Она так волновалась, что не сразу вспомнила о присутствии Уинтона, который вправе был принять ее слова и на свой счет. Попытка объясняться по этому поводу скорее всего только испортила бы дело, но ей в дальнейшем следует лучше владеть собой. Эйлида быстро встала с дивана и выбежала из комнаты.

Она пересекла холл и поднялась по лестнице. Добравшись до своей комнаты, девушка бросилась на постель и зарылась лицом в подушки. Только теперь она дала полную волю слезам. Она плакала, как плачет ребенок о своей матери, плакала о доме, о счастье, которое у нее когда-то было, а теперь покинуло навсегда.

Внизу мистер Уинтон подождал, пока стихнут в холле шаги Эйлиды, потом жестко спросил:

— Кто этот человек и какое отношение он имеет к вашей сестре?

— Это сэр Мортимер Шаттл, — ответил граф. — Он заехал в имение случайно. На охоте его лошадь потеряла подкову, и он надеялся, что у нас есть кузнец.

— Когда это произошло?

— Думаю, примерно месяц назад. И Эйлида сказала мне, что он неоднократно предлагал ей свое покровительство.

— В жизни не слыхал ни о чем более оскорбительном! — воскликнул Уинтон.

— Я тоже так считаю, — согласился с ним граф. — Но Шаттл — женатый человек и ничего другого не мог придумать.

— Надо было позволить вам отделать его как следует, — пожалел Уинтон. — Но я уж позабочусь, чтобы он не смел даже заговорить с ней!

— Вы должны понять, что, поскольку Эйлиде приходилось встречать только мужчин подобного сорта, она несколько предубеждена против сильного пола, — с некоторым беспокойством и смущением произнес граф.

Он опасался, как бы Уинтон, узнав об истинных чувствах Эйлиды, не отказался от своих планов. К его немалому облегчению, мистер Уинтон заговорил о другом:

— Я полагаю, у вас где-то есть карта имения. Пожалуйста, отыщите ее и отметьте места, где находятся фермы. Хорошо бы также узнать границы.

— Да, разумеется, — сказал Дэвид.

Он был так рад, что Уинтон не обиделся на Эйлиду, что сразу поспешил к выходу со словами:

— Карты находятся в конторе имения, как это называли во времена моего деда. Пойдемте и посмотрим их, а пока мы будем этим заниматься, я бы не прочь выпить бокал вашего превосходного шампанского, если оно еще осталось.

— Я бы и сам с удовольствием выпил бокал перед возвращением в Лондон, — ответил мистер Уинтон.

Глава 4

Когда граф вез Эйлиду в Лондон в своем фаэтоне, она чувствовала себя так, словно ее везут на гильотину. Ей было по-настоящему страшно и чудилось, что в груди как будто трепещет крылышками дюжина бабочек.

Утром, когда она спустилась к завтраку, то первым делом спросила брата:

— Как нам быть с Бетси и Гловером?

— Забыл сказать тебе, — ответил граф. — Уинтон до отъезда все с ними уладил.

Эйлида, которая думала о стариках ночью, пожалела, что брат не сказал об этом раньше, но упрекать его не стала, а лишь спросила, как поступил со стариками Уинтон.

— Бетси он обещал первый же дом, который будет выстроен в деревне, а пока выплатил ей деньги за прошедшие три месяца.

Эйлида даже вскрикнула от радости, а Дэвид продолжал:

— То же самое он сделал и для Гловера и обоим сказал, что продовольствие, какое им нужно, они могут покупать за его счет. Он все оплатит.

Хоть Эйлида и ненавидела мистера Уинтона, но вынуждена была признать, что он щедр.

К тому же она понимала: ей это не по душе потому, что позаботиться о стариках должен был Дэвид, я вовсе не чужой человек, который распорядился ими словно неодушевленными предметами.

Она и себя ощущала как бы тенью собственной личности, послушно подчиняющейся воле Уинтона.

Когда она об этом думала, ей делалось еще страшнее, чем прежде.

И все же она решила, что не позволит себя запугивать или подавлять силой богатства.

Она еще докажет Уинтону, что голубая кровь важнее материальных преимуществ.

У себя в комнате, принявшись за укладку вещей, Эйлида подумала, что все это напоминает историю о короле Кофетуа и нищей девушке.

Все, что она доставала из гардероба, было изношено и почти превратилось в лохмотья.

Более или менее прилично выглядели платье матери и ее же шляпа, украшенная цветами и страусовыми перьями.

Эйлида решила убрать со шляпы и то и другое, предназначавшееся для того, чтобы произвести впечатление на кредиторов. Должна же она была хоть как-то поддержать собственную храбрость, и хоть выглядело это фантастично, однако отчасти помогло.

В единственный маленький чемодан уложила она те свои вещи, которыми еще можно было пользоваться, кое-что из вещей матери и наконец подготовилась к отъезду в Лондон вместе с Дэвидом.

По любому другому поводу Эйлида рада была бы проехаться в удобном экипаже, запряженном отличными лошадьми.

Но она прощалась с прошлым и уезжала в неизвестное и мрачное будущее, совершенно непредсказуемое, — во всяком случае, она так считала.

