Кира Шарм - Проданная

Понятно же, что ни кусочка в себя сейчас впихнуть не смогу. Да и время, каждую минуту промедления просто не выдержу!

К счастью, Денис не настаивает. Понимает. Только кивает, и вот уже через минуту мы мчимся на всех парах по городу, наплевав на все скоростные ограничения.

— Стас! — влетаю в палату, падая рядом с ним на маленький стульчик.

Горло сдавливает от того, каким его вижу.

Совершенно бледный, весь в каких-то трубках. И… Безжизненный! Совершенно безжизненный, а ведь от него всегда шла такая бешенная, безумная энергия! От каждого взгляда, от каждого жеста! Даже от дыхания!

И вот теперь от него не исходит ничего.

И это пугает гораздо больше, чем бледность.

Заставляет все внутри защемить и сжаться.

Нет! Только не он! Он не может быть вот таким!

— Стас!

Хватаю за руку, сжимая и чуть не заливаюсь слезами, не чувствуя от него ответного, пусть даже самого слабого пожатия.

Да. Это глупо. По-дурацки, совсем по-идиотски.

Но я верила, надеялась на чудо!

Все время, пока была в доме, мне казалось, что стоит мне прикоснуться, — и он оживет. Стоит заговорить — и он услышит. Безумная надежда, даже какая-то уверенность!

И… Ничего.

— Стас, — обхватываю шею руками.

Склоняюсь над его почти белым лицом. Низко-низко.

Провожу, как когда-то он, губами по его губам — бесцветным сейчас, плотно сжатым.

— Живи, — шепчу прямо в губы, не замечая слез, которые падают на его лицо.

— Живи! Ты ведь такой сильный! Ты самый сильный человек из всех, кого я знаю! Живи, Стас! Я ведь люблю тебя! Господи, я так тебя люблю! Меня самой не станет, если…

Осекаюсь. Нельзя. Нельзя этого произносить, даже в мыслях!

Это слово — оно не про него!

Он должен подняться! Он сильнее всего того, что может нести в себе это слово!

И моя любовь. Она — тоже сильнее! Вместе мы победим тот мрак, что завис над ним и пытается утащить по другую сторону жизни! Мы победим!

— Я люблю тебя! Люблю тебя, слышишь, — повторяю, как безумная, скользя руками по его лицу. По векам, по щекам, по шее и груди. Лихорадочно, безотчетно.

Обхватываю шею. Прижимаюсь изо всех сил.

— Люблю, — шепчу в его лицо, на ухо, в волосы.

— Так люблю, что самой больно! Я не смогу без тебя, Ста-ас!

Но он не слышит.

Дыхание не меняется, оставаясь слабым, почти неслышимым.

Его грудь и руки под моими руками продолжают оставаться безжизненными.

— Люблю, — продолжаю шептать, повторяя снова и снова.

Как заклинание, которое вытащит, выдернет его оттуда.

— И ты должен жить, черт тебя подери, Стас! Должен! Ты ведь столько всего смог! И теперь сможешь! Припечатай их всех там, по другую сторону сознания, своим полыхающим взглядом и пошли подальше! Так, чтоб у них ноги подогнулись! Выныривай оттуда, Стас! Выныривай! Ты можешь! Ты можешь все!

— Вы слишком долго, Софья Львовна, — тяжелая рука доктора ложиться мне на плечо.

— Мы и так сделали исключение, пошли против правил. К нему сейчас пока еще нельзя. Вам нужно уйти.

Бросаю взгляд на часы.

Мне казалось, прошла всего минута, а меня пустили к нему на целых десять! Поражаюсь, увидев, что прошло уже больше часа.

Спорить нельзя. Я понимаю, что исключение действительно очень серьезное.

— Я вернусь, — шепчу в его губы, прижимаясь к ним своими. — Если я тебе нужна, если ты захочешь, чтобы я была рядом, я буду. Буду всегда. Буду твоей сиделкой, кем угодно! Люблю. Люблю тебя, Стас! Люблю!

И… Мне кажется, или его губы дрогнули под моими? И на какую-то секунду снова стали обжигающе-горячими?

— Софья Львовна, — доктор обхватывает мою талию.

— Да, да. Уже иду.

В отчаянии бросаю последний взгляд на Стаса. Нет. Мне показалось. Ничего не изменилось. Он по-прежнему не шевелится.

— Можно мы побудем здесь, в больнице? — умоляюще смотрю на Дениса, который протягивает мне больничный стаканчик с кофе.

— Пока он не очнется. Будем ждать в коридоре. Он ведь очнется! А никого не будет рядом! Денис!

— Нет, — снова возвращается робот, чеканя слова бесчувственным голосом.

— Софья Львовна. У меня приказ. Вы не должны были покидать дом. Поймите, — на место робота снова возвращается человек. И это радует. Значит, шанс все же есть.

— Хорошо, — послушно киваю. — Но вечером…

— Станислав Михайлович меня уволит. С оторванной головой, между прочим.

Умоляюще складываю руки у груди.

— Ладно. Если все будет в порядке, заедем к нему вечером. Только не так надолго.

Киваю с благодарностью. Это максимум, на который я могла бы рассчитывать. Пусть хоть вечером, но снова увижу его.

