Эйлида вынуждена была сесть в карету.

Сиденье было твердое, без подушки. Китаец с косой уселся рядом с Эйлидой, а его спутник — напротив.

Они двинулись с места немедленно. Эйлида была в отчаянии: ее похитили, и Доран никогда не узнает, куда она делась.

Хотя нет, если ее похитили, то, конечно, потребуют выкуп.

Надо молить Бога, чтобы Доран как можно скорее заплатил им и спас ее.

— Куда вы меня везете? — решилась она спросить.

Китаец, сидевший напротив, явно не понял ее. Китаец с косой — он по-прежнему держал в руке нож — в ответ еще раз прижал палец к губам.

Эйлида была напугана, очень напугана. Но все-таки сообразила, что если бы они хотели зарезать ее, то уже сделали бы это.

Только бы Доран пришел на помощь, только бы спас ее!..

Она пыталась угадать, где они проезжают, но оба окна кареты были затемнены снизу больше чем до половины и пропускали мало света. Невозможно было увидеть никого из прохожих, а значит, и прохожие не разглядели бы того, что происходит в карете.

Ехали они долго, и Эйлида начала опасаться, что ее увозят из Лондона. Ее успокаивало лишь то, что по обеим сторонам видны были стены домов. Постепенно стены эти как бы приближались к карете — явно оттого, что улицы делались уже и уже. Видимо, они проезжали по бедным районам Лондона.

Эйлида еще раз убедилась в верности своего предположения, когда лошадь сильно замедлила ход: как видно, мостовую заполняла толпа, сквозь которую приходилось пробираться с трудом.

Все дальше и дальше увозят ее от Дорана, со страхом думала Эйлида, но вдруг карета остановилась.

Один из китайцев вытащил у себя из-за спины что-то вроде свертка материи. Вытащил, развернул — и Эйлида увидела плащ.

Китаец с косой приказал:

— Леди… надеть!

Возражать было бессмысленно. Эйлида поспешила сама накинуть плащ на себя, чтобы китайцы до нее не дотрагивались. Она затянула шнурок на шее и, обнаружив, что плащ с капюшоном, надела капюшон на голову.

Китаец открыл дверь и вышел из кареты; Эйлида поняла, что должна тоже выйти.

Она очутилась на короткой, узкой, грязной улице в толпе мужчин самых разных национальностей и общественного положения.

Мужчины разговаривали между собой, кричали друг на друга, некоторые были сильно пьяны, а двое затеяли драку.

Китайцы шли по обе стороны от Эйлиды, направляясь через мостовую к открытой двери.

Насколько Эйлида могла судить по одежде, мужчины, которых она видела на улице, были сплошь моряки.

Значит, ее привезли куда-то в район порта.

Времени для дальнейших наблюдений у нее не оказалось, так как ее ввели в комнату, где за столом сидел еще один китаец и принимал деньги от входящих.

Он поднял глаза на китайца с косой, тот заговорил с ним по-китайски, и человек за столом ткнул в сторону большим пальцем, указывая направление.

Они втроем прошли за занавеску: китаец с косой первым, за ним Эйлида, а позади китаец, не понимавший по-английски.

Едва они вступили в какую-то комнату, Эйлида ощутила странный незнакомый запах и увидела, что комната освещена только двумя тоненькими свечками. Но комната не пустовала: по обеим сторонам ее на чем-то вроде деревянных полок Эйлида, к своему ужасу, разглядела лежащих мужчин.

Потом в глаза ей бросился огромный матрос-индиец, держащий во рту странного вида трубку, и Эйлида догадалась, что она в притоне для курильщиков, опиума.

Она читала о таких притонах в книгах и однажды даже говорила об этом с отцом. Она решила, что китайцы, хотят силой одурманить ее опиумом; и остановилась. Может, каким-нибудь чудом ей удастся выбежать на улицу и упросить моряков помочь ей?..

Китаец с косой, как видно, догадался, о чем она думает, и повторил:

— Идти! Леди… идти!

Второй китаец подтолкнул ее чем-то в спину, наверное, ножом.

Они прошли в следующее помещение, где несколько мужчин — китайцы, англичане и один африканский негр — курили опиум либо лежали одурманенные на нарах.

Эйлиде стало легче, когда они покинули и эту комнату, миновали короткий коридор и китаец с косой отворил какую-то дверь.

В комнате было окно, расположенное очень высоко, но оно по крайней мере пропускало некоторое количество света и воздуха.

Эйлида увидела, что здесь в отличие от опиекурильни дверь и стены сравнительно чистые, есть кровать и на ней свернутое одеяло.

Китаец оглядел эту очень маленькую комнату, потом жестом велел Эйлиде снять плащ.

Она повиновалась, потом, не в силах больше молчать, сказала:

— Пожалуйста, объясните, зачем вы привезли меня сюда?

Китаец сделал неопределенный жест и, направляясь к двери, произнес:

— Тихо! Нет шум!

Снова он произносил с акцентом, но Эйлида поняла смысл.

Оба китайца удалились, закрыв и заперев дверь.

