Кира Шарм - Проданная

Вот кто уж точно не озаботится закрытой ВИП-кабинкой! Зачем? Если он может этим заниматься на глазах у всех!

Его рука обхватывает бедро одной из этих размалеванных девок. Сжимает, задирая платье. Второй он держит стакан с виски, початая бутылка которого стоит на столе.

Напротив него сам хозяин заведения. Влад Северов. И тоже в окружении явно таких же доступных красавиц.

Он что-то говорит Стасу, но тот явно его не слушает.

Вместо этого он занят тем, что прожигает меня глазами.

В его взгляде мелькает чуть насмешливый огонек.

Стас ухмыляется опуская вниз уголок рта.

Салютует мне, будто в обычном приветствии, поднимая свой стакан.

Ничего необычайного.

Просто встреча двух случайно знакомых людей.

Но почему сердце начинает так бешено колотиться, пытаясь вылететь из груди?

Сжимаю пальцами вилку, будто пытаюсь переломить серебро.

Его глаза опускаются на мои губы, и в них проносится какой-то звериный голод. Ярость и страсть, сметающие все на своем пути.

Заставляющие меня вспыхнуть и ощутить, как начинают гореть губы.

Гореть, обжигаясь болезненными и сладостными прикосновениями. Как будто он прямо в этот момент обрушивается на них, сминает, заставляя меня задыхаться снова и снова.

В один момент становится душно. Невыносимо. Как будто из зала выкачали весь воздух.

Вика что-то щебечет, а я ничего не слышу. Не чувствую вкуса еды, которой только что так наслаждалась. Перед глазами все расплывается, остается только он.

И я глаз не могу оторвать от его пальцев, которыми он обхватывает свой стакан.

Все тело начинает выворачивать больной, тягуче сладкой истомой. Потому что будто снова чувствую все то, что он делал ими со мной. Ощущая их внутри себя, их бешенный напор снова меня таранит.

И эти ощущения не смазались, не расплылись, не стерлись со временем.

Все, как тогда. Настолько ярко, что я всхлипываю и резко сжимаю ноги.

Бугорок между ног мгновенно реагирует, начиная пульсировать и дергаться!

Черт! Кажется, это случится прямо сейчас, прямо здесь. За столом у всех на глазах, с вилкой в руке напротив подруги детства я начну извиваться в судорогах оргазма, что уже накатывают на меня.

А глаза Санникова горят еще большей усмешкой. Как будто этот дьявол знает, что я сейчас чувствую!

— Софии! Эй? С тобой все в порядке?!

Будто просыпаюсь, замечая, что подруга машет перед лицом рукой. — Ты будто отключилась. И покраснела вся так…

Еще бы тут не покраснеть… Вся кровь закипела, приливая куда надо и не надо!

— Перелет, сама понимаешь, — неловко пожимаю плечами, отгоняя наваждение. — Не адаптировалась еще. И вообще, я летать боюсь. Я, наверно, домой все же, Вик. Потом встретимся, ладно?

— Конечно, дорогая, — Вика сочувственно поглаживает меня по руке.

Даже не попрощавшись, резко поднимаюсь и почти бегу прочь.

Естественно, стараясь, чтобы это так не выглядело. Со стороны я просто быстро иду. Спасибо работе мечты, она научила меня грациозности.

Вся дергаюсь, как будто меня обливают под контрастным душем. То ледяной водой, то просто обжигающей.

И перед глазами, — его уверенные, длинные пальцы.

Кажется, что я даже могу услышать свой собственный запах, который на них остался!

Черт, Санников все же отравил меня той ночью.

Ни с кем, ни разу за все это время я не испытывала и десятой части того, что тогда с ним!

Я пыталась. Честно пыталась расслабиться и получить удовольствие с другими мужчинами. А поклонников у меня было хоть отбавляй!

Они были нежными. Страстными. Влюбленными.

Им можно было доверять и я знала, чего ожидать от них.

Но их прикосновения не вызывали во мне никакого отклика.

Совершенно ничего.

Даже с Иваном, с которым мы вместе уже полгода. С которым, как мне казалось, мы идеально подходили друг другу и решили пожениться.

Такой же, как и я, из влиятельной русской семьи, он переехал в Париж, чтобы расширить бизнес семьи. Добиться своими силами. Быть свободным от влияния родственников.

Нам было хорошо вместе. Весело, и мы понимали друг друга. Я могла положиться на него в любой ситуации, — ну, или, вернее, тогда мне так казалось и он ни разу меня не разочаровал. Это теперь я знаю, что полагаться нельзя ни на кого. Но тогда, именно в Иване Коростылеве я была уверена на тысячу процентов.

Но…

Стоило дойди до чего-то большего, чем поцелуи, как я сразу же отталкивала его. Просила подождать.

Иван горел от страсти, от неуемного желания, но все же останавливался.

Был уверен, что я просто слишком скромная. Что хочу подождать до свадьбы.

Даже я так начала думать со временем. Веря, что это просто какие-то внутренние барьеры. Воспитание, какая-то странная зажатость, что не дают мне окунуться в страсть вместе с ним.

