– Что ты делаешь, папа? Где Сьюзен?

– Можно мне войти? – спросил он.

Сердце Александры упало. Она хорошо знала отца – ведь они всегда были друзьями. Он выглядел очень озабоченным.

– Конечно, – сказала она, отступая и распахивая дверь.

– Куда поставить поднос? – спросил отец.

– Сюда, – Энтерос жестом указал на постель. – Бедная Бабочка очень проголодалась.

За спиной отца Александра угрожающе нахмурилась.

– Сюда, папа. Я освобожу место на столе.

У окна стоял круглый столик красного дерева с перламутровой инкрустацией. Красивый цветной узор нельзя было разглядеть из-за обилия лежавших на столе предметов – ракушечных цветов под стеклянным колпаком, вазы с узким горлышком, шкатулки для рукоделия и нескольких статуэток мифологических персонажей, одним из которых был Купидон.

– Позвольте мне помочь, – предложил подошедший Энтерос.

Александра знала, что не может ему отвечать. Стиснув зубы, она начала убирать со стола вещи.

– Мне нужен еще один стол, где было бы больше места на такой случай, – сказала Александра, отстраняя локтем Энтероса, чтобы не дать ему притронуться к статуэткам. Она взяла их в руки.

– Пожалуй, – согласился отец, следя за тем, как она переносила вещи на туалетный столик.

– Ну дай же мне помочь тебе, Александра, – издевательски шептал ей на ухо Энтерос.

– Детка, – сказал отец, – я знаю, ты уже взрослая, но то, что я сейчас узнал, меня очень встревожило.

– А что такое, папа? – Александра сжимала в руке вазу, которую Энтерос пытался у нее отнять. Лорд Брэндрейт протянул ей поднос.

– Скажи мне, что это все значит? Неужели ты не наелась за обедом?

Не отвечая отцу, Александра взглянула на поднос. Энтерос все еще держался за вазу, и она боялась, что ваза разобьется. Она потянула безделушку к себе – и в тот же миг Энтерос разжал пальцы.

– Ты слишком ловка, – засмеялся он, опускаясь в кресло.

– Оставь ее в покое! – потребовала Психея. – Разве ты не понимаешь, что, если выставишь ее сумасшедшей, родители увезут ее на воды в Бат, и все твои планы пойдут прахом! Обещаю тебе, что, если она покинет Роузленд, ничто не помешает мне вернуться на Олимп в назначенное время. А ведь тебе только и нужно, чтобы я не возвращалась!

Александра взглянула на Энтероса. Улыбка исчезла с его лица, и он уставился на Психею с таким выражением, словно желал обратить ее в камень.

Вернувшись к себе после обеда, Александра застала Энтероса и Психею за ожесточенным спором. Едва переступив порог, она ощутила враждебность Энтероса и не удивилась тому, что ее появление только подлило масла в огонь. Психея обвиняла Энтероса в заговоре с Афродитой с целью навсегда разлучить ее с Купидоном. Энтерос этого не отрицал. Даже когда Психея умоляла его сказать, чем она могла его обидеть, он отказался ответить. Именно в этот момент он начал издеваться над ее любовью к Купидону, вертя в руках статуэтку крылатого ребенка.

С неприязнью, ощущавшейся даже в подергивании его черных крыльев, он бросил последний взгляд на Психею и, поднявшись с кресла, исчез сквозь стену.

Александра, вздохнув наконец свободно, обратилась к отцу:

– Поставь поднос, папа. Дело в том, что в последнее время у меня что-то разыгрался аппетит – сама не знаю, почему. Быть может, погода действует. Наверное, я вроде тех животных, что запасают у себя под кожей жир перед наступлением зимы.

Она болтала первое, что пришло в голову, надеясь, что ее глупый ответ удовлетворит его.

Отец пытливо всматривался ей в лицо, словно ища в нем признаки неведомой болезни.

– Я послал за доктором. Он приедет завтра, и я хочу, чтобы он осмотрел тебя. Не сомневаюсь, что ты хорошо себя чувствуешь, но меня удивляет такой аппетит.

– Право же, папа, не стоит тащить сюда врача из-за того, что я слишком много ем.

Лицо его омрачилось.

– Дело не в тебе. Я послал за доктором для твоей матери.

– О нет! – Александра тут же забыла о собственных проблемах, увидев явное огорчение отца. – Она… она нездорова?

– Да, – отвечал он, опускаясь в кресло у стола. – То есть я не уверен. Не знаю. Она говорила, что ей нездоровится, но причина этого неясна. Мы узнаем все завтра, когда обещал приехать доктор. Прошу тебя, не говори ей ничего. Она не хотела беспокоить вас, детей, опасениями, которые могут оказаться безосновательными.

– Конечно, не скажу. – Девушка подошла к отцу и положила ему руку на плечо. – Я уверена, что с ней все в порядке, папа. Стоит только взглянуть на нее, чтобы убедиться, что она вполне здорова. Мне даже в последнее время кажется, что она просто излучает здоровье и энергию.

Отец кивнул, поглаживая ее руку.

– Ей всегда бывает хорошо в Роузленде.

– Что касается моего аппетита, уверена, что через пару дней он исчезнет.

Лорд Брэндрейт снял салфетку с подноса.

– Я не хочу, чтобы твой суп остыл. Поешь, но я хотел бы поговорить с тобой о лорде Лонстоне.

