Когда я снова появилась на террасе в черном итальянском кружеве, Данила стоял, опираясь на перила, с рыжей кошкой в руках. Мужская рука так небрежно и ласково гладила короткую шерсть зверька, что мне немедленно захотелось стать кошкой и нежиться в объятьях Беркута… Пришлось даже потрясти головой, чтобы избавиться от наваждения, и весело улыбнуться:

— Что ж, счастье, что у тебя есть подходящий для женщины гардероб! Я спасена.

— Тебе идет, — Данила оглядел меня с ног до головы и спустил кошку на стол. — Готова для прогулки перед ужином?

— Вполне.

Черт, нет, я не готова! На что еще он вздумал меня посадить? На слона?

Глава 4. Падение в пропасть продолжается

Гараж в этом шикарном поместье был на отшибе. Мы чинно прошли по дорожке, выложенной миленькой плиткой разной формы, но идеально подогнанной по швам, до небольшого домика с поднятыми воротами. На бетонной парковке перед ним стояло чудо-юдо. Форменное чудо-юдо-рыба-кит! Кремово-белая, с дутыми крыльями, с круглыми фарами, с откинутым верхом и лобовым стеклом, отделанным хромом… Машина! Или игрушка?

Я оглянулась на Данилу и спросила:

— Это ездит?

— Еще как!

— Что это?

— Золотце, это Мерседес!

— Скажи мне, он видел динозавров?

Со смехом Данила распахнул дверцу, хотя я думала, что он заскочит внутрь, как в американских фильмах. Ключ торчал в зажигании, и Беркут завел машину с пол-оборота, потом обошел капот и открыл дверцу для меня:

— Прошу, нас ждут дороги Лисьего Носа!

— Данила… Между прочим, я жить хочу! У меня еще детей нет, и не влюблялась я никогда!

— На что это ты намекаешь?! — деланно оскорбился он. — Я прекрасно вожу!

— А почему у тебя водитель тогда?

— А потому что я гоняю, — усмехнулся Данила, подталкивая меня к машине. — Давай, не думай!

Я покачала головой, с сомнением оглядывая машину. Нет, как это не думать? У меня на жизнь большие планы! И уж точно в них не входит помереть в аварии на вот этом вот чуде!

— Послушай меня. Это коллекционный автомобиль, ему больше полувека. Я не собираюсь разгонять его до максимальной скорости! Мы потащимся на пятидесяти километрах в час по живописным проселочным дорогам, насладимся закатом, а потом вернемся домой и будем есть лазанью с лососем!

— Обещаешь? — совсем доверчиво, как маленькая девочка, уточнила я и села на офигенное сиденье из красной кожи. — Боже, такое неудобное…

Провела рукой по кожаной, красной же обивке дверцы, а Данила закрыл ту с легким хлопком:

— Это время такое было неудобное. Зато тут нет ремней.

Устроившись рядом со мной, он взялся руками за руль:

— Посмотри же, какие детали! Посмотри, какая торпеда!

— Хм-хм, — неопределенно оценила я. — Слушай, а у тебя сколько машин вообще?

Данила нажал на педаль, и маленький пузатенький Мерседес с рычанием большого крутого зверя покатил по дорожке к воротам в ограде. Меня прижало к спинке сидения, и я ухватилась за ручку, ахнув:

— Ничего себе — потащились!

— Ой, чуть-чуть газу дал, — фыркнул Данила. — Спокойствие. Дыши, расслабься и наслаждайся видом!

— Ты намеренно игнорируешь мои вопросы, да?

— Я обдумываю, что лучше сказать. Машин вообще? Допустим, семь. Из них шесть коллекционных.

Я даже рот раскрыла. Шесть вот таких раздолбаек? Только один вопрос: зачем?! Ездить на них неудобно, запчасти, небось, стоят не одну почку, да и ремонтировать где? Впрочем, мне никогда не понять богачей. Они пивные кружки со всех стран коллекционируют, выбрасывают бабло на спасение галапагосских черепах, создают собственные партии, а то и религии… Этот еще безобидный, всего лишь собирает развалюхи. И лошадей. И бог знает что еще, но, надеюсь, мне не придется оценить всю тяжесть ситуации. Или сбегу, или заарканю, а там денежки и фьюить!

— Ну как? — перекрикивая шум мотора, спросил Данила. Я подняла большой палец вверх, ставя лайк. Соврала, ну да ладно. Разом больше, разом меньше, все равно в аду гореть.

— А куда мы едем?

— На пляж, Ева!

— А у меня купальника нет, — ляпнула. Данила рассмеялся:

— Я бы тебе не позволил купаться в заливе! А то потом вдруг неожиданно вырастет третья рука где-нибудь в низу спины!

— О, я знаю, это называется хвост! — фыркнула с издевкой. — Как у обезьянок!

— Вот-вот. Не хочу, чтобы ты стала обезьянкой.

Он бросил рычаг передач и обнял меня, потянулся, чтобы поцеловать. Я взвизгнула:

— На дорогу смотри!

Данила откинулся со смехом и больше не предпринимал никаких попыток снять руки с руля. А я пыталась отдышаться. Последний раз, когда мой обожэ выкинул такой финт, пришлось зашивать голову и волосы наращивать за левым ухом…

Хоть я и сомневалась до последнего, смешная машинка все-таки довезла нас до тупика. По обе стороны за заборчиками торчали старые дачи с острыми крышами, утопающие в зарослях кустов. А впереди шумел залив. Данила заглушил мотор и повернулся ко мне:

— Теперь-то можно?

— Можно что? — не поняла я, и тут меня поцеловали.

Нет, у этого сумасшедшего Беркута все не как у людей, ей-богу! Губы жесткие, властные, они завладели моим ртом так, будто ждали этого долгие годы. Руки обняли за плечи, даже не попытавшись скользнуть к груди или еще куда. А я приклеилась к кожаному сидению, плавясь от напора и жара, которым меня наградили. И запаниковала.

Возбуждение окатило, как из ведра, мгновенно, как будто мы с Данилой оказались в пузыре из эмоций, отделенные от всего остального мира, только вдвоем, хоть и на улице под взглядами жителей поселка. Но для меня все и все исчезли, остался только Беркут и его голубые глаза, ставшие тепло-зелеными от страсти.

Мама, мамочка, держите меня, нет! Я не хочу, не могу, не должна ничего ощущать! Только холодный расчет, только дело, только бабки! Ничего нет важнее обобрать очередного сорящего деньгами миллионера! И никаких личных эмоций! Никаких!

— Девочка, что же ты такая зажатая? — пробормотал Данила, оторвавшись от моих губ. — Я так хочу тебя, хочу безумно!

— Но не здесь же! — простонала я, выворачиваясь. — Ты хотел показать мне закат!

— Да подождет закат…

— Вот как раз закат ждать не будет! — мне удалось наконец выскользнуть из его жарких объятий и открыть дверцу. — И лазанья холодная не такая вкусная, как горячая!

— Чревоугодие — грех, — пробормотал Данила, старательно пряча бугор между ног.

— Похоть тоже, — хлопнув дверцей, я вышла из машины и потянулась. Какой свежий воздух! Надо было раньше приезжать в Питер. Здесь пахнет морем, как дома… Здесь состоится последний акт моей мести, моего лечения, моего выздоровления. А потом — заграница, отдых, забытье.

Данила приблизился сзади и обнял легонько:

— Ты кокетка, Ева. Ускользающая волна… Ветер между пальцами…

— А ты поэт, Данила Беркутов, — усмехнулась, откидывая голову на его плечо. — Пойдем на пляж?

Он взял меня за руку и повел через кусты по тропинке.

Пляж оказался гораздо хуже, чем я могла себе представить. Песок с камнями, водорослями, какими-то ракушками. Трава. Надеюсь, что не морская. Шпильки сразу же увязли, и я стащила их, боясь заляпать. Но меня подхватили за спину, поддержали, задали вопрос:

— Хочешь походить по воде?

— А как же третья рука?

— Да я пошутил. Не так тут и грязно… Не Бали, конечно, но и не Чернобыль.

— Насколько я помню географию, в Чернобыле нет моря! — фыркнула я, зарывая пальцы в холодный песок. Такое ощущение, что вернулась в детство… На Амуре холодный песок… Как было хорошо, как спокойно и счастливо, когда мне было семь лет!

— Ева, — дохнул мне в ухо Данила. — Смотри.

Я посмотрела. Солнце проблескивало сквозь воздушную пелену облаков, спустившихся почти к самому морю. Небо, голубое над головой, рыжело, желтело, краснело, приближаясь к облакам. Лучи, как щупальца, выбивались из серой ваты, словно инопланетяне хотели достать до воды, до земли, до нас. Вот сейчас, вот сейчас выплывут на огромной тарелке из-за туч…

— Красиво… — оценила я. — И страшно.

— Почему страшно?

Его руки сомкнулись на моем животе, его тело согрело сзади, как будто меня обволокли теплым коконом спокойствия. Откинувшись на его плечо, я следила за солнцем, собираясь проследить его путь до горизонта, и всей кожей чувствовала электрическое напряжение между мной и Данилой. Оно мне нравилось, с одной стороны. А с другой — было неприятно, что какое-то сексуальное влечение, появившееся непонятно откуда, могло разрушить давние, твердо выношенные и четкие планы. Я же могу противостоять? Могу. Я могу идти до конца? Могу. Так чего я смущаюсь, как девственница, и едва дышу?

— Так почему страшно-то?

— А вдруг там летающая тарелка?

— Ты веришь в летающие тарелки? — ужаснулся Данила, развернув меня лицом к себе. Он взял мои щеки в ладони и пристально вгляделся в глаза: — Нет, серьезно? Веришь?

— Не верю, — пролепетала, чувствуя, как таю и млею. — Я пошутила.

— Уф-ф-ф, — выдохнул он, отпустив меня. — Девочка, я испугался!

— Прямо так и испугался сразу!

— Да-а-а, просто вспомнил одну свою знакомую, с которой встречался одно время. Она двинулась на этой почве и на полном серьезе рассуждала про рептилоидов.

— Ой как интересно, — протянула я, снова поворачиваясь к заливу. — И что там с рептилоидами?

— Они захватили Землю, сидят в правительствах всех стран и дергают за ниточки! О, и еще сосут кровь младенцев! А людей периодически на опыты забирают.

— Кошма-ар.

— И не говори. Три недели не мог от нее отделаться… — пробормотал Данила. — Все. Очарование заката для меня потеряно навсегда. Поехали обратно.