Сказать мне на это было нечего. Влада права. Что говорить о клиниках, если я знал, что некоторые весьма состоятельные граждане оплачивали продажному руководству колоний право только числиться заключенными, а сами преспокойно жили на воле, не особо светясь. Но что я могу сделать с системой в целом и со Славским в частности? Взять табельный пистолет и всадить ему пулю в башку в открытую? Или заделаться мстителем в маске и казнить таких в обход закона? А что, мы с Владой были бы той еще командой! Она видела бы таких тварей в толпе и говорила мне: «Фас!», а я был бы карающими руками и все такое. Эх, отдохнуть тебе надо, Антоха, ей-богу!

– И если говорить об этой теории заражения… – Вот я так и знал, что это сумасбродная муть в голове у нее засядет. – Разве в ней нет некоей доли истины? Ты хоть раз видел людей со способностями, которые были бы счастливы? Я нет.

Я отодвинул в сторону клавиатуру, развернулся к Владе и нахально похлопал по своим коленям:

– Идите-ка сюда, госпожа экстрасенс!

Она, замешкавшись лишь на секунду, подошла, и я усадил ее верхом на себя так, чтобы наши глаза оказались прямо напротив. Обхватив ее лицо ладонями, погладил уголки напряженных губ подушечками больших пальцев, с удовольствием наблюдая, как они расслабляются и как зарождается на скулах Влады этот великолепный, едва заметный румянец, буквально высвечивающий потрясающий оттенок ее кожи.

– Единственный человек, в чьи способности я действительно верю, это пока что ты! – сказал я, чувствуя, что стремительно становлюсь твердым. Что поделать, моему члену глубоко насрать на то, насколько неподходящий для этого момент и его никто не собирается пригласить выйти поиграть, ему достаточно просто ощущения тепла и давления. – И, несмотря на все недостатки, я считаю твой дар ценным и чрезвычайно полезным. Я считаю ТЕБЯ необыкновенной, ни на кого не похожей, абсолютно исключительной, и все это со знаком плюс, Влада. А если говорить о такой, в принципе, странной и сугубо субъективной штуке как счастье… Как много ты вообще знаешь безоговорочно счастливых людей, не важно, есть ли у них способности или нет? Часто их видишь в толпе? У них есть свой, ни на кого не похожий цвет? Они вообще существуют?

– Ты совсем в это не веришь?

– Я верю в то, что сегодня ты можешь считать себя счастливым, завтра решить, что жизнь – говно, а через неделю, месяц снова приподниматься над землей. Вот посмотри на меня. Когда шеф навязал тебя, я решил, что ты сущее наказание. Но теперь могу смело заявить, что у меня в жизни еще не случалось таких охрененно удачных и возбуждающих наказаний. Я готов принимать такие взыскания сколь угодно часто и подолгу.

Чуть запрокинув голову Влады, я поцеловал ее в шею и толкнулся бедрами вверх, показывая, что «готов» – это не фигура речи. В задницу шефа с его отчетом! Она издала один из этих едва слышных вздохов, которые заводили меня до умопомрачения своей убийственной чувственностью, и выгнулась, открывая мне еще больше пространства для поцелуев и притираясь своей грудью к моей.

– Ты ведь сейчас меня просто отвлечь стараешься, – мягко рассмеялась Влада, обхватывая мой затылок, и я поймал вибрацию ее горла губами.

– Ты меня с первого дня отвлекаешь и жалоб от меня не слышала, – пробормотал, сжимая сквозь ткань ее грудь и пьянея от того, как мгновенно затвердели ее соски.

– Разве реальную проблему можно решить простым отвлечением? – спросила Влада, прижимаясь плотнее к моим ладоням и губам.

– Саму проблему, может, и нет, но ее восприятие – вполне, – ответил, дергаными движениями расстегивая ее джинсы. – Попробуем?

– Дверь не заперта! – прошептала Влада, при этом даже не обернувшись, и мышцы ее живота вздрогнули, когда я бесцеремонно протолкнул руку между нами и нашел под тонкой тканью повлажневшего белья ту самую нужную точку.

– Почти все уже по домам разошлись! – конечно, я привирал и даже не слегка, но не видел тут желающих остановить меня. – И ты ведь умеешь быть тихой?

Конечно, она умела, я это знал, но не мог себе отказать в удовольствии поддразнить Владу и кайфануть от того, как она содрогалась от моих слов вкупе с синхронными движениями пальцев.

– Обожаю, как ты меняешься, когда возбуждаешься… гребаное волшебство… как звучишь… сроду ничего сексуальнее не слышал… – И это было чистой правдой.

То, как она едва слышно выдыхала, заставляло меня до немыслимого предела концентрироваться на ней, делая Владу и те ощущения, что я ей дарил в интимные моменты, центром моего восприятия. Это чувствовалось… неожиданно ценным. Конечно, мне, как и любому нормальному мужику, нравилось, когда женщина открыто демонстрировала, насколько я хорош в том, чтобы доставить ей удовольствие. Это мне всегда казалось правильным. Ведь именно для обмена этим самым удовольствием мы и оказывались так близко. Заставить партнершу покричать – что может быть лучше? Но вот, странным образом, эта почти безмолвная буря, которую мне удавалось породить во Владе, самого сотрясала до мозга костей. Она была как обманчиво спящий вулкан. В том смысле, что все, смотрящие на нее издали, и понятия не имели, какая мощь скрыта под образом хрупкой и внешне отстраненной и холодной женщины. Могли попадать под краткие вибрации ее силы, которая их пугала и отталкивала. И только я один, внезапно допущенный ближе некуда, знал, что же скрывается внутри. Стихия, от необходимости пропускать через себя которую снова и снова мгновенно стал зависимым.