И даже почти люблю Дениса, который оказался вовсе не каменным, а очень даже человеком. За то, что даже мысли не допускает о том, что Стас может не подняться и не открутить ему голову. За это я его прямо расцеловать готова!

Мы возвращаемся домой, каждые пять минут люди Стаса из больницы докладывают о его состоянии.

Не лучше. Без изменений.

Но, черт возьми, и не хуже! А это — уже огромный прорыв!

* * *

Я даже послушно ем, сама, приготовив обед и ужин для себя и Дениса.

В его глазах такое непередаваемое изумление, что хочется рассмеяться, несмотря ни на что.

Не думал, видимо, даже не представлял, что золотая принцесса с Олимпа способна готовить.

Людмила не пришла, и я этому рада. Она на меня давит. А, может, дело просто в том, как и почему я здесь оказалась в первый вечер.

— Ну что? Едем? Я готова.

Уже одетая, вылетаю из своей комнаты. Уже вечер. Пора.

— Софья Львовна, — Денис мнется, отводит глаза…

Нет!

— Что, Денис? Ему хуже? Он… Да говори уже, черт подери!

Нет. Не может. Этого просто не может быть!

— Станислав Михайлович пришел в себя.

— Так это же замечательно!

Чуть не подпрыгиваю, хлопая в ладоши. Вот теперь я целый мир. не только Дениса, готова расцеловать!

— Едем скорее, Денис! Ну! Чего ты ждешь!

Как же жаль, что меня не было рядом, когда он очнулся! Просто безумно! Но ничего! Еще каких-то пару минут, и я смогу ему все сказать! И он услышит!

И вот теперь волнуюсь совершенно по-другому!

Что он скажет? Как изменятся его глаза?

А если… Если это не взаимно? Если моя любовь ему не нужна?

Я все равно ему скажу. Скажу! И будь, что будет!

— Станислав Михайлович приказал вас не привозить к нему. Запретил. Очень однозначно и категорично.

— Нет, Денис… — качаю головой, чувствуя, как улыбка сползает с лица, будто наклеенный кусок резины. — Нет, что ты такое говоришь… Ему хуже? — тут же током бьет догадка. — Не молчи! Он правда пришел в себя? Или… Или пришел, но все настолько плохо? Денис!

Я готова его взять за грудки и тормошить. Я в секунде от этого!

— Все в порядке. Софья Львовна. Это чистая правда. Пришел в себя, состояние тяжелое, но не критичное. Прогнозы благоприятные. Он может даже говорить. Но… Однозначно приказал именно вас не привозить.

Ничего не понимаю.

Стас не хочет, чтобы я видела его слабым? Почти беспомощным?

Боже, какая же это ерунда! Ведь главное, что он живой!

Но для мужчин важны такие вещи. Как для женщин их внешний вид.

Это я могу понять.

Как и то, что вот сейчас спорить и просить — действительно бесполезно. Если Стас приказал… Никто не нарушит его приказ!

— Могу я хотя бы поговорить с ним?

— Нет, Софья Львовна.

А вот этот ответ лупит уже, как пощечина.

— Состояние все же тяжелое. — Денис пытается меня утешить, видимо, это очень сильно отразилось на моем лице. — Ему нужно отдыхать. А скоро ночь. Вы поймите…

— Хорошо, Денис. Я понимаю, — киваю, медленно, не чувствуя деревянных ног, возвращаясь в свою комнату.

Ладно. Слава Богу, он жив! И прогнозы благоприятные! А завтра… завтра я обязательно пробьюсь к нему!

* * *

— Денис! — еще не рассвело, но я уже в полной готовности.

— Простите, Софья Львовна, — снова отводит глаза. — Приказ. Вы должны оставаться в доме.

— Ты говорил с ним? Ему лучше? Денис!! Дай мне хотя бы сказать Стасу пару слов!

— Его состояние улучшается. Но… Приказ категоричен. Простите, но даже поговорить вам с ним не могу дать возможности.

Ну, что он за упертый баран!

Только качаю головой.

Верю Денису. Вот где-то глубоко в сердце знаю, что говорит правду. Он не смог бы мне соврать о состоянии Стаса.

— Ладно, — машу рукой. — Когда будешь с ним говорить, напоминай, что я очень хочу его увидеть. Или услышать хотя бы. В сад-то я могу выйти?

— Конечно, Софья Львовна.

Брожу по саду, наверное, впервые оценив его великолепие. Его аромат и пеструю красоту разноцветных роз.

Каменная плита уже свалилась с груди.

Так почему он так категоричен?

Или считает, что опасность по-прежнему угрожает, потому и приказал не выпускать меня из дома?

Но почему тогда не хочет хотя бы сказать пару слов?

Безумно, безудержно хочу его увидеть!

Прижаться к нему, почувствовать, как сгребает в охапку мощными руками! Выдохнуть ему в губы самые важные слова! Так хочу, что голова кружится и мурашки охватывают всю кожу!

Но ладно. Самое главное, что он идет на поправку. Все остальное мы обязательно успеем.

* * *

К вечеру Дениса убрали из дома. Стас все-таки узнал, что он возил меня в больницу.

На его место пришел другой, настоящий робот. Каменный, без эмоций, без жизни на высеченном из камня лице.