И только сейчас, после этой встречи, понимаю, — это не так.

Мое тело даже на расстоянии просто безумно реагирует на этого мужчину!

Будто он заклеймил меня собой. Сделал что-то, из-за чего я не могу физически воспринимать других!

Вспоминаю его холодное, безучастное лицо, будто бесстрастная маска. Его глаза, полыхающие странной, необъяснимой яростью.

И понимаю вдруг — зря я приехала.

Ничего доброго не будет, если я еще хотя бы раз пересекусь со Стасом.

Остается только надеяться, что мы больше не встретимся…

Черт! А ведь я была уверена, что за это время Санников выветрился у меня из головы! Так какого же черта сейчас так реагирую на него?

— Ты совсем охренел!

Замираю, задержав дыхание у приоткрытой двери отцовского кабинета.

Никогда в жизни не слышала, чтобы он орал! Да что там, отец никогда за всю жизнь ни на кого даже голоса не повысил!

Ему это не нужно. Ему достаточно только посмотреть И иногда бросить несколько тихих фраз. Отца все слушаются беспрекословно. Подчиняются, даже не думая спорить. Он же глыба! Скала!

Тем более, я всего второй день дома. И он с вечера прошлого дня был в самом благостном настроении!

Что же такого могло случиться, чтобы он вышел из себя?

Да и чтоб двери в его кабинет не были плотно закрыты, тоже в первый раз вижу!

— Щенок!

— Успокойся, Лев, в твоем возрасте вредно нервничать, — вся сжимаюсь, слыша в ответ ледяной голос с нотками металла. Слишком знакомый голос. Слишком.

Санников так позволяет себе разговаривать с моим отцом? Это немыслимо! Он совсем сумасшедший!

— Как бы удар не хватил, — продолжает чеканить металлом. — Я просто пришел забрать то, что принадлежит мне.

— Ничего тебе не принадлежит! Ничего, маленький сученыш! Тем более, — моя дочь!

Что-о?

Приходится ущипнуть себя. Мне не снится? Этот разговор — на самом деле?

— Принадлежит, Лев. И ты прекрасно сам это знаешь. Еще в те времена, когда мой отец считал тебя другом и партнером, когда вы решили слить свои капиталы и бизнес, была подписана договоренность. По достижении совершеннолетия я беру твою дочь в жены. Это было одним из главных условий контракта, не забыл? Гарантией того, что ваш бизнес будет иметь перспективу развития наследниками. Гарантией, что никто никого не кинет.

— Разве ты сам не был против этого условия больше всех? — слышу в голосе отца надменную усмешку. — Ты не позволишь никому распоряжаться своей жизнью, — не твои слова, Стас?

— Я и не позволяю. Просто я передумал. Решил все-таки выполнить волю отца и забрать себе твою дочь.

— Контракт давно не имеет силы, так что можешь убираться. И даже смотреть в сторону Софьи чтоб не смел!

— Не имеет силы? — голос Стала звучит вкрадчиво. Угрожающе. Так, что кровь застывает в венах. — Да, Лев. После того, как ты пользуясь доверием, разорил моего отца, присвоив себе все, что ему принадлежало, после того, как ты убил его и мою мать, я не удивляюсь тому, что никакие контракты для тебя не имеют силы. Но договор есть, он скреплен всеми нужными печатями. И его никто не отменял. Тебе не кажется, что ты должен мне намного больше, чем девчонка? И даже если бы не было никакого договора, думаешь, я все бы тебе простил? Проглотил бы то, что бы сделал с моей семьей? Так или иначе, я отниму у тебя самое ценное. Я все отниму, Лев. Все до последней крошки в твоем доме. Но даю тебе шанс договориться. Я забираю Софию и оставляю тебя в покое. Жри свое бабло, которое выстроил на крови. Пока жри. Но София будет моей.

Боже, что он говорит!

Вжимаюсь в стену, закрывая рот ладонью. Сдерживаю рвущийся из горла крик.

Какие договоренности? Какие убийства? И почему отец выслушивает все это, разговаривает с ним вместо того, чтобы просто вышвырнуть из собственного дома?

— Ты несешь бред. Я не убивал твоего отца. И… Элю… — чеканит отец, но в его голове я слышу усталость и… Какую-то боль?

— Да, Лев. Не ты нажал курок. — а вот слова Санникова ударяют, как пули. — Ты просто подставил моего отца. Создал ему такое дерьмо, из которого он еле выбрался и то лишь чудом. И пока он разгребался, прибрал к рукам все, что принадлежало ему. Ты сделал нас нищими, Лев. Мать умерла от болезни, которую можно было бы вылечить, если бы у нас осталось хоть что-то. Отец застрелился сам. Не смог пережить ее потерю. Но разве не твоя тень стоит над их смертями?

Отец молчит.

Слишком долго.

Боже, почему?

Горло сдавливает, как удавкой.

Неужели все эти страшные вещи — правда?

Нет!

Я никогда в это не поверю!

Этого просто не может быть!

Только не он! Только не мой отец! Он не способен на такую немыслимую жестокость!