Моя другая жизнь

Малышка Элик смотрит на меня на уроках, а если я ловлю его взгляд, краснеет. Не чувствую никакого куража, как Вика от любой любви. Наверное, у меня нет никакой гордости, что он в меня влюблен, потому что его любовь НЕ ПРЕСТИЖНА. Он изгой. Над ним не издеваются – у нас вообще это не принято, но с ним никто не общается, ни один человек, кроме меня.


Санечке звонил наш преподаватель по литературе. Он на уроке сказал – Толстой сказал то-то и то-то, я уж теперь не помню, что именно. А я ему ответила:

– Толстой сказал, и что? Только глупые люди принимают чужую идею за истину. Толстой не истина в последней инстанции, а посредственный мыслитель.

– Это не твоя мысль, ты где-то это услышала, – рассердился он.

– Только глупые люди отвергают мысль потому, что она уже была кем-то высказана, – сказала я.


Тогда он позвонил Санечке, не жаловаться, что я не уважаю Толстого, а сообщить ему, что у меня самостоятельное гуманитарное мышление. И правда, меня бесит, когда люди говорят как главный аргумент – такой-то сказал. Сказал, и что? Это всего лишь его мнение, а у меня, может, другое мнение.

М. пришел на репетицию пьяный. Санечка сказал: еще раз – и уволю. Он его, конечно, не уволит, М. гордость театра, такими актерами не бросаются, даже пьяными. Санечка говорит: «При взгляде на М. у актеров возникает неприятная мысль – почему одним можно, а другим нельзя».



Но тот же Санечка любит повторять слова Бродского «есть люди гениальные, а есть – просто» и еще чьи-то – «все животные равны, но некоторые равнее». Кажется, это Оруэлл, я его еще не читала.