— Мне очень жаль, Чарли…

Это было все, что сказала ему Кэрол в минуты расставания. Как, удивлялась она, как случилось, что десять счастливых лет обратились в ничто? Ей было очень жаль Чарли — ведь он потерял все: жену, дом и даже вынужден был уехать из Англии, которую так полюбил. Теперь ему предстояло начинать все с самого начала, как в детской игре, когда тебя вдруг сталкивают с вершины, на которую с таким трудом вскарабкался. Судьба обошлась с Чарли жестоко, но самое странное было то, что в этом никто не был виноват. Тем более сам Чарли.

Они вышли из дома, держась за руки, и на дорожке попрощались еще раз, но уже сдержанно, как чужие друг другу люди. Через несколько минут Кэрол отъехала — была суббота, а она обещала Саймону, что приедет к нему в Беркшир, как только закончит свои дела. В этот раз Чарли даже не спросил ее, счастлива ли она. Он и так видел, что ей хорошо с Саймоном, наверное, гораздо лучше, чем было с ним. Чтобы понять это, ему потребовалось долгих девять месяцев, и каждый день из этого срока был пыткой.

Вещи Чарли отправил в хранилище в понедельник, а сам переехал в гостиницу «Клэридж», в которой собирался провести оставшиеся до отъезда дни. Счет за проживание оплачивала фирма. В «Савое», также за счет фирмы, был организован прощальный прием, на который пришли все сотрудники лондонского отделения и несколько крупных клиентов. Друзья, с которыми Чарли когда-то был близок, также пытались зазвать его к себе, чтобы попрощаться в неофициальной обстановке, но Чарли отказался, сославшись надела, которые ему якобы необходимо было доделать. На самом деле ему просто не хотелось никуда идти. Кроме того, он боялся, что придется выслушивать слова сочувствия, которые только всколыхнули бы притупившуюся боль.

В последний день его работы в офисе Дик Барнс произнес прочувственную речь, в которой до небес превозносил личные и деловые качества Чарли и даже выражал надежду вскоре увидеть его снова, однако всем было ясно, что здесь Дик покривил душой. Чарли понимал, что новый шеф лондонского бюро будет только рад, если Чарли застрянет в Нью-Йорке. В этом случае Барнс получал отличную возможность стать реальным, а не временным руководителем лондонского филиала, о чем он мечтал так давно. И Чарли нисколько его не винил. Он вообще больше никого не обвинял — даже Кэрол. Накануне отъезда он набрался мужества и позвонил ей, чтобы попрощаться в последний раз, но Кэрол не оказалось дома, и Чарли решил, что это, возможно, и к лучшему. Ему нечего было ей сказать, кроме разве избитых слов о том, как он сожалеет обо всем, что с ними произошло. Но разве можно сожалеть о разбитой жизни? Правда, Чарли все еще хотел понять, как с ними могло случиться такое, но Кэрол вряд ли могла объяснить ему что-либо, хотя и относилась к случившемуся почти что с философским спокойствием. И потом, у нее есть Саймон, а у него — никого; сытый же, как известно, голодного не разумеет.

Утром в день отъезда он проснулся рано. Дождь лил как из ведра, и Чарли долго лежал на узкой гостиничной кровати, вспоминая, куда он, собственно, едет и почему. Потом он вдруг сразу обо всем вспомнил, и на душе у него стало совсем скверно. В какой-то момент Чарли был даже готов послать к чертовой матери фирму и остаться в Лондоне. Быть может, со временем он сумел бы найти приличную работу и выкупить дом… Увы, даже для него это была совершенно безумная идея, и Чарли понял, что никогда не сможет осуществить ее. И все же сразу отказываться от этой затеи ему не хотелось, и Чарли еще немного полежал в постели, смакуя эту мысль и прислушиваясь к шуму дождя за окном.

В конце концов он все же заставил себя встать и принять душ. Утро казалось ему бесконечным, и Чарли решил выехать в аэропорт сейчас же, хотя по расписанию самолет вылетал только в половине первого. Впрочем, по такой погоде рейс мог и задержаться, но Чарли не хотелось об этом думать.

Ему пришлось приложить огромные усилия, чтобы удержаться от звонка Кэрол. Выйдя из душа, он торопливо оделся, повязал галстук и ровно в десять был уже внизу. Ожидая заказанное накануне такси, Чарли в последний раз вдыхал сырой лондонский воздух, прислушивался к звукам проносящихся мимо машин и любовался очертаниями домов. Он чувствовал себя так, словно впервые покидал родной дом, чтобы отправиться в далекие края, хотя на самом деле именно Америка была его родиной. Ему все еще не верилось, что он уезжает, и скорее всего — навсегда. В глубине души Чарли продолжал надеяться, что кто-то неожиданно подойдет к нему и удержит от рокового шага, пока не стало слишком поздно. О, как ему хотелось, чтобы из такси вдруг выскочила Кэрол и, обвив руками его шею, сказала, что произошла ужасная ошибка и что все случившееся с ними было просто дурным сном.

Но из подъехавшего такси никто не вышел; лишь швейцар у дверей отеля посмотрел на Чарли вопросительно, и он понял, что чуда не произойдет. Подавив тяжелый вздох, он направился к машине и, захлопнув дверцу, велел водителю ехать в аэропорт. Кэрол так и не появилась, и Чарли наконец понял, что надеялся он напрасно. Теперь она принадлежала Саймону.

С тяжелым сердцем он глядел в окно, машинально наблюдая, как лондонцы спешат по своим делам, привычно не обращая внимания на дождь. Это был типичный ноябрьский дождь, обложной, холодный, сопровождающийся пронизывающим ветром, и в сердце Чарли царила такая же унылая и холодная осень. Погрузившись в свои невеселые размышления, он даже не заметил, как они добрались до аэропорта Хитроу, и, лишь выйдя из машины, понял, что обратной дороги для него нет.


— Не хотите ли что-нибудь выпить, мистер Уотерстон? Виски, шампанское, глоток красного вина? — снова обратилась к нему стюардесса, отвлекая Чарли от мрачных мыслей. Самолет находился в воздухе уже больше часа, но за это время он едва ли пошевелился и теперь с трудом разминал затекшие мускулы.

— Нет, спасибо, ничего не надо, — ответил он, но с его лица ушло напряженное выражение, и он уже не выглядел таким мрачным, как тогда, когда только что поднялся на борт воздушного лайнера.

К этому времени все стюардессы уже знали об унылом пассажире из салона первого класса. Он отказывался от коктейлей и даже не попытался воспользоваться многоканальными наушниками, чтобы послушать музыку или последние новости. Когда пришло время ужина, стюардесса заметила, что он спит, отвернувшись к окну.

— Интересно было бы знать, что с ним такое, — сказала одна стюардесса другой, когда они встретились в самолетной кухне. — Он выглядит просто ужасно.

— Может быть, он возвращается к нелюбимой жене после удивительной ночи, проведенной с любовницей? — предположила та, рассмеявшись.

— Почему ты решила, что он женат? — удивилась первая стюардесса, и на ее лицо легла легкая тень разочарования.

— У него на пальце след от обручального кольца. Готова спорить, что само кольцо лежит в кармане или в бумажнике. Я совершенно уверена, что он летал в Лондон для того, чтобы изменить жене с какой-нибудь горяченькой штучкой.

— Может, он вдовец… — вступила в разговор третья стюардесса, и обе ее подруги разочарованно простонали.

— Просто еще один бизнесмен, который дурачит свою жену, — сказала светловолосая стюардесса и нахмурилась. — Я в этих делах, слава богу, разбираюсь.

С этими словами она взяла тележку с мороженым, фруктами, печеньем и сыром и покатила ее к салону первого класса. Возле кресла странного пассажира она ненадолго остановилась, чтобы взглянуть на него, но Чарли так и не пошевелился, и девушка прошла дальше.

Стюардесса, заметившая у него на пальце след от кольца, не ошиблась. Свое обручальное кольцо Чарли снял только задень до отъезда из Лондона. Прежде чем убрать кольцо, он долго смотрел на него, вспоминая тот день, когда он впервые надел этот тоненький золотой ободок. Это было так давно… почти десять лет назад, и девять из них он был совершенно счастлив. Даже сейчас кольцо было с ним. Оно лежало у него в кармане, и, хотя Чарли уже понял, что все кончено, воспоминания о лондонской жизни все еще были слишком свежи в его памяти. Он спал, неудобно скрючившись в кресле, и ему снилось, что он и Кэрол по-прежнему вместе. Во сне Кэрол смеялась и говорила ему что-то ласковое, но, когда он попытался поцеловать ее, она вдруг отшатнулась от него и стала отступать. Чарли все тянулся к ней, но Кэрол продолжала отдаляться, и он никак не мог ее догнать. А потом он вдруг увидел совсем рядом какого-то мужчину, который внимательно наблюдал за ними. Кэрол повернулась в его сторону, и Чарли увидел, как этот мужчина манит, манит ее к себе… Это был Саймон, и он смеялся. Один, другой, третий шаг, и Кэрол очутилась в его объятиях, а протянутые руки Чарли бессильно опустились. Его ладони были пусты, и он уже не чувствовал тепла ее тела.

Глава 2

Когда шасси коснулось твердого бетона посадочной полосы в аэропорту Кеннеди, самолет резко вздрогнул, и этот толчок разбудил Чарли. Весь перелет он проспал, и это было вовсе неудивительно, учитывая, какую бурю чувств он пережил в последние дни… недели… месяцы. Что ни говори, он прошел через ад, настоящий ад, и его истощенная нервная система отчаянно нуждалась в отдыхе.

По местному времени было три часа пополудни. Ослепительно красивая стюардесса, словно сошедшая с рекламного плаката, вручила ему плащ. Чарли машинально улыбнулся ей, и стюардесса еще раз пожалела, что он не проснулся раньше и ей не удалось с ним поболтать.

— Вернетесь с нами в Лондон, мистер Уотерстон, или задержитесь? — спросила она с надеждой. Что-то в облике и манерах пассажира подсказывало девушке, что он живет в Европе, а не в Америке. Как и у многих стюардесс, у нее была в Лондоне крошечная квартирка, которую она снимала пополам с подругой и которая была очень удобна для свиданий. Впрочем, бывать там ей приходилось только в выходные.

— К сожалению, нет. — Чарли снова улыбнулся, от души желая, чтобы он мог вернуться в Англию этим же рейсом. — Я переезжаю в Нью-Йорк, — добавил он, как будто стюардессе было не все равно, но она только кивнула и отошла. Чарли же надел плащ и снял с полки свой кожаный кейс.