Эйлида села на кровать и в полном отчаянии думала о том, сколько же времени пройдет, прежде чем Доран обнаружит, что ее похитили.

Если он не заплатит выкуп, китайцы станут ее пытать. Она была очень напугана, однако понимала, что кричать бессмысленно, ее попросту одурманят опиумом.

Эйлида закрыла лицо руками и начала молиться не только Богу, чтобы он дал ей мужество, но и Дорану, в помощи которого так отчаянно нуждалась.


Доран Уинтон вернулся с похорон немного позже, чем предполагал. Он добрался до Лондона около шести часов и думал, что ему снова придется приносить извинения Эйлиде.

Чем она занималась целый день? Нет, чем скорее она обзаведется приятельницами, с которыми станет проводить время в его отсутствие, тем лучше.

Думал Доран по дороге и о том, как скоро могли бы они вернуться в деревню.

Он ехал в своем фаэтоне по многолюдным улицам, и солнце казалось ему слишком жарким, а дышать было почти нечем. Тем не менее он был чрезвычайно доволен тем, что его гнедые побили все рекорды и достигли Лондона быстрее, чем когда бы то ни было.

И все же он запоздал, и как только грум поспешно принял у него поводья, Доран бегом взбежал по ступенькам и отдал шляпу и перчатки лакею.

— Где ее милость? — спросил он у дворецкого.

— Ее милость была в библиотеке, — ответил дворецкий, сделав ударение на слове «была», — но когда я, сэр, заглянул туда совсем недавно спросить, не нужно ли чего, ее милости там не оказалось. Насколько я понимаю, нет ее и наверху.

Тон голоса дворецкого насторожил Дорана.

— О чем вы толкуете? — спросил он достаточно резко. — Она должна быть где-то в доме!

— Я посмотрю еще раз, сэр. Подать вам что-нибудь?

— Да, стакан вина, — ответил Уинтон и направился в библиотеку.

Он почувствовал, что горло у него пересохло. Где же Эйлида и что она делает?

Он вошел в библиотеку, увидел, что на стуле у открытого окна лежит книга, которую Эйлида, вероятно, читала, и подошел к нему.

Поскольку окно оставалось открытым, Доран, усмехнувшись, подумал, что Эйлида вышла в сад, а бестолковые слуги не догадались поискать ее там.

Он прошел мимо стула с лежащей на нем раскрытой книгой и заметил на странице какой-то листок бумаги.

Вначале он не придал этому значения, но вдруг, уже собираясь переступить порог, остановился, повернул обратно и взял листок. Прочитал написанное и сразу понял, что произошло.

«Я взял жену. Верните мое сокровище, иначе она умрет».

Губы Дорана Уинтона сжались в одну твердую линию, а на лице появилось выражение, от которого вздрогнул бы самый крепкий духом человек. Он покинул библиотеку и почти бегом поднялся по лестнице. Приказал лакею:

— Немедленно позовите Чанга!

В голосе хозяина прозвучало такое яростное нетерпение, что лакей стремглав понесся в сторону кухни.

К тому времени как Чанг, полукитаец-полумалаец, явился к нему в спальню, Доран успел снять выходной костюм и рылся в гардеробе.

Чанг служил у Дорана много лет и, казалось, не имел возраста. Он быстро соображал, обладал немалым умом и во многих отношениях был незаменим для Дорана.

Повернувшись к Чангу, Уинтон быстро проговорил:

— Лэун Шан похитил ее милость! Прикажи подать карету и принеси мне изумрудного Будду.

— Вы вернете Лэуну Будду, хозяин?

— Именно этого они хотят, а я должен был предвидеть, что может случиться.

— Вы хотите, хозяин, чтобы я поехал с вами? — спросил Чанг.

— Конечно! — бросил Уинтон.

Чанг вышел.

У него было очень длинное имя, совершенно непроизносимое в Англии, и потому все его называли просто Чангом.

Доран тем временем занялся своей одеждой; видимо, ему не привыкать было к острым ситуациям и быстрым переодеваниям, потому что в самый короткий срок он был готов.

Десятью минутами позже, когда он вместе с Чангом шел к ожидающей их карете, слуга в холле уставился на них в изумлении.

На Доране Уинтоне был мундир офицера торгового флота, а поверх мундира потрепанный плащ; на ногах — поношенные сапоги.

Чанг тоже оделся, как моряк: он, легко мог сойти за члена команды любого судна в порту.

Запряженная парой лошадей карета Уинтона доставила его и Чанга в район порта куда быстрее, чем туда довезли Эйлиду.

Доран знал, что искать ее надо на так называемой Радклифф-хайвэй, самой опасной припортовой улице.

Там на каждом шагу попадались таверны, питейные заведения с танцами и, само собой понятно, опиекурильни и публичные дома.

На некотором расстоянии от хайвэй Уинтон остановил карету, и они с Чангом вышли.

Доран велел кучеру дожидаться их и быстро стал пробираться грязными переулками вместе со своим спутником по направлению к хайвэй.

Добравшись туда, они, как и Эйлида, увидели множество моряков из всех стран света, в большинстве Своем пьяных и готовых к Драке.