Она только и твердила себе снова и снова, что ненавидит человека, за которого выходит замуж.

Казалось бы, она должна испытывать к нему благодарность — ведь он избавил Дэвида от тюрьмы… и тем не менее душа Эйлиды не принимала Уинтона.

Что касается Дэвида, то он неудержимо радовался предстоящей поездке в Ирландию.

— Мне и раньше говорили, что там можно найти самых лучших лошадей, — сказал он сестре. — Если бы ты сосчитала, сколько раз за последнее время лошади, выращенные в Ирландии, выигрывали классические скачки, ты признала бы, что я прав.

Всю дорогу Дэвид вел беседу о лошадях, и только когда они почти добрались до Беркли-сквер, где, как было известно Эйлиде, мистер Уинтон нанял дом, Дэвид обратился к сестре:

— Не унывай, старушка! В конце концов Уинтон — красивый малый и отличный наездник!

— Пытаюсь припомнить все свои молитвы, — еле слышно ответила ему Эйлида.

— Ну так подумай, когда выпьешь сегодня вечером шампанского, а потом уляжешься в удобную постель, что в противном случае я валялся бы на сыром и грязном тюремном полу и по мне бегали бы крысы.

— Пожалуйста, не надо так говорить! — попросила Эйлида. — Это невыносимо!

— Согласен с тобой, я бы тоже этого не вынес, — сказал Дэвид, — и, по правде говоря, мы оба в большом Долгу перед Уинтоном… долгу благодарности.

Эйлида поняла, что брат в иносказательной форме дает ей совет, как вести себя с будущим мужем. Она достаточно хорошо знала Дэвида, чтобы понять его опасения: как бы мистер Уинтон не переменил свои планы, если она сделает что-то не так. Тогда они с братом пострадают оба.

— Я благодарна, Дэвид, — очень тихо заговорила она. — Вся беда в том, что я ни за кого не хочу выходить замуж.

— Ты несешь чепуху! — возразил Дэвид. — Разумеется, ты должна выйти замуж. Если бы мама была жива, а папа не потерял все свои деньги, ты начала бы выезжать как дебютантка и, несомненно, вышла бы замуж к этому времени.

Дэвиду, вероятно, хотелось по возможности изобразить происшедшее в лучшем свете, потому что он продолжал:

— Теперь тебя как замужнюю женщину станут приглашать на все балы и приемы. Ты очень хорошенько и будешь иметь огромный успех, десятки поклонников, домогающихся твоей благосклонности.

Эйлида подумала, что если эти поклонники будут похожи на сэра Мортимера Шаттла, то они ей ни к чему.

Дэвид догадался, о чем она думает, и добавил:

— Забудь о Шаттле! Он хам и выскочка! Найдется немало порядочных мужчин, достойных любить тебя, и это доставит тебе радость.

Но Эйлида про себя решила, что вряд пи можно считать порядочным мужчину, который любит чужую жену. Впрочем, она, видно, рассуждает по старинке.

Судя по рассказам Дэвида, его приятели по клубу «Уайтс» ухаживали не только за актрисами и куртизанками, но и за красивыми, утонченными замужними леди. Подобный стиль был принят при дворе принца-регента.

Даже в деревне поблизости от Блэйк-холла шептались о женитьбе принца на миссис Фицгерберт и о том, что он снова влюбился — на этот раз в леди Гертфорд.

Эйлида, правда, не особенно прислушивалась к таким разговорам, ее это не занимало. А теперь, после слов Дэвида, у нее отпало всякое желание, чтобы за ней самой кто-то ухаживал.

Брат, наверное, посмеялся бы над ней, но она считала падением неверность человеку, с которым состоишь в браке.

Дэвид остановил лошадей возле пышно разросшегося сада перед домом, весьма импозантным на вид. Но Эйлида прежде всего залюбовалась деревьями и цветами в саду. Ей подумалось, что по крайней мере утешительно обнаружить маленький островок сельской природы в самом центре Лондона.

Лакеи в белых париках расстелили красную ковровую дорожку по ступенькам крыльца и по мостовой.

Дэвид бросил поводья груму и первым вышел из экипажа, чтобы помочь спуститься сестре.

— Не унывай, старушка! — повторил он, и Эйлида улыбнулась, припомнив, как сама подбадривала его перед встречей с кредиторами.

Она постаралась неторопливо и с достоинством подняться по ступенькам в холл.

Седовласый дворецкий проводил их, как вначале полагала Эйлида, в гостиную.

На самом деле они оказались в уставленной книгами библиотеке, открытые окна которой выходили в маленький садик позади дома.

Доран Уинтон встал из-за письменного стола и с улыбкой подошел к ним.

— Очень рад видеть вас обоих, — сказал он. — Надеюсь, поездка была не слишком утомительной?

— Ничуть, — отвечал граф. — Скажите, мог ли бы один из ваших грумов доставить фаэтон и лошадей в конюшни лорда Персиваля на Хилл-стрит?

— Конечно, — ответил Уинтон.

Он отдал распоряжение дворецкому, а потом, как только Эйлида уселась в Кресло, подошел к подносу для напитков на угловом столике и предложил: