— Ретт, ты что же? Ты вернулся? — вымолвила она, наконец, сквозь слезы.

— Вернулся? Какое удачное слово ты подобрала для того, чтобы меня оправдать! Я не вернулся, я приполз к твоим ногам в надежде вымолить прощение за нашу разлуку, так будет гораздо точнее и думаю, намного лестнее для Вас, моя прелестнейшая повелительница!

Он на минуту ослабил свои сильные руки и дал ей передохнуть, а потом обнял еще крепче и снова поцеловал.

На Скарлетт нахлынула слабость и знакомое чувство головокружительной беспомощности овладело всем ее телом. Она отдалась своим чувствам и вскоре ощутила, как беспомощность уступает место ответной страсти.

Она вскинула руки и обвила шею Ретта, а потом подняла их еще выше, к его голове, ощутив под своими трепещущими пальцами жесткие волосы на его затылке.

Он на мгновение оторвался от ее губ, и Скарлетт, словно сквозь сон услышала его голос.

— Так ты, значит, не уверена в своих чувствах ко мне?

Скарлетт открыла глаза, возвращаясь из странствий блаженства.

— О, Ретт! — она счастливо улыбнулась и нежно прикоснулась губами к его шее.

— Так скажи, что ты меня любишь!

— Ты еще сам этого не сказал! — и она попыталась отвернуться от него, шутливо выражая протест.

— Я люблю тебя, прелесть моя! И ты единственное мое счастье в этом мире!

Он прикоснулся губами к ее голове, а потом неспеша вытащил шпильки, которые все еще удерживали ее непослушные волосы в слабом пучке, неумело уложенном банщицей.

Ретт распустил ей волосы и снова окинул страстным, любящим взглядом.

— Боже мой, как ты прекрасна! Я люблю тебя, Скарлетт! Я очень тебя люблю!

— И я люблю тебя. О! Если б ты только знал, как я мечтала об этой минуте! И она, снова ощутив вкус своих соленых слез, крепко обняла его за талию, уткнувшись лицом в грудь.

Шершавая пуговица от рубашки впилась ей в щеку, и Скарлетт растегнула ее, а потом вторую, третью, четвертую… Она просунула руки к нему под рубашку и ощутила, как напряглись его сильные мышцы и прижавшись к нагой груди, стала ее целовать. И только подумать, ей совершенно не было стыдно!!! Страсть, охватившая ее, заслонила собой стыд и прочие подобные мелочи. Перед ней стоял Ретт, ее Ретт, и она его целовала, не в силах оторваться!

Он подхватил ее на руки и отнес на кровать, а потом стал раздевать, бросая на пол одежду. И она ощутила его горячие губы на своем теле, нежные и страстные, неистовые и возбуждающие!


Скарлетт открыла глаза, изнемогая от экстаза и ощутила как теплая нега разливается по всему ее телу. Голова Ретта покоилась на ее груди и глядя поверх нее на свое нагое тело, Скарлетт испытала неловкость. Она протянула руку, нащупывая одеяло, съехавшее почти на самый пол и стыдливо натянула его на себя.

Ретт приподнял голову и взглянул на нее. Его глаза светились счастьем!

— Нет, — сказал он, стягивая с нее одеяло, — я слишком истосковался по тебе и теперь не могу наглядеться.

— Но, Ретт! — Скарлетт стыдливо потупила глаза.

— Что? Ты замерзла? — он нежно собрал ее разметавшиеся по всей подушке волосы, а потом прикрыл ими плечи и грудь.

— Такое одеяло мне больше нравится! — Он прижался щекой к ее животу.

За дверью послышался шорох и через минуту в нее робко постучали.

— Кто там? — строго спросил Ретт, я же приказал, чтобы нас не беспокоили!

— Мистер Ретт, — виновато произнес Порк, — меня послал Джимми, чтобы сказать миссис Скарлетт, что парнишка с цветами снова явился и теперь он его не выпускает.

Ретт улыбнулся и многозначительно взглянул на Скарлетт.

— Ну что, любовь моя, какого цвета розы ты надеешься увидеть на этот раз?

— О! Ретт! — воскликнула она, — как же я сразу не догадалась!

— Порк, — крикнул Ретт, повернувшись к закрытой двери. — Вели Джимми отпустить мальчишку, а потом принеси посылку сюда и положи ее к порогу.

— Порк, слышишь, подожди, — воскликнула Скарлетт, — скажи Фердинанду, чтобы он немедленно отправлялся на фабрику, не дожидаясь моих писем, я завтра сама их отправлю!

— Слушаюсь, мэм.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— О, Ретт, — воскликнула Скарлетт сквозь смех, — только ты мог меня так провести!

— И поверь, я испытал несказанное удовольствие, глядя со стороны на свою затею! Особенно когда ты вошла с цветами в столовую, нарочно стараясь выставить их напоказ передо мной!

— Ах, ты!!! — Скарлетт подняла руку, пытаясь на него замахнуться, а он перехватил ее в запястье и засмеявшись, нежно поцеловал.

— А теперь, признавайтесь, мэм, кто еще мог послать Вам цветы, кроме меня?

— Что?

— Как, что! Ты же подумала, что это сделал кто-то другой? Так кто же?

— Много будешь знать, быстро состаришься! — Скарлетт показала ему язык.

