Есть, конечно, и другое чувство. Чувство, которого она давно, очень давно не испытывала. Тревога. И еще желание.

Она закрыла глаза, чтобы не смотреть на Брэндона. Но его облик стоял перед ее мысленным взором. И будь у нее бумага и карандаш, она нарисовала бы его лицо в мельчайших подробностях – морщинки вокруг глаз, когда он улыбается, плотно сжатые губы, когда ему что-то не нравится, широкие плечи, мощные бедра...

Его бедра. Она про себя улыбнулась. Ей бы хотелось увидеть эти бедра прямо сейчас. Обнаженными. На уровне ее губ, чтобы она могла...

– Вам вообще не следует пить. – Судя по голосу, это его забавляло. – Поверить не могу, что способны сотворить три бокала портвейна. Моя мать выпивала больше.

– Ваша мать алкоголичка? – Верена открыла глаза и прищурилась в полутьме. – Что же, неудивительно. Будь у меня шестеро детей, я бы тоже пристрастилась к бутылке.

– Она не алкоголичка, – усмехнулся Брэндон. – Но вы правы. Имея шестерых детей, вполне можно пристраститься к спиртному. Хлопот у мамы был полон рот. – Он некоторое время разглядывал Верену. – Верена. Какое необычное имя. Откуда оно?

Верена должна была бы запротестовать, что он назвал ее по имени, но ей понравилось, как оно прозвучало в его устах. Почти по-французски. А все знают, что французский – язык любви.

– Ну, – произнес он, нетерпеливо шевельнувшись, и его колени глубже вторглись на половину Верены, взволновав ее еще больше, – вы расскажете про свое имя или я попробую угадать?

– Угадайте.

Он улыбнулся. Ей очень нравился его рот. Разумеется, после бедер.

– Так, попробуем... Верена. – Свет с улицы скользнул по его скуле и подбородку. – Вас назвали в честь бабушки, носившей это имя.

Прелестная история. Верена тут же представила себе добрую старушку, чье состояние не уступало по размерам состоянию принца крови.

– В этом случае мне бы очень повезло, но вы ошибаетесь. Верена – название маленького городка. Мои родители считали, что зачали меня там, на берегу реки.

– Как рискованно. Мои родители были такими же неосмотрительными. Помню, как-то я застал их в буфетной. – Он немного сполз с сиденья. Внезапно его ноги перестали давить ей в колени, он вытянул их по обеим сторонам от ее ног, обдавая Верену своим теплом.

Верена захотела отодвинуться, но было некуда. Она оказалась пленницей этих длинных мускулистых ног. Как... приятно.

Карета стала огибать угол, и Брэндон умудрился использовать этот момент для того, чтобы снова изменить позу, и теперь его колени уже уперлись в сиденье Верены и прижались к ее ногам. У Верены перехватило дыхание, плечам, груди стало зябко, соски напряглись, и от желания Верену бросило в жар. Надо же! Знай она, что портвейн такой коварный напиток, она не притронулась бы к нему.

– Расскажите мне о своем муже. Он, кажется, любил спорт?

Она попыталась привести в порядок растрепанные чувства.

– Эндрю? Да, он любил спорт, особенно тот, где можно сделать ставки. – Верена немного сместилась в сторону, подальше от Брэндона. Ибо его ноги действительно таили в себе опасность – заставляли ее думать о всяких недостойных вещах. Например, как он выглядит без одежды. Она из-под ресниц взглянула на Брэндона. Одежда на нем сидела безукоризненно, подчеркивая линии его стройной, словно высеченной резцом скульптора фигуры.

Остается лишь благодарить Бога за столь прекрасный экземпляр. И чтобы поддержать такое направление мыслей, Верена решила этим вечером лишние десять раз прочесть перед сном «Аве, Мария».

Она разгладила на коленях юбку, наслаждаясь ощущением шелка под пальцами. Верена чувствовала себя потрясающе живой, замечала каждую мелочь – дрожащие огни, ткань платья под своими ладонями, цоканье лошадиных копыт по мостовой. Ночь была полна волшебства.

– Ваш муж хотел детей?

Она нахмурилась и про себя посетовала на полумрак, потому что не могла разглядеть выражения лица Брэндона.

– Нет, не хотел. В то время не хотел.

Брэндону показалось, что он уловил легкую печаль в ее глазах. Он придвинул ноги ближе к ногам Верены. Она опустила глаза, но не сделала попытки отодвинуться.

Жаль, что у него такая большая карета. Надо будет завтра же заказать поменьше.

– Насколько я знаю, Уэстфорт погиб в перевернувшейся карете вскоре после вашей свадьбы. Лошади понесли?

– Нет, это вина Эндрю. – Она через силу улыбнулась. – Он гнал во весь опор и слишком круто стал огибать угол. Он сломал шею.

– Простите.

– Ничего. Все случилось быстро и безболезненно. Он умер так же, как жил – свободным. Как ни печально, но я предчувствовала, что произойдет нечто подобное.

Ее голос дрогнул, и Брэндон нахмурился:

– Вы все еще тоскуете по нему.

Она посмотрела в окно. Темная кожа, которой были обиты стены кареты, служила идеальным фоном для красоты Верены.

Красоты. Странно, но теперь он считал ее красавицей, именно такой описал Верену Девон. Дело было не в лице или теле, хотя и они были достойны восхищения. А еще в чем-то. Может, в ее внутренней красоте?

Брэндон вздохнул. Вместо того чтобы расспросить ее о Хамфорде, он удовлетворяет свое любопытство в отношении этой женщины – кто она, откуда и все прочее.

Она вдруг усмехнулась, откинувшись на подушки:

– Знаете, что меня не устраивало в покойном муже? Его храп.

Брэндон ухмыльнулся, гадая, что она сделает, если он сграбастает ее и поцелует. Он сгорал от желания снова ощутить вкус ее губ, который до сих пор не мог забыть. А может быть, это лишь игра его воображения? Надо проверить.

Верена вздернула подбородок:

– Вы надо мной смеетесь.

Он завладел ее рукой.

– Я не смеялся.

– Нет, но вы улыбнулись, а это почти одно и то же. Сколько нам еще ехать? Я хочу домой.

– Мы и едем к вам домой.

– Почему так долго? – Она с подозрением воззрилась на Брэндона, но руки не отняла. – Вы уверены, что везете меня ко мне домой, а не к себе?

– У меня нет дома, я снимаю квартиру рядом с Сент-Джеймс-стрит.

– Что? У Сент-Джона нет дома? Мне казалось, против этого существует закон. Что-то вроде «Все надутые ослы должны иметь собственное жилище».

Он ухмыльнулся:

– Знаете, мне кажется, вы бы понравились моей матери.

– Сомневаюсь. Мне редко удается ладить с другими женщинами. Не знаю почему.

Большим пальцем он погладил тыльную сторону ее ладони, восхищаясь бархатистостью кожи.

– Возможно, потому что вы слишком прямолинейны.

– Прямолинейна? Вы хотели сказать «честна»?

Брэндон промолчал. Он и сам не знал, что хотел сказать. Он лишь понимал, что эта женщина, сидящая в такой искушающей близости, все равно сидит слишком далеко. Он хотел, чтобы она находилась рядом. На нем. Под ним. Он ощутил, как разгорается огонь внутри.

Верена вздохнула:

– Вы не собираетесь отвечать, и я знаю почему. Вы не считаете меня честной или заслуживающей уважения, иначе не предложили бы мне деньги, чтобы я оставила в покое вашего брата. Полагаю, вы обо мне весьма низкого мнения.

– Вы ошибаетесь, – медленно проговорил он. – Да, кое в чем я ошибся, но у меня были на то веские причины.

– Какие же?

– Я не стану об этом распространяться, но признаюсь, что несколько поспешил в своих суждениях.

– «Несколько поспешил», – с насмешкой произнесла Верена. – Это все равно что быть почти беременной.

Брэндон раскрыл ее ладонь, любуясь формой пальцев. Они были длинные и нежные, как у музыкантши, художницы, возможно, искусной любовницы. Эта мысль искушала, и Брэндон поднес руку Верены к губам, провел губами по ее пальцам, задерживаясь на каждом сгибе.

Она смотрела, расширив глаза, приоткрыв губы.

– Вы... вы не должны этого делать.

Он поцеловал ее указательный палец.

– Почему нет?

– По-потому что это... – Она судорожно сглотнула. Он прошелся губами по среднему пальцу. По телу Верены пробежала дрожь, на ее лице отразилось желание.

Он читал ее, как раскрытую книгу, все чувства Верены отражались на ее лице, и Брэндон не мог отвести от него глаз. Он прижался губами к чувствительному месту на ладони, у основания среднего пальца, пощекотал языком нежную складку.

Верена вздрогнула и подалась вперед, ее колени сжались, дыхание стало прерывистым. Ее реакция была такой естественной, такой чистой. Брэндон едва не утратил над собой контроль. Прижав к губам пальцы Верены, он закрыл глаза. Он не решался потребовать обещанного поцелуя, поскольку не владел собой.

– Сент-Джон... – Верена сглотнула, все ее тело пылало. Она хотела Брэндона – немедленно. – Я должна, вам поцелуй и готова его отдать.

Брэндон прищурился, его обольстительный голос прозвучал почти убаюкивающе:

– Вы слишком много выпили.

Она вся напряглась.

– Но я пожалею, что не выпила еще больше, если вы меня не поцелуете.

Его губы изогнулись, глаза вспыхнули.

– Если бы вы пересели ко мне... на мое сиденье... Грудь Верены жаждала его прикосновения.

– Да, – задыхаясь, прошептала Верена.

– И если бы сели ко мне на колени и обняли меня за шею...

Пламя страсти готово было поглотить ее в любой момент.

– И что вы мне дадите?

– Я подарю вам лишний поцелуй, который вы никогда не забудете. – Его голос сводил Верену с ума.

Верена понимала, что это настоящее распутство, и, однако же, поймала себя на том, что съезжает на край сиденья. Ноги Брэндона располагались по обе стороны от нее, и было так необыкновенно легко оказаться у него на коленях.

Он обнял ее, прижал к груди, его губы завладели ее губами. И снова все повторилось – это был не просто поцелуй, это было вкушение, наложение клейма. Руки Брэндона ласкали ее спину, и Верена застонала под этим напором, открывшись навстречу ему.

По телу Верены пробегали волны желания, лишая ее способности мыслить.

Дернувшись, карета остановилась, Верена отпрянула от Брэндона, перешла на свое сиденье и, откинувшись на подушки, пыталась выровнять дыхание.