— Ты уходишь от ответа.

— Ну, ладно. Ты не хочешь, чтобы я тебя баловал?

— В определённой степени. Но не постоянно. — Я поджала губы. — Это сложно объяснить. Я хочу, чтобы ты вёл себя так, как в первые три раза, когда мы были вместе. Я хочу, чтобы ты был самим собой.

— Что если настоящий я — такой, как сейчас?

— Я в это не верю, особенно теперь.

— Любовники фантазируют и говорят о том, что никогда не произойдёт наяву.

Чёрт, он ускользал.

— Зачем фантазировать, когда мы можем это осуществить?

Он пристально на меня посмотрел.

— Я никогда не сделаю тебе больно. А теперь сменим тему.

Меня накрыло волной разочарования — но потом я поняла, что он только что предоставил мне доступ.

— Новой темой будешь ты.

Он вздохнул.

— Я уже говорил, что мне сложно говорить о себе.

— Может быть потому, что ты никогда этого не делал. Я хочу тебя узнать, Севастьян. Так же, как и ты хочешь узнать меня. Разве я многого прошу, учитывая обстоятельства?

Он сглотнул. Этот человек кинулся под пули ради спасения моей жизни. Он бросился на Глеба и обеспечил наш побег. И при всём при этом его пугала перспектива мне открыться?

Как заставить его понять, что я не стану его осуждать, не убегу прочь, роняя тапки?

— Я — девушка широких взглядов, если ты не заметил. И мне бы хотелось, чтобы ты со мной поговорил, доверился бы мне.

— Зачем?

— Потому что у нас отношения. Их фундамент будет лишь упрочняться с каждым общим секретом. Давай начнём с безобидных вопросов. Если не захочешь отвечать, всегда можешь сказать "пас".

— Спрашивай, — мрачно согласился он.

— Какой у тебя любимый цвет?

— Раньше был синий. — Он намотал на палец мой локон. — Теперь — рыжий.

— Что ты любишь читать?

Не сводя глаз с намотанного локона, он ответил:

— Исторические материалы. Про женщин и межполовые отношения.

Умно.

— Ты сидел в тюрьме?

— Дважды. Оба раза короткое время. Пахан достаточно быстро меня вытаскивал. — На его лице мелькнула тень утраты.

Я заставила себя продолжать.

— Эти татуировки на коленях… ты сам вор в законе? — Он отпустил мой локон.

— Да. — Без объяснений.

— Теперь ты глава синдиката Пахана?

— Зависит от… У меня недостаточно информации, чтобы ответить на этот вопрос. — Он вновь начал закрываться.

— У тебя есть братья или сёстры?

— Нет.

— Другие оставшиеся в живых члены семьи? — спросила я.

— Нет.

— Какими были твои родители?

— Пас.

— Хоть о чём-то из прошлого ты можешь мне рассказать? Слушай, меня не интересует то, что ты делал по работе, но мне хочется узнать о твоём детстве.

— Почему это для тебя так важно?

— Я историк, Севастьян — и хочу узнать твою историю. — Я перешла к другому вопросу. — Когда ты узнал о своих особенных интересах?

Он снова пожал плечами.

— К нам это не относится.

— Не говори так, — пробормотала я. — Ты открыл для меня новый мир… — при этих словах он, почему-то, поморщился, — …и я жажду узнать много нового. Я не могу отменить произошедшее, Севастьян.

— Поскольку ты будешь только со мной, тебе придётся.

Его стены сдвигались.

— Не отгораживайся от меня.

С невыразимой нежностью он приподнял пальцем мой подбородок:

— Я не могу отгородиться, если ещё ни разу не открылся.

Когда он встал, чтобы одеться, я поняла горькую правду: для Севастьяна открыть душу другому было равносильно восхождению на эшафот.

А это значило, что я влюблялась в человека, который никогда не будет эмоционально мне близок.

Угол, познакомься с Натали.

Глава 31

Давление.

Начиная с Берёзки, я всё время чувствовала давление. За последнюю неделю это чувство трансформировалось в нечто иное: в давление двух людей, которые жаждут друг друга, но более друг другу не подходят.

Сексуально он изменился, но эмоционально остался таким, как прежде. Я ощущала, что внутри него эмоции накапливаются так же, как и во мне. Положение становилось опасным.

Этим утром я снова осталась в доме одна. Пару часов назад Севастьян получил смс и мгновенно отбыл в неизвестном направлении. Очередная непонятная встреча.

Они случались у него каждый день, иногда дважды в день. Я заключила, что он удалённо решает вопросы, связанные с синдикатом.

В конце концов, предприятие с многомиллионным оборотом только что лишилось лидера, так что на плечи Севастьяна свалилась огромная ответственность. Я могла справиться с его длительным отсутствием, но эта скрытность раздражала.

Может быть, он пытался меня защитить? Ложь во спасение? Если так, то я не знала ничего. Как и в Берёзке, сейчас я была лишь сторонним наблюдателем…

Пару раз мы с ним посещали достопримечательности, но всё время его мысли были где-то далеко, а взгляд рыскал в поисках малейшей опасности. И всё равно Париж был великолепен, а я смогла осмотреть все места, отмеченные в моём путеводителе.

Я побывала на Эйфелевой башне, увидела Триумфальную арку, купила сувениров на Елисейских полях.

Несмотря на его уверенность в том, что уровень грозящей мне опасности с каждым днём продолжал снижаться, выходить одной из дома он мне не разрешал. Так что я торчала там, пока он отлучался, чтобы заняться делами, о которых он мне не рассказывал.

Когда я сообщила Севастьяну, что мне нужен новый мобильник, он купил его для меня.

Когда я сказала, что хочу прогуляться и купить новую одежду, он просто продублировал заказ на то, что было у меня в Берёзке: платья, косметику, обувь и, разумеется, нижнее бельё.

Он даже начал покупать мне драгоценности.

— Разве я не должна их оплатить? — спросила я.

Его плечи напряглись:

— Ты думаешь, я не смогу обеспечить свою женщину?

Несмотря на наличие горничной, повара, водителя-дворецкого-охранника, который был способен достать всё от противозачаточного пластыря до мороженого «Ле Чанки Манки», этот роскошный особняк оставался золотой клеткой.

Как обычно, я просматривала трансляцию с видеокамер, наблюдая за повседневной жизнью парижан. Комната-убежище была моей любимой. Наверное, мне нравилось подглядывать. Я придумывала истории об увиденных людях, составляя для них целые диалоги.

А, может, я уже просто сходила с ума.

Застонав, я уронила голову на руки. Я связана с тем, кто позволил мне взглянуть на мою истинную сущность только лишь для того, чтобы теперь её отрицать. С тем, кто никогда мне не доверится.

С тем, кого я до сих пор не знаю.

Мы оба переживали утрату — по отдельности — и, похоже, вели отдельные жизни. Если он был дома, то часто разговаривал по телефону с таинственным Максимом. Я слышала странные обрывки фраз "Защищай ценой собственной жизни" и "Она со мной".

Я облегчила душу, рассказав Джесс, как сильно мне не хватает Пахана, но Севастьян оставался единственным человеком, который действительно мог меня понять. Я даже рассказала ей про Филиппа. Её вывод: "Если он отравлял людям жизнь живой, то не прекратит это делать и после смерти. Я запрещаю тебе о нём думать. Тебе повезло, что ты осталась в живых".

Не повезло. Это заслуга Севастьяна.

Узнав, что мы с Севастьяном спим вместе, Джесс пришла в восторг.

— Ты лишилась своей бородавки! Жизнь открылась тебе с самой забавной стороны.

— С забавной? — Сейчас — не особенно. Если мы с Севастьяном намерены построить жизнеспособные отношения, нам придётся над ними поработать. Но всякий раз, когда я пыталась поговорить о его прошлом, его мыслях или, прости господи, о его чувствах, он сразу замыкался.

Никакой настоящей близости. Никакого прогресса.

Секс всякий раз доставлял удовольствие, но всё меньше и меньше меня удовлетворял. Он дико боялся сделать мне больно или оставить синяк, и я чувствовала, что ему от этих самоустановленных границ было так же досадно, как и мне.

Рано или поздно он найдёт ту, с кем можно будет реализовать свои затаённые мечты, если только я не соблазню его проделать это со мной. Севастьян сказал, что станет у меня последним; однако про себя он такого не обещал.

Теперь мне казалось, что обратный отсчёт начался уже у меня. Соблазнить, пока он не свалил.

Эмоционально замкнута, сексуально не удовлетворена. Оба наших препятствия становились всё выше и выше…

Встав из-за командного пульта, я прошла к кровати. Вытянувшись вдоль изголовья, я гадала, наблюдает ли он за мной и сейчас.

От этой мысли я вздрогнула. Может, стоит продемонстрировать, что он упускает, когда уходит от меня.

Один раз он уже видел, как я мастурбирую, но тогда я не могла оценить момент. А сейчас? Даже если он не смотрел, я могла бы притвориться, что он наблюдает. Бинго!

Взбудораженная, я сбросила туфли, чулки, блузку и юбку, оставшись в нижнем белье — в лифчике и трусиках из прозрачного материала телесного цвета.

Снова улегшись на спину, я медленно провела руками вдоль тела до груди, сведя обе половинки вместе и сильно сжав — так, как я знала, хотел бы сделать он.

Вздохнув, я сняла бюстгальтер, раскрутив его на пальце и бросив в сторону камеры. Одной рукой я сильно ущипнула соски обнажённой груди; другая опустилась вдоль живота, прямо в прозрачные шёлковые трусики. Я не стала их снимать — потому что Севастьян всё равно мог видеть, как двигаются мои пальцы.

Рядом с кроватью зазвенел телефон.

Ухмыльнувшись в объектив камеры, я произнесла в трубку:

— Я сейчас немного занята, детка, через минутку перезвоню.