— В самом деле, моя прелесть?

— В самом деле!

— Ну что ж, придется мне отказаться от своего любопытства, разве я могу теперь быстро состариться!

И он нежно провел рукой по ее нагому телу.

За дверью снова послышался шорох и тут же затих.

— Это Порк принес тебе цветы, — сказал Ретт.

Скарлетт благодарно на него взглянула и поцеловала в плечо.

— Забери их, Ретт.

— Ни в коем случае! Я не могу отказать себе в удовольствии посмотреть, как ты сама за ними пойдешь.

— Ретт, пожалуйста!

— Нет!

— Ну, хорошо, хорошо! — и она, привстав, протянула, было, руку к платью, лежавшему на полу.

— Но, уж, нет! — Ретт, опередив ее, подхватил платье.

Если ты хочешь что-то надеть, любовь моя, возьми туфли.

— Ты просто деспот! — и она, выпрямив плечи, направилась к двери.

Пока Скарлетт втаскивала футляр с цветами в приоткрытую дверь, Ретт поднялся с постели и прикрылся простыней, повязав ее на талии. Увидев его в таком виде, Скарлетт возмутилась.

— Ах, вот как! Меня он заставляет бродить без одежды, а сам…

— Я, — это совсем другое дело, моя дорогая! — загляни-ка лучше в футляр!

Скарлетт опустилась на колени и открыла лежащий на ковре футляр.

— О, Ретт, как они прекрасны! — воскликнула она, увидев белые розы на пурпурном бархате.

— Не больше, чем ты, любовь моя! — Возьми их, и не поднимайся с коленей, я хочу на тебя посмотреть.

Скарлетт стала осторожно вытаскивать из футляра розы одну за другой, а ее распущенные волосы, нисподающие с голых плеч при каждом наклоне, игриво цеплялись за белые лепестки цветов, создавая притягательный контраст черного с белым. И Ретт не мог налюбоваться этим прекрасным зрелищем.

— Что это? — спросила она, обнаружив маленький серебряный футлярчик среди цветов.

Ретт, обтянутый простыней, словно индеец в набедренной повязке, приблизился к ней.

— Это кольцо. Я купил тебе его в Чарльстоне.

— Ретт, — и она счастливо улыбнулась. — Выходит, ты снова делаешь мне предложение?

— Именно так, любовь моя! — и он надел кольцо ей на палец.

— А поцелуй?

— Поцелуй?

— Ну, да, ты сделал мне предложение, подарил кольцо и даже надел его на палец, а теперь непременно должен последовать поцелуй.

И она, забыв о розах, которые тут же одна за другой посыпались на ковер, протянула руки, чтобы его обнять.

Спустя некоторое время Ретт оторвался от ее губ и нежно потерся щекой о волосы.

— Взгляни — ка, под ноги, Скарлетт. Мы стоим среди великолепных белых роз и целуемся, совсем как в большом красивом романе. Даже смешно, черт возьми!

— Я не знаю, как там в романе, но Мамушка оказалась права!

— Мамушка?

— Да. Она сказала, что ты походишь, побродишь по белому Свету и непременно вернешься ко мне и что место твое только здесь, подле меня!

— Я всегда говорил, что Мамушка очень мудрая старуха, царство ей небесное!




ЭПИЛОГ


На улице хмурилось и холодный ноябрьский дождь накрапывал уже около часа, никак не решаясь разойтись всерьез. Скарлетт плохо себя чувствовала с самого утра. Едва встав с постели на нее навалилась тошнота, а потом, ни с того, ни с сего, заломило поясницу с левой стороны, ближе к позвоночнику. Да и ребенок вел себя беспокойно, он то и дело бил ножкой, словно эта противная погода не давала покоя и ему.

Ретт уехал в город по каким-то делам очень рано, еще до того, как она проснулась и ей пришлось завтракать в одиночестве, которое в добавок ко всему, усугубляло ее отвратительное настроение. А причиной такого настроения был ее вчераний разговор с Реттом относительно Фердинанда. Ретт уже не первый раз упрекал Скарлетт за слишком частое использование молодого человека в своих целях, отваживая, тем самым, от занятий с Уэйдом.

— Уэйду сейчас в самом начале учебного года необходимо как можно больше заниматься с Фердинандом, а ты крадешь у них время. Ведь помимо всего прочего Фердинанду следует самому перелистать немало книг, прежде чем он примется за занятия с ребенком, а откуда ему взять на это время? Ты же целыми днями заставляешь его заниматься своими делами!

— Но, Ретт, я же на седьмом месяце беременности! Разве ты разрешишь мне заниматься ими самой?

— Не говори глупостей, и не строй из меня дурака, пытаясь объявить безвыходным положение дел. У тебя, моя дорогая, есть два здоровых лоботряса, которые целыми днями просиживают в конторе, ничем не занимаясь.

— Но они ничего не смыслят в делах!

— Так зачем же ты их держишь?

— Им находит применение Герберт и в основном физическое. Он просто не может без них обойтись!

— Я думаю Герберту вполне хватило бы и одного из них, а второй мог заменить Фердинанда.

— Но, Ретт, я же сказала, что ни один из них не способен шевелить мозгами так, как Фердинанд и если поручить им что-то серьезное, они просто все испортят!