Александра вздохнула. Как ей справиться со всей этой едой, когда после обеда корсет и так плотно стянул ее тонкую талию? Сев в кресло напротив отца, она начала медленно, ложка за ложкой, глотать черепаховый суп. Она старалась не обращать внимания на жалобы Психеи. Бедняжка ела последний раз утром, а сейчас часы на камине уже пробили одиннадцать. Она просто умирает с голоду. Александра ела очень медленно, слушая отца, который был озабочен увлечением своих дочерей человеком, отнюдь не склонным к супружеству.

– У него неплохое состояние, – говорил маркиз, – но он ведет себя как мальчишка, а не как солидный тридцатилетний мужчина.

– Лонстон напоминает мне вашего отца, каким он был, пока не влюбился в Эвелину, – с усмешкой вмешалась в разговор Психея.

Александра поспешила подавить улыбку, вспомнив рассказ Психеи о том, как Эвелина Свенбурн и маркиз Брэндрейт были на ножах, пока их не поразили стрелы Купидона.

– Чему ты улыбаешься? – спросил отец.

– Мне всегда хотелось знать, папа, каким ты был, пока не полюбил маму.

Маркиз был явно озадачен. По-видимому, подобная мысль не приходила ему в голову.

– Не знаю, право, – сказал он наконец, почесывая затылок. – Нечто вроде вашего Лонсто-на. – Он усмехнулся. – Мама говорит, что я был очень тщеславен.

Александра с трудом проглотила ложку супа.

– Правда? – Она гадала, сумеет ли съесть все, что было на подносе, и как бы удалить отца из комнаты, не нарушая возникшего между ними доверия.

– Что же, очень может быть, – продолжал он. – К сожалению, когда небо одарило мужчину титулом и состоянием…

– Не говоря уже о красивой внешности.

– Полагаюсь в этом на твой вкус, милая, – с довольной улыбкой сказал он. – Но беда в том, что женщины за таким мужчиной гоняются, и это, знаешь ли, может кому угодно ударить в голову.

Александра покончила с черепаховым супом и щипала хлеб. Маркиз взглянул на поднос.

– Ты все еще голодна?

– Да, как это ни странно. Но прошу тебя, папа, не считай себя обязанным развлекать меня. Ведь ты шел спать, когда увидел служанку с подносом.

Маркиз согласно кивнул. Накопившаяся за день усталость ясно отражалась на его лице.

– Утром я провел четыре часа в седле, – сказал он. – А днем обошел весь дом с архитектором, обсуждая планы твоей матери. К сожалению, у меня ноги сводит от сидения. Наверно, я старею, Аликс. – Он со смехом поднялся. – Я скажу тебе, что мне частенько повторяла леди Эль.

– Что?

– «Только не старей, Брэндрейт». – Маркиз с любовью смотрел на дочь. – Будь осторожнее с Лонстоном. У него опасная репутация.

– Я знаю, папа, и я о себе позабочусь – тебе не стоит об этом беспокоиться.

Она откусила кусочек хлеба – и едва не подавилась. Судорожно глотая, она взяла отца под руку и направилась с ним к двери.

– Я так люблю тебя, папа. Благодарю тебя за заботу обо мне.

Он улыбнулся:

– Ты всегда была моей любимицей. Когда ты завтра отправляешься в замок?

– Пораньше. Часов в десять.

– Доктор приезжает в четыре.

– Я вернусь к этому времени.

Закрыв за ним дверь, девушка с облегчением вздохнула и сразу же обратилась к Психее.

– Супа больше нет, – прошептала она. – Но есть немного хлеба, ростбиф и яблоки.

– Очень хорошо, – отвечала Психея. – Я и не подумала, как это может выглядеть, если вы станете столько есть.

Александра подала ей поднос.

– Я вообразить себе не могу, что бы сказал папа, если бы узнал правду – что вы лежите в моей постели с вывихом.

Звонкий смех Психеи огласил комнату.

Странный звук донесся до ушей маркиза, подходившего к своей двери. Смех молодой женщины прозвучал у него за спиной. Мороз пробежал у него по коже – его дочери так не смеялись, но в то же время в этом звуке было что-то знакомое.

Неужели это привидение?

Разве и в Роузленде водятся привидения, как и в замке Перт?

Поразительно.


***

Афродита поморгала, не в силах понять, где находится. По смутным очертаниям ближайшего окна она могла заключить, что было раннее утро, но в голове у нее стоял такой туман, что она не помнила даже, какой сегодня день. Единственное, что она ощущала, – нечто жесткое и колючее у щеки.

– Мама! – Голос донесся издалека, словно Афродита находилась в глубине пещеры, а зов прозвучал где-то у самого входа.

– Мама, ты меня слышишь?

– Энтерос? – прошептала Афродита. Во рту у нее пересохло, на губах стыло странное ощущение – словно они намазаны маслом, которое отдает шалфеем и чабрецом. По запаху это походило на ее эликсир от любви, но откуда бы ему здесь взяться?

Что– то жесткое и колючее начало раздражать ее нежную чувствительную кожу. Она потянулась, чтобы сбросить одеяло, но никак не могла найти его край. Открыв глаза, богиня села и, повернув голову, увидела пару копыт и черные бока -о Зевс всемогущий! Кентавр!

Память вернулась к ней – жестокая выходка Эроса, хохот толпы. Тогда это ее ничуть не смутило, потому что она влюбилась, влюбилась в самое безобразное существо на Олимпе – страшнее его мог быть только сам Вулкан!