразила Инна. — Он так счастлив, что нашел ее. И ты должна быть рада. Ведь они родные.

Маша кивнула и принялась за еду. Трудно все это объяснить Инне Зотовой. Инночка такой человек… Она смотрит на мир через волшебные розовые очки, поэтому видит все совершенно иначе. Любит то, что Маше в голову не пришло бы полюбить. В людях видит только хорошее. Как в другом измерении живет.

— А мне он понравился. — Инна смотрела мимо Маши, в сад за окном и не обратила внимания на тот полный недоумения взгляд, который ей послала подруга. — Мужественное лицо, решительность во всем. Знаешь, обходительный такой, вежливый. Обещал Никите на сенокосе помочь.

Маша кивнула, пережевывая курицу. Правильно. Пусть вкалывает. Поменьше перед глазами будет маячить.

— Он так интересно рассказывает, — продолжала Инна. — Утром за завтраком рассказывал про Индию. Мы заслушались.

Маша отложила вилку и уставилась на подругу.

— Про Индию? Что он там делал, в Индии?

— Ну… Он моряк. Ты что, не знаешь? О чем же вы так долго разговаривали?

Инна не знала, куда деть свое удивление. Маша пожала плечами:

— О» чем, о чем. Да ни о чем. Я по крайней мере до сих пор ничего о нем не знаю. Зато он обо мне сведений насобирал! — Она провела ребром ладони по шее. — И про Бориса, и про Влада, и про Алькино исчезновение, только все шиворот-навыворот. Он считает, что я хотела деньги делать на Алькином творчестве. Можно себе такое представить?

Инна недоверчиво покачала головой:

— Ему наболтали, он и поверил. Его можно понять, он ведь ее пять лет искал…

Инна пыталась найти Звереву оправдание, потому что интуитивно чувствовала доверие к нему. В то же самое время ей хотелось поддержать подругу, ведь та искренне болеет за судьбу девочки.

— Я не доверяю ему, — призналась Маша. — Или он уголовник, или алкоголик. У нас в подъезде считали, что именно первый муж пристрастил Наташу к спиртному. Ты бы видела ее… Красавица! А сбежала от этого Зверева и даже фамилию ребенку сменила, чтобы он найти не мог. Представляешь?

— Бедная девочка. С матерью не повезло, а теперь если и отец такой…

— Вот именно! — Маша отодвинула тарелку. — Не могу отдать ему Альку, не проверив все досконально. Но как?

Некоторое время подруги молчали. Слышно было, как муха жужжит и бьется о стекло.

Наконец по лицу Инночки скользнула лукавая улыбка:

— Устроим ему проверку!

— Это как? — Маша с недоумением покосилась на подругу. Уж больно у той видок был веселенький.

Вот ей, Маше, как раз не до смеха, а той развлечение!

— А мы его напоим!

— Не поняла.

— Да ну тебя. Что же здесь непонятного? Нас с сестрой мама учила: прежде чем вступить с парнем в серьезные отношения, надо его напоить в компании. Тут-то его в полной красе и увидишь. Если он пьяный — дурак, то и в жизни такой будет. Пьяный не может притворяться.

Маша ничего не могла возразить против мудрости Инночкиной матери.

— Если он буйный, то буйство свое покажет обязательно. Если алкоголик, то мгновенно запьянеет. Поняла?

Маша подвинула стул ближе к Инне и взглянула в окно.

— Да, но как мы все это устроим? Нужен повод. День рождения или праздник какой-нибудь.

Инна расхохоталась: