Но нет. Это может испугать ее еще сильнее. Ему просто не остается ничего иного, кроме как ждать.

Мысленно он представлял себе ее, но при воспоминаниях о ее приезде и его ночных вылазках…

— Я думаю, это хорошо, что она стремится проводить время с Лео, — сказал Родерик, когда Хью помог ему поднятьея с пола и добраться до кресла. — Какая из тебя няня, Хью!

— Мы отлично ладим друг с другом, — возразил Хью.

— Не сомневаюсь в этом, — сказал Родерик, принимая кубок с вином и добавленными в него растолченными сухими травами, помогающими преодолеть жесткость в суставах и боль, которые он постоянно испытывал после ежедневных пыток, в которые превращались физические упражнения с Хью. — И я вовсе не обвиняю тебя в том, что ты плохо заботишься о ребенке. Но твое поведение при общении с некоторыми лицами оставляет желать лучшего. Ты вынужден был отбиваться от женщин в Константинополе — как ты развлекаешься здесь?

— И ты собираешься читать мне проповеди по поводу моих возлюбленных? — вопросил Хью. — Кроме того, ты забываешь пир в Торнфилд-Мэноре, в тот вечер я прекрасно со всем справился. — Он подмигнул Родерику, и тот рассмеялся:

— Ты прав, Хью. Мне следовало помнить об этом. — Некоторое время он сидел, глядя в свой кубок и ожидая, когда наступит ощущение теплоты и приятного возбуждения. Возможно, были и другие средства, чтобы улучшить его физическое состояние. Может быть, надо больше работать над собой, больше двигаться. — Что, если я увеличу число моих упражнений, как ты думаешь, Хью? — неожиданно спросил он, пока его не покинуло приподнятое настроение. — Не стану ли я тогда лучше двигаться?

Хью вытаращил глаза:

— Ты шутишь? Рик, это как раз то, что тебе нужно! Я уже думал о несколько иных упражнениях, которые мы могли бы делать помимо растяжек, которые показала нам Аурелия, — то, что действительно подобает твоему статусу! — Хью отставил свой кубок и встал на одно колено рядом с креслом Родерика. — Мы можем воспользоваться практикой рыцарей!

— У нас здесь есть рыцари?

— Нет, конечно, нет, — ответил Хью и махнул рукой в сторону: — Но в солдатских казармах сохранились кольца, манекены, деревянное оружие! Можно было бы…

— Хочешь заставить меня играть с детскими игрушками? — Родерик нахмурился.

— Ты только подумай, Рик! Чем легче вес, тем проще упражнения — твое тело знает, как обращаться с этими предметами, нам только нужно укрепить его!

Родерик задумался, и чем больше он размышлял над предложением друга, тем разумнее казалась ему эта идея. Маленький сумасшедший пузырек возбуждения зародился в нем, но он узнал его и заставил лопнуть.

В Шербоне не было места надежде.

Хью сжал его плечо:

— Так что скажешь, Рик? Ты позволишь мне забрать оттуда реквизит?

— Да, вынеси его, но только не размещай все это на месте наших тренировок. Я не хочу, чтобы кто-то…

— Разумеется, — поспешил успокоить его Хью. — Я прикажу, чтобы их отнесли…

— Нет-нет, ты принесешь их сам, Хью. Ночью.

— Да-да, понятно. А где мы их…

Но Родерик уже знал самое лучшее место для его детских, причиняющих такую боль, унизительных занятий, прежде чем его друг мог закончить свой вопрос. С этого места, он был уверен, его отец мог наблюдать за тем, как его сын отвоевывал жизнь, которую Магнус всячески старался разрушить.

— Принеси их на площадку на бугре, возле конюшен.


* * *


— И они проскакали весь путь до Лондона! — Микаэла закончила песенку, хлопая в ладоши, и Лео с восторгом присоединился к ней.

— Ишо! — потребовал малыш с прелестной улыбкой на лице.

— Еще? Но, Лео, мы уже спели ее раз десять.

— Ишо — нет? — Он потер носик, и затем, словно мысль только что пришла в его маленькую головку, он схватил пучок пожухлой травы и помятых стеблей и сунул его Микаэле. — Сеты?

Микаэла рассмеялась:

— Думаю, на сегодня мы собрали достаточно цветов. — Пожухлая зелень в его руках была не чем иным, как сорняками, — все, что сохранилось, когда на землю опустилась зима, — но сбор их доставлял мальчику такую радость, что Микаэла почувствовала, как тяжелая ноша ее пребывания в Шербоне становилась значительно легче от одного присутствия Лео рядом. Само существование мальчика поначалу было шоком, но маленький сын лорда очаровал Микаэлу, и ей не хотелось с ним расставаться. — Может быть, мы сможем погулять завтра, с разрешения сэра Хью, разумеется, как ты на это смотришь? Но прямо сейчас я должна вернуться в замок. У меня много дел, которыми я должна заняться, а ты наверняка уже проголодался.

Мальчик погрустнел, но только на минуту, неожиданно он вскочил и побежал мимо нее босиком с криком: «Коп! Коп!»

— Коп? — переспросила Микаэла и увидела, как Лео бросился навстречу полной фигуре в коричневой сутане.

Коуп. Это был брат Коуп, человек, с которым Микаэла была хорошо знакома и которого видела совсем недавно на помолвке Алана Торнфилда и леди Джульетты.

