Было ясно, что миссис Роббинс восхищается мистером Уинтоном и желала бы, чтобы им восхищалась и его невеста. Но сама мысль о нем пробуждала ненависть в сердце Эйлиды.

Спускаясь по лестнице в холл, где ее ожидал Дэвид, Эйлида мечтала о волшебном ковре-самолете, который унес бы ее далеко-далеко в недосягаемые пределы.

— Ты выглядишь потрясающе! — встретил ее Дэвид. — И знаешь что? Уинтон говорит, что я могу купить себе новый костюм для верховой езды, сапоги и все прочее, потому что мне это понадобится в Ирландии.

Он так ликовал, что Эйлида не могла бы никоим образом испортить ему настроение.

Она взяла свой букет, и они с братом отправились в закрытой карете к церкви Святого Георгия.

Эйлида знала, что по обычаю жених должен встречать невесту в церкви, однако их свадьба с Уинтоном была настолько необычной! Эйлида до самой последней минуты побаивалась, что ей придется ехать вместе с женихом.

Сидя с братом в карете, она взяла его руку в свою и попросила:

— Обещай думать обо мне, когда будешь в Ирландии, и пиши мне, хорошо?

— Ну разумеется! — ответил Дэвид — Боюсь только, что времени у меня будет мало.

— Я должна получать весточки от тебя! — настойчиво повторила Эйлида. — Пойми, Дэвид, я остаюсь одна с человеком, которого я лишь недавно встретила.

— У тебя с Дораном все будет хорошо, — сказал Дэвид. — Он просто невероятно щедр. Ты только подумай, что он сделал для нас!

Эйлида промолчала, и немного погодя Дэвид заговорил снова:

— Если уж мне пришлось продать Блэйк-холл, мой дом, мое родовое наследие, лучше будет, чтобы в нем жила ты, а не кто-то чужой.

И снова Эйлида подумала, что Дэвид, словно маленький мальчик, цепляется за любое утешение. Невольно поддаваясь его настроению, она сказала:

— Я постараюсь убедить мистера Уинтона восстановить дом таким, каким он был в наши детские годы… такие счастливые.

— По-моему, у Дорана именно такие намерения, — ответил Дэвид, — и, ради всего святого, называй ты его христианским именем! Мне кажется, Эйлида, что после всего, что он сделал для нас, ты не слишком мила с ним. — Он посмотрел на сестру так, будто увидел ее впервые, и добавил: — А ведь ты, сестричка, просто чудо как хороша, и, если хочешь знать мое мнение, Доран заключил выгодную сделку.

— Весьма сомневаюсь, что он сам так считает, — саркастически заметила Эйлида.

Дэвид не успел ей ответить — карета остановилась возле церкви.

Пока Эйлида поднималась по ступенькам и проходила через двери с высоким портиком, сердце у нее тревожно билось.

Она лихорадочно, дико хотела лишь одного — бежать отсюда.

Не могла она, не хотела выходить замуж за человека, о котором ничего не знала и который приобрел ее, как вещь, в обмен на выплату долгов Дэвида. Но услышав звуки органа, Эйлида упрекнула себя за трусость.

Дэвид повел сестру по проходу к тому месту, где ее ждали Доран Уинтон и его шафер; Эйлида подняла голову и взглянула на них. Она знала; что невеста должна выглядеть скромной и смущенной, но ей незачем было изображать смирение.

Алтарь был убран белыми лилиями; немолодой священник с глубоким чувством вел церемонию бракосочетания.

Когда Эйлида давала обет любить, почитать и повиноваться, слова застревали у нее в горле.

Доран Уинтон со своей стороны говорил четко и в той властной манере, которая была уже знакома Эйлиде.

Он медленно выговаривал своим глубоким голосом:

— Я венчаюсь с тобой этим кольцом, отдаю тебе свое тело и обеспечиваю тебя всем своим достоянием…

На короткий миг он почти внушил Эйлиде веру в свои слова, но она тут же напомнила себе, что он женится на ней из-за ее титула.

Они оба опустились на колени, чтобы принять благословение, и священник осенил их крестом.

После этого Доран Уинтон под руку провел ее по проходу; Дэвид и шафер следовали за ними. На улице их ждали две кареты.

Эйлида и Доран Уинтон сели в одну из них, и по дороге Эйлида думала, насколько символично, что она наедине с человеком, незнакомым ей ни физически, ни нравственно, ни в умственном отношении.

Они молчали до той самой минуты, пока не увидели деревья на Беркли-сквер, и тогда Доран Уинтон произнес:

— Вы держались замечательно и выглядели прекрасно.

— Но ведь именно этого вы и хотели, — ответила Эйлида.

— Конечно, — согласился Уинтон, — и я всегда получаю то, чего хочу… с течением времени.

Он сделал небольшую паузу перед последними словами, и Эйлида задумалась, что бы они значили. Решила про себя, что Уинтон — совершенно безжалостный человек, и начала дрожать.


Чету новобрачных приветствовали Дэвид и шафер Дорана Уинтона Джимми Хэррингтон.

Хэррингтон был недурен собой и, как можно было сразу заметить, чрезвычайно предан своему другу.

