Вскрикнув, я передвинула указательный палец с клитора ко входу, изогнув его между губок; комнату по громкой связи заполнило его тяжёлое дыхание, ещё больше меня возбуждая.

Когда я проникла внутрь и стала двигать пальцем, он прохрипел:

— Я тебя проучу.

Звонок оборвался.

Спустя пару секунд я услышала внизу его шаги, которые теперь звучали на лестнице. И впервые вдруг поняла…

Что должна бы испугаться.

Глава 32

Я убрала пальцы и обернулась. Приподнявшись на локтях, я смотрела, как он стоял на пороге, занимая собой весь дверной проём.

Выражение его лица заставило меня ахнуть. Неулыбчивые губы. Сексуальный голод в глазах.

Когда в брюках дёрнулась его выпирающая эрекция, капелькой смазки намочив ткань, я не смогла сдержать стон.

Он… словно был в смятении. Так же, как в тот раз, когда он наблюдал за мной в ванной. Он будто хотел съесть меня целиком, кусочек за кусочком.

С грацией хищника он направился к кровати, на ходу расстёгивая ремень — никогда ещё в его движениях я не видела такой угрозы.

Я замерла, когда он потянулся ко мне.

Обхватив мои бёдра, он уложил меня плашмя на живот, одновременно стянув свои брюки до колен. Он пронзил меня, словно зверь, одним резким грубым движением.

Я уже кончала, и его члену пришлось протискиваться сквозь мои сокращающиеся стенки, своим вторжением лишь усиливая разрядку.

— О, Боже!

- Тебе это было нужно? — Стиснув плечи, он дёрнул меня назад к себе, резко качнув бёдрами, загоняя член так глубоко, как никогда прежде.

Мой вскрик был заглушен его триумфальным рёвом, когда он начал меня трахать.

Его животная энергия пробуждала мою собственную, требуя нового оргазма, поддерживая и ещё больше разжигая внутренний огонь. Где-то глубоко во мне закипало какое-то новое, незнакомое чувство, пока мои когти вонзались в его бёдра, понукая к большему.

В этой позе все мои органы чувств были перегружены. Шлёпающий звук наших тел. Резкое подпрыгивание груди. То, как с каждым движением бёдер его мошонка билась о мой влажный клитор.

Он прорычал:

— Это… - толчок — …для тебя… — мощный толчок — …достаточно грубо? — отчаянный толчок.

В этот последний момент я клацнула зубами, не удержавшись на прямых руках. Я уткнулась лицом в кровать, задрав попку, способная лишь принимать его беспощадный натиск.

Мысль о том, как он, словно игрушку, станет использовать моё безвольное тело, приблизила новый оргазм, вскипающий внутри.

Я непрерывно повторяла его имя, слегка страшась надвигающейся разрядки. Давление нарастало и нарастало… Я вновь удивилась, где же этому предел?

— Ты этого хотела? Жёсткой ебли? — проронил он, вгоняя в меня член. — Ну, покажи, как тебе это нравится! Снова кончи, зверёк… на моём разбухшем члене.

Он приказал — я подчинилась.

Моя киска сжалась вокруг его толщины, спазмы охватили каждую мышцу. Когда плотину прорвало, и мой разум осознал мощь прилива, я издала дикий крик.

Я кричала и кричала. До тех пор, пока к моим крикам не присоединилось его рычание. Его жар затопил меня, его бёдра шлёпнули мою попку в финальном рывке.

Головокружение. Вспомнить, как дышать. Счастливо собрать себя по кусочкам.

Он рухнул сверху, бормоча моё имя, зарываясь носом в волосы. Его губы целовали мой затылок, сдувая выступившую там испарину.

Но потом он вдруг напрягся, словно пробудившись ото сна. С проклятием выйдя из меня, он слез с кровати. Мало-помалу я приподнялась, чтобы сесть.

— Я не этого хотел. — Он натянул штаны.

Севастьян вёл себя так, словно мы сделали что-то плохое — тогда как на самом деле это было восхитительно, идеально и бесподобно.

Он выставил в мою сторону палец в обвиняющем жесте.

— Ты давишь и давишь. И не знаешь, на что меня провоцируешь.

Я откинула волосы со лба:

— Но я хочу узнать!

Когда он ничего не ответил, я встала, чтобы набросить халат. Пора взять быка за рога. Затягивая пояс, я сказала:

— Севастьян, так дальше не может продолжаться.

— О чем ты говоришь?

— Меня не устраивают ни наши отношения, ни наш секс…

— Ты шутишь? Я заставляю тебя кричать от оргазма. Тебе этого мало?

— Мне надо изучить то, что ты показал мне тогда. В самолёте ты сказал, что я не должна быть такой, но я именно такая.

Он замер.

— Ты не знаешь, кто ты на самом деле. Тебе двадцать четыре, и раньше у тебя никогда не было любовников.

— Именно ты сказал, что мне это нравится, и я в этом нуждаюсь. Ты был прав! Я живая женщина с горячей кровью — а не фарфоровая кукла. Так почему ты со мной — другой?

— Ты под моей защитой. Ты — моя. — Просто ответил он.

— Пожалуйста, скажи, что это не ситуация типа "богиня или блядь", когда ты либо возводишь меня на пьедестал, либо считаешь шлюхой.

Он пожал плечами. Не отрицает. Ох, блин. Я сжала руками виски. Нет-нет-нет, он не может так думать. Потому что я знала, что такие убеждения — не лечатся. Не так, как сломанные часы. Ни с помощью моей милой любви. Ни со всей магией моей вагины. Ни надвигающимся океаном слёз.

— Слушай, никто из нас не получает того, ради чего пошли на сделку. Может, стоит подумать о том, не сделать ли нам перерыв друг от друга?

Он резко обернулся. Выражение его лица заставило меня сделать шаг назад.

— Ты принадлежишь мне. Никаких перерывов. — Одним движением он смахнул с туалетного столика всю косметику и безделушки.

Я уже была готова кинуться в комнату-убежище, но потом вспомнила, что, несмотря на все недостатки, этот мужчина никогда не сделает мне больно. Не обращая внимания на его стиснутые кулаки, я воскликнула:

— Тогда помоги мне!

Он, словно задыхаясь, схватился за горло.

— Эта жажда во мне — словно воющий зверь. Мне нужно делать это с тобой. Контролировать, приказывать, наказывать. Чтобы свести тебя с ума. — Пальцы вонзились в волосы. — Раньше я баловался этим, но никогда не чувствовал, что не смогу без этого жить.

Но сейчас, с тобой…

— Что сейчас?

— Будто внутри меня сидит болезнь, с которой я борюсь и борюсь, но знаю, что никогда не смогу выздороветь. — С каждым словом его голос звенел всё громче. — А теперь и ты меня вынуждаешь? — заорал он. — Ты меня просто без ножа режешь!

Я проорала в ответ:

— Перестань сопротивляться! — Шагнув к нему, я обхватила его лицо. Встав на цыпочки, встретилась с ним взглядом. — Я здесь, Севастьян. Я готова, я хочу этого. Ты мне нужен. — Я влюбляюсь.

Почему-то последнюю фразу вслух я не произнесла. Может, не ждала, что он ответит взаимностью. Он говорил об обладании, контроле и владении мной. Говорил об одержимости. Но ни разу — о любви.

— Зачем сопротивляться тому, что нужно нам обоим?

С пугающей нежностью он отстранил мои руки, потом подошёл к столу в убежище.

Из ящичка с двойным дном, о котором я раньше не подозревала, он достал конверт. Вернувшись ко мне, он сунул мне его в руки.

— Не ты одна получила письмо.

Сгорая от любопытства, я открыла конверт. Мой отец и ему оставил прощальное письмо? Лист бумаги был измят. Сколько раз Севастьян его перечитывал? И захочет ли он прочесть и моё письмо, по-прежнему спрятанное в чемодане?

Я читала строчки, а мои глаза округлялись:

Она драгоценна, Алексей, обращайся с ней, как с сокровищем, а самое главное — уважай… Жизнь моей Натали теперь в твоих руках… Хрупкую девушку вырвали из привычной и спокойной жизни, насильно втолкнув в наш опасный мир. Нет ничего важнее её счастья и защиты…

О, Господи Боже. Мне всё стало ясно, и я взглянула на Севастьяна.

— Поэтому ты нас отвергаешь?

Его спаситель, человек, которого, как ему казалось, он подвёл, наставник, годами указывающий ему правильный путь — оставил своему преданному солдату последние инструкции.

— Севастьян, я уважаю волю Пахана. Правда. Но к тому, что происходит между нами, это письмо не имеет никакого отношения. — Я протянула ему листок.

Он стиснул его дрожащей рукой.

— Как ты можешь так говорить.

— Мы должны сами выбрать свой путь.

— Это письмо напомнило мне о том, кто ты. А потом, сразу после того, как я впервые его прочёл, я увидел твои синяки. Я тогда ведь даже не собирался тебя наказывать, не так, как представлял в своих извращённых фантазиях.

— Севастьян, погоди…

— Он был твоим отцом. Он был… моим отцом. Он ждал, что с тобой я буду обращаться, как с сокровищем. Он не знал об этой части моей жизни. Скрывать это дорогого стоило. Узнай он об этом, он бы никогда меня к тебе не подпустил.

— Ты ведёшь себя так, словно такой стиль жизни — порочный и грязный. Словно этим занимаются только больные. — Он приподнял брови: Базара нет!

— Необязательно быть больным, чтобы любить что-то погорячее. Посмотри на меня. Моё воспитание было самым что ни на есть идиллическим, но перестать думать об этом с тобой я не могу. — Я видела, что он непоколебим. — Тебе сказали сделать меня счастливой. Так вот сейчас я крайне далека от этого.

Казалось, он едва не поморщился.

— Видимо, это означает, что я должен преуспеть, по крайней мере, в вопросах твоей защиты. Не хочу, чтобы моё прошлое на тебя влияло.

— Влияло? Потому что я вся такая приличная? Жаль разочаровывать тебя, но в эту сторону я давно склонялась. Неужели ты думаешь, что заказывая по интернету свой "арсенал" я не рассматривала на этих сайтах и другие страницы — с плетёной чёрной кожей и блестящими серебряными цепями? Мне и тогда было любопытно.