– А… Анто-о-он! – выдохнула Влада, запрокидывая голову, и вжимаясь в мою руку так, что наверняка это было почти больно, и намертво впиваясь в мои плечи, и я как ненасытный поглощал вид настигающего ее финала. В этот момент я будто превратился во взрывоопасную смесь, алчно ожидающую той самой последней искры.

Ее тело содрогнулось раз, потом еще один, еще сильнее, она выдохнула с сиплым стоном, как от неимоверного облегчения, и обмякла на мне, продолжая мелко сотрясаться. И каждый всполох этой ее дрожи струился сквозь меня, задевая все нервные окончания разом и награждая удовольствием, не сравнимым даже с собственным оргазмом.

Спустя несколько минут Влада пошевелилась и отстранилась.

– Спасибо, мне это и правда было нужно. – Она смотрела сквозь ресницы, и ее лицо выглядело таким необыкновенно расслабленным, что решил: у меня есть повод собой гордиться.

– Всегда обращайся, это теперь вроде как входит в круг моих приятных служебных обязанностей, раз я твой мужчина, – усмехнулся я, с огромной неохотой вытаскивая руку из обжигающего плена между нами.

– А как насчет взаимности для моего мужчины? – ответила мне в тон Влада, и как же мне было офигенно тепло внутри от ее улыбки!

– Нет-нет-нет! – Поставил я ее на ноги. – Я, в отличие от тебя, тихим быть не умею, и нас точно спалят. Так что дай мне поскорей закончить с этой писаниной, чтобы я мог отвезти нас домой и провести в тебе часик-другой.

– О! Не многовато будет? – засмеялась Влада, приводя в порядок свою одежду.

– После того что случилось только что, и учитывая ароматерапию, в которой мне придется работать? – Я поднес еще влажные пальцы к лицу и вдохнул ее запах, измываясь над своими вмиг сжавшимися яйцами. – Как бы маловато не было.


На парковке мы оказались уже очень поздно и вынужденно ускорили шаг. Накрапывавший ранее дождь превратился в полноценный ледяной душ, и поднялся противный, пробирающий до костей ветер, так что к машине почти бежали, перескакивая через стремительно растущие лужи. Вдруг Влада замерла, будто на стену налетела, и я едва не снес ее, еле успев остановиться. Она, совершенно перестав замечать щедро льющую сверху небесную воду, опять принялась тревожно озираться, всматриваясь в темноту широко распахнутыми глазами, почти полностью черными от расширившихся до предела зрачков.

– Что случилось? – выхватив из кармана фонарик, который никогда не выкладывал, стал шарить узким лучом по окрестностям.

– Снова смотрит! – хрипло прошептала Влада и неожиданно затряслась всем телом. – Какое же от этого омерзительное ощущение.

Я даже не переспросил, чудится ли ей, а только стал настойчиво толкать к машине, продолжая метаться белым узким лучом повсюду. Но никого не было вокруг. Парковка была пуста в столь поздний час, даже курить никто не удосужился выйти в такую похабную погоду. Только большая дворняга, которая лежала, скрутившись, на сухом пяточке под балконом на противоположной стороне улицы, подняла лохматую голову, щурясь на нас с упреком.

– Уже ушел, – Влада расслабилась так же неожиданно, как и впала в свое странное оцепенение.

Я почти запихнул ее в салон, быстро обошел машину, продолжая подозрительно коситься по сторонам. Все-таки какая же заразная хрень эта нервозность!

– Не хочешь объяснить мне, кто смотрит? О чем мне начинать беспокоиться, Влада?

– Я не знаю, Антон, – виновато пожала плечами она, вытирая ладонью мокрое лицо и все еще вздрагивая, но теперь, похоже, от обычного холода, а не сверхъестественного. – Может, мне вообще это все чудится на фоне общей нервозности.

– Во-первых, не воруй мои реплики! – фыркнул я, выезжая на проспект. – А во-вторых, лучше перебдеть, чем недобдеть, так что готов услышать твои самые фантастические версии и принять их к сведению.

С минуту Влада сидела, моргая и прикусывая губу, будто взвешивала что-то.

– Даже если я скажу, что верю Славскому и думаю, что вполне могу быть следующей целью этого самого Экзорциста, и на данный момент именно он за мной и наблюдает?

Конечно, я открыл рот, чтобы первым делом возразить. И не важно, считаю ли я высказанную Владой угрозу реальной или из области чистой фантастики. Надо заметить, что эта самая область весьма отодвинулась в последнее время, так что многое, о чем и слушать не стал бы, воспринимаю по-другому. Но дело не в том. Это просто какой-то инстинкт, что ли, всегда начинать успокаивать испуганную женщину и заверять ее, что все прекрасно, даже если дела совсем дрянь. Иногда мотивация – жалость, иногда – тупо практичность, потому как паникующая, истерящая и выдумывающая себе все больше страхов баба рядом – ну кому такого счастья надо-то? Но Влада была не тем человеком, кого нужно и можно обманывать и внушать иллюзию призрачной безопасности. Потому что это бы означало отрицание того, что она интуитивно чувствует или даже знает, а я больше такой ошибки делать не собираюсь. Если она говорит, что Славский не «наш» маньяк, то это неспроста. И если верит этому мерзавцу по поводу существования Экзорциста, значит, так и есть.