Аманда с отвращением посмотрела на вареное яйцо и тост. Она была такой голодной, а этого бы не хватило накормить и мышь. Но она хочет вернуться в свой прежний безопасный мир, а такие завтраки — его часть. Она взялась за ложку.

— Аманда, ты собираешься начать обсуждение, наконец, или мне придется сделать это?

— Извини, что ты сказал? Ах, обсуждение. Боюсь, я забыла тему. Сегодня очень тяжелое утро.

Она наблюдала за служанкой, которая внесла завтрак, предназначавшийся для Монтгомери. Желудок Аманды умолял о пище, которая теперь и ему была знакома. Она с тоской смотрела на серебряный поднос.

— Аманда! — изумился Тейлор. — Что ты хочешь сказать? Ты что, не прочла сегодняшнее расписание?

— Я прочла, просто не помню. Если ты скажешь, что запланировано на сегодня, я начну обсуждение.

У Тейлора не было времени, чтобы прийти в себя от удивления, так как в комнату ворвался Гаркер, яростно жуя сигару.

— Он уехал, — объявил Гаркер, не ноздоровавшись. — Исчез профессор и эта его модная машина.

И Тейлор, и Гаркер с обвиняющим видом уставились на Аманду.

— Я сделала все, что смогла, — сказала она. — Ему не нравится, когда его заставляют жить по расписанию.

Гаркер повернулся к Тейлору:

— Ты посадил его на одно из своих чертовых расписаний? Ты это сделал? И как, хотел бы я знать? Прицепил график на его дверь, чтобы он знал, когда ему позволено облегчиться?

Тейлор выпрямился:

— Нет, конечно. Аманда должна была сопровождать его, не более того. Я предложил несколько развлечений.

Гаркер кусал кончик сигары. Он всегда был высокого мнения об образованности Тейлора, но сейчас впервые задумался, было ли в мозгах Тейлора что-нибудь помимо книг — например, здравый смысл.

— И что за развлечения? Библиотека? Музеи? А Аманда по своему обыкновению должна была зачитывать факты?

Услышав это, Аманда покраснела, но ни один из мужчин этого, к счастью, не заметил.

— Монтгомери — преподаватель колледжа. Я уверен, что ему нравится…

— Нравится, как же! — заорал Гаркер. — Не зря я боялся доверить тебе это дело. Знал я, что ты в этом ни черта не смыслишь. Я же говорил тебе, не посылай с ним Аманду! Монтгомери — здоровый жеребец, а не стреноженный мерин. Черт побери! И зачем я поверил тебе? Он смотался, и вместо того, чтобы удержать его на нашей стороне, мы подтолкнули его к этим, из профсоюза.

— Не думаю. Мы были очень гостеприимны. У него достаточно ума, чтобы признавать это. Как раз сегодня утром Аманда прекрасно справилась с экзаменом по математике.

Несколько мгновений Гаркер задыхался от ярости.

— Ты что, думал, что такой здоровый зверь, как Монтгомери, будет сидеть рядом с хорошенькой девушкой и рассуждать о математике? У тебя что, лед в венах? Боже помилуй, да я сам не могу выдержать рядом с этой занудой Амандой и десяти минут, а она моя родная дочь! Так как же ты мог ждать, что нормальный мужчина вроде Монтгомери сможет терпеть ее рядом?

Никто не заметил, как кровь отхлынула от лица Аманды.

— Я уверен, Аманда сделала все возможное, чтобы развлечь Монтгомери. Возможно, ему пришлось уехать по семейным делам.

— Ага, например, чтобы спастись от скуки. — Гаркер зажал сигару между пальцев и ткнул ею в Тейлора. — Парень, если тебе нужно ранчо, придумай что-нибудь еще, кроме того, чтобы присматривать за моей дочерью. Если из-за профсоюза я лишусь хоть пенни, ты вылетишь отсюда быстрее ветра. Понял, что я сказал? — И он вышел из комнаты.

Тейлор застыл на месте, а Аманда продолжала сидеть, глядя на пустую чашку. Только из-за Монтгомери отец так ужасно отозвался о ней. За то недолгое время, что этот человек провел в их доме, ее мир обрушился: Тейлор показал, что испытывает к ней физическое отвращение, а отец заявил, что не может находиться рядом. Раньше ее удивляло, что отец никогда не завтракает вместе с ней и Тейлором и никогда не проводит с ними вечера. Но она и подумать не могла, что это потому, что ее собственный отец ненавидит ее.

Она посмотрела на Тейлора, который все еще стоял и с изумленным видом смотрел вслед Гаркеру. Был ли Тейлор расстроен из-за того, что Гаркер сказал такое о собственной дочери? Аманда была уверена, что нет. Она ясно читала на его лице страх — страх потерять ранчо.

"Но Монтгомери, если бы услышал слова отца, обязательно бы рассердился», — подумала было она, но тут же прогнала эту мысль.

Она встала.

— Я пойду к себе, — тихо сказала она и пошла к дверям, но Тейлор перехватил ее там.

Он закрыл двери, уперся в них спиной и сурово посмотрел на Аманду:

— Чем ты его оттолкнула? Почему он уехал?

В голове Аманды завертелись мысли. Она оттолкнула Монтгомери, делая то, что ей приказал делать Тейлор. Монтгомери бывал доволен только тогда, когда она ела не по расписанию, ездила туда, куда не предусматривало расписание, и совершала скандальные поступки — взять хотя бы танцы! Но она не могла сказать об этом Тейлору.

