В моем случае они погребены под горой барахла в шкафу.

Притяжение слишком сильное, хоть я и борюсь с ним. Оставив грязное белье, направляюсь прямо к шкафу, роясь в коробке.

Картон разрывается, пока я дергаю ее, и разваливается на части. Вещи падают на пол. Фото приземляется у моих ног.

Я осторожно поднимаю его.

Это он.

Одетый в школьную форму, или в то, что он выдавал за школьную форму. Никакого свитера или пиджака, никаких классических туфель, конечно же. Белая рубашка расстегнута, галстук накинут на шею. Под ней у него простая черная футболка, руки в карманах, голова склонена набок. Он выглядит почти как модель, фото будто из журнала.

В моей груди формируется узел. Я задыхаюсь. Чувствую, как злость и печаль смешиваются внутри меня, становясь сильнее с каждым годом. Мои глаза жгут слезы, а я не хочу плакать, но его вид возвращает меня назад.

— Все!

Мой взгляд перемещается на дверной проем, когда маленькая девочка с веселым голоском врывается в комнату. Крепко сжимаю фото, пряча за спиной. Мэдди одета в красную пижаму, ее волосы мокрые на кончиках, несколько мыльных пузырьков на ушах, грязь все еще покрывает щечки.

— Все? — спрашиваю, приподнимая бровь. — Ты вымыла волосы?

— Нет.

Конечно, нет. Она не может.

— А что насчет лица? — спрашиваю. — Начинаю думать, что ты просто играла с пузырьками.

— И что? Позже я снова буду грязной!

— И что? — ахаю я, изображая ужас. — Ты не можешь оставаться грязнулей. Завтра в сад!

На ее лице выражение, будто ее так же волнует детский сад, как меня в ее возрасте. Закатив глаза, она пожимает плечами, как будто говоря: «почему это имеет значение?»

Прежде чем могу сказать что-нибудь еще, ее взгляд перемещается к беспорядку на полу, глаза расширяется, и она ахает.

— Бризо!

Она мчится вперед, хватая старый комикс в защитной пленке. Замираю. Я бы не назвала его винтажным, и он не стоит больше пары баксов, но не могу заставить себя расстаться с ним.

Для меня он слишком много значит.

— Мамочка, это Бризо, — говорит Мэдди, на ее лице отражается радость. — Смотри!

— Вижу, — отвечаю, когда она протягивает его мне, показывая.

— Мы можем почитать? Пожалуйста?

— Эм, конечно, — говорю, протягиваю одну руку из-за спины, чтобы взять у нее комикс. — Но сначала назад в ванну.

Она стонет, состроив гримасу.

— Иди, — киваю в сторону двери. — Я приду через минуту, помыть твою голову.

Развернувшись, Мэдди возвращается в ванную. Я жду, пока она уйдет, чтобы убрать комикс и вытащить фото из-за спины. Пялюсь на него секунду, позволяя себе еще раз все прочувствовать, прежде чем сминаю в мячик и бросаю на пол к другим воспоминаниям.

Вытаскивая телефон, прокручиваю список контактов, набирая номер, пока иду по коридору, слушаю пару гудков, прежде чем меня переключают на голосовую почту.

— Это Эндрю. Не могу подойти к телефону, оставьте сообщение, и я перезвоню.

Бип.

— Привет, Дрю. Это... Кеннеди. Послушай, мне надо перенести завтрашнюю встречу. Есть дела по работе, ты сам знаешь, каково это.


2 глава


Джонатан


Лимузин замедляется, приближаясь к Восьмой авеню. В семь часов утра к югу от восхода солнца движение плотное, когда мир начинает работать. Пятница. Предполагаю, что объездные пути не помогают людям добраться до места назначения, но это Нью-Йорк, они должны привыкнуть. Здесь всегда что-то происходит. Ньюйоркцы самые приспособленные люди на планете, но также самые серьезные. У них нет времени на глупости.

И этим утром кажется, что мы все глубоко погрязли в этом.

Люди выстраиваются на улице, когда мы приближаемся к металлическим ограждениям. Приезжие, как предполагаю я, потому что коренных жителей города обычно не заботит, что съемки проходят на их территории. Мы создаем им неудобства, блокируя улицы, перекрывая окрестности, нарушая их ритм жизни. Я ничего не могу с этим поделать. Не я выбрал это место, просто приезжаю, когда мне говорят, но не единожды в мою сторону бросали обвинения. Самодовольный ублюдок, кем он себя возомнил, закрывая часть Мидтауна в час пик?

— Должно быть, информация просочилась, — раздается дерзкий голос с сиденья передо мной, его владелец невозмутимый, как обычно. Клиффорд Кэлдвелл — влиятельный, талантливый менеджер. Кажется, его ничего не беспокоит. Поверьте, я проверял его границы, поэтому знаю. Отсутствие пиара — это плохой пиар. Он печатает в своем любимом «БлэкБерри», все внимание приковано к экрану, но я знаю, что он говорит о толпе, заполняющей улицу.