Что касается Дэвида, то он смотрел на Дорана с выражением, которое Эйлида могла бы определить только словом «обожание», и, вероятно, поэтому она почувствовала себя особенно неуютно и одиноко.

Совершенно ясно, с горечью отметила она про себя, что деньги купили дом брата, его уважение, а теперь еще и привязанность.

С облегчением приняла она обращенные к ней слова Дорана:

— Я полагаю, вам пора переодеться. Нам предстоит долгий путь, я не хотел бы, чтобы вы чересчур переутомились.

— А куда вы едете? — поинтересовался граф.

— Это пока секрет, — ответил Доран Уинтон, — но я напишу вам в Ирландию, чтобы в ответном письме вы могли сообщить, каких лошадей вам удалось приобрести.

— Вы удачливый малый! — воскликнул, обращаясь к Дэвиду, Джимми Хэррингтон. — Если бы я мог себе это позволить, то отправился бы вместе с вами.

— Дэвид уезжает с особым поручением, — заметил Доран Уинтон, — мне бы не хотелось, чтобы он отвлекался и заглядывался на что-либо, кроме лошадей.

Мужчины расхохотались, а Эйлида вышла из комнаты.

Поднимаясь к себе, она думала о том, как бы ей самой хорошо было уехать с Дэвидом.

Она ездила верхом не хуже брата. Что могло быть восхитительнее, чем проводить время вместе и впервые в жизни иметь достаточно денег на расходы!

Впрочем, она тут же спохватилась, что деньги-то в этом случае давал бы ее муж.


Отправляясь в путь в самой изящной и новомодной дорожной карете, какую только можно себе представить, Эйлида махала брату до тех пор, пока он не скрылся из виду.

Четверка лошадей сразу словно бы прибавила ходу, и для Эйлиды настала минута, когда у нее уже больше не было ничего близкого.

Она замужем за человеком, сидящим рядом с ней, окружена неведомой до сих пор роскошью, но так чудовищно одинока.

На ней чрезвычайно элегантное дорожное платье, рядом лежит прекрасно сшитое манто. И как будто этого еще недостаточно, тут же находится соболья пелерина — на случай, если ей станет прохладно, несмотря на солнечную погоду.

— Это мне не понадобится, — сказала она миссис Роббинс, собираясь выходить, из спальни.

— Ехать будете очень быстро, миледи, — отвечала экономка, — а кроме того, это ведь свадебный подарок вашего мужа.

Только тогда Эйлида оценила по достоинству пелерину, которую держала в руках миссис Роббинс, и неохотно взяла ее.

Она совсем уже собралась уходить, как вдруг горничная обратилась к ней с вопросом:

— Скажите, миледи, мне взять шкатулку с драгоценностями с собой или вы побережете ее сами?

— Шкатулку… с драгоценностями? — переспросила Эйлида.

— Это драгоценности, которые купил вам в подарок хозяин, — объяснила горничная. — Его слуга вручил их мне, пока вы были в церкви.

— Поберегите их вы, — сказала Эйлида.

У нее не возникло желания взглянуть на драгоценности, но она, пусть и без особого удовольствия, вынуждена была признать, что Доран Уинтон искусно правил лошадьми.

И разбирался он в лошадях не хуже, чем ее отец, — такой превосходной упряжки — Эйлида никогда не видела в конюшнях Блэйк-холла.

Дорожная карета была изысканна, но не менее изысканно выглядел и грум, восседавший позади на специальном маленьком сиденье; в случае дождя верх кареты мог быть поднят.

В данный момент верх был опущен, и Эйлида, считая, что грум может услышать их с Уинтоном разговоры, предпочитала молчать.

Внимание ее мужа было сосредоточено на упряжке, и Эйлида занималась тем, что наблюдала за ним краешком глаза.

Ему явно нравилось править лошадьми, и при всем нежелании Эйлиды признать это, был он изящен и красив.

«Заурядный выскочка, которому захотелось попасть в высшее общество!» — твердила она себе.

И тем не менее ей очень любопытно было узнать, как это ему удалось так разбогатеть да еще при этом обладать наружностью истинного джентльмена.

Через два часа они остановились у постоялого двора, где, как с удивлением узнала Эйлида, им предстояло сменить лошадей.

— Вы держите здесь еще одну упряжку? — не удержалась она от вопроса.

— Ну конечно же! — отвечал Уинтон. — К тому же я захватил с собой наш второй завтрак и вино, качеству которого, я надеюсь, вы отдадите должное.

Они поднялись наверх, чтобы умыться, а завтрак для них был подан в особой гостиной.

Эйлида взяла из рук мужа бокал с шампанским и подумала, что Дэвид обрадовался бы всей этой роскоши куда больше, чем она.

Уже далеко за полдень прибыли они к очаровательному дому, расположенному, как поняла Эйлида, в Лестершире.

Дом был не слишком велик и построен, вероятно, лет сто назад — одно из совершеннейших созданий Иниго Джонса [8]. Когда они подъехали, Эйлида спросила:

— Это еще один дом, который вы арендуете?

— Нет, я его купил, — ответил ее муж.

— Купили? — воскликнула она. — Но зачем?

Она не могла понять, зачем ему этот дом, если он приобрел Блэйк-холл.