— Я жду, Аманда, — потребовал Тейлор.

— Я старалась изо всех сил и следовала твоему расписанию. Но профессор Монтгомери не любит музеи.

Глаза Тейлора смотрели холодно и рассерженно.

— Или ты не смогла сделать их посещение интересным для него. Видимо, ты недостаточно думаешь о благосостоянии ранчо и поэтому недостаточно занималась, чтобы сделать пребывание профессора Монтгомери у нас приятным.

Это было так насправедливо! Если Тейлор любит ее, то почему его не волнует то, как отец только что отозвался о ней? Ей редко позволялось покидать свою комнату до визита профессора Монтгомери, а они, не спросив ее, поручили Монтгомери ее заботам, как будто она знает, как управлять мужчиной, который разглядывает ее ноги, целует ее и кидается шоколадным тортом! Как жизнь, посвященная только учебе, могла подготовить ее к встрече с таким мужчиной?

— Твоя леность будет стоить нам ранчо, — сказал Тейлор. — Профсоюз отберет у нас все. Хмель высохнет на полях, потому что некому будет собирать его, и во всем этом будешь виновата только ты.

— Я старалась…

Слезы навернулись на глаза Аманды. Она всем сердцем пожелала, чтобы Монтгомери сорвался с горы на своей машине и никто не успел бы спасти его.

— Значит, недостаточно старалась, — презрительно ответил Тейлор. — Ты останешься в своей комнате на весь день. Не выходи до завтрашнего утра, а я тем временем подумаю, как исправить то, что ты натворила. И раз математика дается тебе слишком легко, мы посмотрим, хорошо ли ты помнишь греческий. Переведешь на греческий роман «Моби Дик». — Он шагнул в сторону, давая ей пройти. — Иди и не смей показываться на глаза следующие двадцать четыре часа.

Аманда вышла, но вместо раскаяния ее охватил гнев. Тейлор поступил несправедливо. Он не знал, что за человек Монтгомери. Он даже не представлял, через что ей пришлось пройти из-за этого ужасного профессора.

"Прекрати!» — велела она себе. Тейлор был хорошим, и он был прав. Это она не смогла справиться с поручением. По какой причине она не справилась — не важно, важен результат, так что он имел полное право наказать ее.

За то время, что она шла к комнате, ей удалось убедить себя, что Тейлор был абсолютно прав и что ей не следует думать о словах отца. Но со временем раскаяние снова покинуло ее. В комнате было жарко, а платье из тяжелого шелка было слишком плотным и окончательно измучило ее. Подошло время обеда, и она умирала с голода. Дважды она смотрела на окно, словно надеясь, что Монтгомери проберется в ее комнату с полными коробками съестного. Но все было тихо, и никто не нарушал ее занятий.

К двум часам ее окончательно измучил голод, и она ощущала какое-то внутреннее беспокойство. Она не могла сосредоточиться на переводе. Перед глазами стояли вчерашние танцы. Она вспомнила музыку, шампанское, танцующие парочки. Она отодвинула стулья и начала подражать движениям танцующих. А что было бы, если бы она пришла на танцы одна или с подругой и встретила бы там Монтгомери? Временами, когда он не вел себя отвратительно, он мог быть очень славным. Пригласил бы он ее на танец? Заинтересовала ли бы она его как женщина, а не объект изучения и насильственных изменений?

Она закружилась по комнате, но тут же почувствовала такое сильное головокружение, что ей пришлось сесть. Она сжала голову руками и головокружение прошло. Ужасно! Она вспомнила, как профессор Монтгомери сказал, что ей уже двадцать два, а ее по-прежнему лишают ужина, словно школьницу.

Она вышла из комнаты высоко подняв голову и, стараясь не обращать внимания на то, как сильно бьется сердце, спустилась в столовую. Может, ей удастся найти служанку и выпросить у нее бутерброд, чтобы потихоньку унести к себе в комнату? К ее разочарованию, в столовой в полном одиночестве сидел отец. Перед ним стояла тарелка с ростбифом и кучей овощей, пирог со свининой, несколько сортов хлеба и два вида салатов. Аманда так долго стояла в дверях, не в силах оторваться от заманчивого зрелища, что отец заметил ее.

— Что надо? — воинственно спросил Гаркер.

— Можно мне присоединиться к тебе? услышала она собственный голос, и прежде чем он смог ответить, ринулась к столу. Служанка поставила перед ней тарелку.

— Ты пришла, чтобы объясниться или извиниться? — спросил отец.

— Я просто хочу есть, — ответила Аманда, пододвигая полную тарелку. Она была так голодна, что ей пришлось сдерживать себя, иначе она бы начала есть прямо руками.

Гаркер несколько минут наблюдал за ней и впервые увидел в своей дочери живого человека. Обычно она вела себя как маленькая всезнайка и с каждым годом заставляла острее чувствовать недостаток образования у него самого.

— Так почему сбежал этот профессор? Аманда заталкивала в рот морковь под соусом.

— Он не любил, когда его заставляют жить по расписанию. Ему нравится ходить в синематограф, на танцы и пикники. Он не любит музеи или лекции по евгенике. А размеры нашего дома или машины его не впечатлили.