— Думаешь? — бормочу, выглядывая в окно, пока мы едем в темпе улитки. Несмотря на то, что на окнах черная тонировка, и нас невозможно увидеть, я наклоняю голову, опуская козырек кепки ниже, потрепанные края скрывают мои глаза.

Наше производство проходит под фальшивым названием, чтобы удержать людей на расстоянии, так они не смогу разболтать увиденное на площадке, но, должно быть, кто-то уже пустил слух, поэтому их так много появилось здесь утром.

— Я поговорю об ужесточении безопасности вокруг вас, — говорит Клифф. — Посмотрим, сможем ли мы договориться с местным департаментом, чтобы подбить ваш график.

— Не переживай, — говорю. — Они всегда будут на шаг впереди.

Клифф смеется.

— Твой оптимизм поражает.

— Еще бы, — из кресла рядом со мной раздается тоненький голосок. — Что-то в этом фильме превращает его в угрюмого придурка.

Я бросаю взгляд на Серену, пока она поправляет свои свежеокрашенные волосы — темно-каштановые на это раз, вместо обычного блонда. Входит в роль персонажа. Я вижу ее взгляд, хоть на ней и солнцезащитные очки, он очень резкий. Она не счастлива рядом со мной этим утром. Или любым другим.

Не любительница утра.

Напротив нее сидит ее давняя ассистентка Аманда, игнорируя всех нас, потому что занимается разбором электронной почты Серены, как и каждое утро, удаляя все, что может вызвать истерики.

— Это правда, Джонни? — спрашивает Клифф. — Потому что как твой менеджер хочу, чтобы ты был счастлив, и как менеджер Серены я должен убедиться, что ее коллеги не ведут себя как угрюмые придурки.

— Я в порядке, — отвечаю. — Просто была долгая неделя.

Металлический барьер убирается, когда рядом появляется лимузин, и мы въезжаем в зону квартала, минуя сотрудников безопасности. Снаружи происходят волнения, кричат несколько фанатов, когда лимузин скользит в небольшой переулок и скрывается из поля их зрения. Клифф помогает Серене выйти, беря за руку, в то время как я даю Аманде выйти и выскальзываю из машины следом за ней.

Не колеблясь, Серена направляется прямиком к фанатам, на ее лице сразу же возникает улыбка. Раздается еще несколько криков, а затем ругательств, когда фанаты выходят из себя.

Больше не спрячешься.

Я оставляю это Серене. Она любит эту часть нашей популярности, находиться в центре внимания — ее страсть. Крики фанатов, вспышки камер. Серене было предназначено стать звездой.

Я? Я всегда хотел стать актером.

Направляюсь прямо к ряду трейлеров, расположенных в задней части переулка, которые ведут сразу к огромному складу. Согласно списку, который сует мне Клифф, прежде чем исчезает куда-то, в основном сегодня съемки внутри, и парочка на улице, где будет происходить фальшивый взрыв.

На съемочной площадке всегда хаос.

Меня приветствуют теплой улыбкой, как только я оказываюсь в первом трейлере. Прическа и макияж. Смуглокожая Жас с красными губами всегда приветлива ко мне. В это время сложно найти дружелюбное лицо, все так сфокусированы на своих делах. Этот трейлер самый загруженный, один из самых больших, с полдюжиной гримеров, разбросанных по ярко освещенному пространству. Но я иду прямиком к Жас.

— Привет, суперзвезда, — говорит она, похлопывая по креслу перед большим зеркалом, чтобы я сел. — Сдается, сегодня у меня трудная работенка.

— Как всегда, — отвечаю, опускаясь в кресло и снимая кепку, убирая ее в сторону, прежде чем провести рукой по густым волосам. Работа Жас — сделать так, чтобы я выглядел хорошо, и не всегда это легко, особенно, когда плохо сплю всю неделю, и под моими красными глазами мешки.

Она погружается в обычную рутину, бормоча о чем-то. Я едва слушаю, мой разум переходит к привычным опасным мыслям, мыслям о жизни, которую я просрал, как идиот. Такое всегда происходит, когда я возвращаюсь в Нью-Йорк, магнетическое притяжение, которое сложно игнорировать, но я делаю все, что в моих силах, чтобы противостоять.

Хотя в это раз еще тяжелее.

Я возвращаюсь к реальности, когда Жас говорит:

— Прочитала кое-что скандальное на днях.

— Одну из этих странных книг с цепями и кнутами?

Она смеется.

— Не в это раз. Но я видела копию «Хроник Голливуда».

Я стону, закрывая глаза, и откидываю голову назад, накрывая руками лицо на ее слова. Порчу все, что она сделала, чтобы я снова выглядел как человек, но лучше оторву свои яйца и буду жонглировать ими как натренированная мартышка, чем признаю существование этой дерьмовой желтой газетенки.

— Почему ты ненавидишь меня, Жас? — бормочу. — Пожалуйста, скажи, что ты не даёшь этим придуркам свои деньги.

— Что? Пфф, конечно, нет, — отвечает она со смехом, отрывая мои руки от лица, чтобы продолжить работу. — Я сказала, что видела, а не то, что купила. Я стояла в длинной очереди в магазине.

— Да ну, что бы это ни было, я не хочу знать...