Она надеялась избавиться от тех воспоминаний. «Что святой человек делает в Шербоне?» — с ужасом подумала она.

Лео приник к его ногам, и добрый человек засмеялся и погладил мальчика по голове.

— Добрый день, Лео. Что ты делаешь здесь один? Где сэр Хью?

— Нет Хю. Эди Микэ-а! Вали сеты! — сообщил Лео, протягивая свой букет брату Коупу и указывая в сторону Микаэлы.

Монах позволил малышу взять его за руку и потащить ближе к девушке. Микаэла внутренне застонала от полной сострадания улыбки, появившейся на лице брата Коупа.

— Добрый день, леди Микаэла. Оказывается, слухи, доходившие до меня, соответствуют действительности, как это ни печально.

— Добрый день, брат Коуп. Приятно вновь видеть вас. — Что было абсолютно не так. — Что за дело привело вас в Шербон? — спросила она, стараясь избежать темы ее собственного пребывания здесь.

— Никакого дела, дитя мое. Просто я наконец вернулся домой. Так как Шербон — древнее поместье, здесь местонахождение моего пастырства.

— О, я этого не знала, — заметила Микаэла, внутренне содрогнувшись. Ей хотелось закричать, сжать кулаки и топнуть ногой. Теперь она регулярно будет сталкиваться с убийственными воспоминаниями о помолвке Алана и собственном унижении. — Тогда добро пожаловать домой.

— Благодарю, миледи. Могу я присесть? — Монах указал на плоскую кучу сухой травы, недавно собранной Лео, словно просил разрешения отобедать за столом лорда.

— Конечно, — сказала Микаэла, хотя Лео уже тянул его обеими ручками на землю.

— Коп, сять — Эо вать сеты! — И он отошел в сторону, внимательно рассматривая все растения, хотя бы отдаленно напоминающие цветы.

Микаэла и брат Коуп несколько минут молча сидели рядом, наблюдая за малышом.

— Микаэла, дочь моя, во имя Господа нашего, что ты делаешь здесь, в Шербоне? — спокойно спросил монах.

— Что я здесь делаю? — так же спокойно повторила Микаэла, водя ладонью по хрустящей под боком траве. — Что я здесь делаю? Ну что ж, я надеюсь, что спасаю моих родителей от нищеты, вот что я делаю. Так как недавно меня освободили от моих обязанностей в Торнфилд-Мэ-норе. О чем вы, разумеется, знаете.

— Тебя не освободили от твоего положения в Торнфилд-Мэноре, — мягко возразил Коуп. — Я только сейчас из Торнфилд-Мэнора, и у тебя там по-прежнему есть дом, если ты пожелаешь вернуться. Шербон не место для тебя, а Родерик не тот человек, на которого можно положиться.

При упоминании Торнфилд-Мэнора у Микаэлы сжалось сердце.

— Почему? Что, я в самом последнем ряду знати на здешней земле? Глупенькая мисс Форчун недостойна такого знатного дома, как Шербон? У лорда Родерика слишком возвышенные запросы? — Она знала, что слова прозвучали так, словно она защищалась, но это ее не беспокоило.

— Вовсе нет, — поспешил ответить монах. — Ты очень особенная, дитя мое. Я знал это с самого твоего рождения. Но это место… — Он замолчал, оглядел заброшенный пустырь, и Микаэла поняла, что он видит перед собой обвитые вьющимися растениями древние стены, ощущает мрачную атмосферу этого места. — Это место наводнено призраками, за неимением лучшего слова. Много печальных и жутких вещей случалось в Шербоне. И Родерик — он не всегда был таким жестким человеком, как сейчас. До того как он отправился в паломничество, мы все связывали наши надежды с тем днем, когда он займет место отца. Тогда он был приятным и добрым. И всегда справедливым — на словах и наделе. Но, боюсь, сейчас он стал похож на отца в своих действиях и манере правления, поэтому мало надежды на то, что что-то может его изменить. Он весь в шрамах, и не только от физических ран.

— Я не знала Родерика Шербона до того, как приехала сюда, и никогда не встречала его отца. Поэтому воздержусь от оценки лорда Родерика, пока сама не узнаю его достаточно хорошо.

— Но, моя дорогая, — настаивал Коуп, — столько женщин, много опытнее тебя, осмелюсь заметить, попытались и… сбежали. Их было…

— Девяносто шесть, если быть точной, — беззаботно закончила его фразу Микаэла, срывая маленький, грубый, засохший листок с ветки и растирая его большим и указательным пальцами. — Я девяносто седьмая.

Некоторое время отец Коуп сидел молча.

— Твои родители беспокоятся о тебе. Особенно отец. Он знал Магнуса Шербона…

— Но Магнус Шербон умер, брат, — прервала его Микаэла. — И до сих пор у меня все шло хорошо. Для моих родителей и для меня нет иной надежды в этой жизни.

Коуп достал что-то из кармана сутаны.

— Может быть, это поколеблет твою решимость, дитя мое? — Он протянул собеседнице сложенный листок бумаги.

Ей не хотелось брать его, но все же она взяла письмо в руки и осторожно развернула его. Ее горло сжалось при взгляде на знакомый, изящный почерк Элизабет Торнфилд.


Дорогая Микаэла!