Всего лишь сначала встречусь с Джейми.

На данный момент, мои попытки начать разговор выливаются в несколько диалогов из трех предложений, два из которых – мои: о начале учебного года и о том, какая хорошая погода. Одно его предложение, состоящее из единственного слова, возможно, даже нельзя расценивать как предложение. Поэтому я временно отказалась от разговоров и сейчас делаю вид, что не наблюдаю за ним, пока пытаюсь решить, стоит ли мне извиниться или просто ничего не говорить.

Роберт все время прерывает мой процесс принятия решения, подходя каждые одну–две минуты, чтобы наполнить водой наши стаканы, проверить хлебницу, принять заказ, дважды сверить заказ и заменить идеально чистый нож на менее чистый нож, чтобы он мог вернуться чуть позже и заменить его еще раз.

Наблюдать за Джейми Форта – это совсем не плохо. Сегодня он очень красиво выглядит в темно–зеленой рубашке, которая сочетается с его орехово–золотыми глазами. Но я пришла сюда не только наблюдать за ним. Я пришла поговорить с ним.

Роуз 2.0 резко меня пинает и приказывает шевелить своей задницей – извиниться или задать ему вопрос, сделать хоть что–нибудь.

— Помнишь прошлый День Благодарения, когда я была здесь с мамой, и мы увидели тебя?

Он кивает.

— Это было после того, как Питер рассказал, что попросил тебя за мной присматривать.

Подходит Роберт с нашими бургерами.

— Что-нибудь еще?— спрашивает он, адресуя вопрос Джейми. Когда Джейми качает головой, Роберт поворачивается ко мне: — Все нормально?

Звучит так, будто он играет детектива в черно–белом кино, говорящего с барышней в бедственном положении, которую нужно спасти от мужчины рядом с ней.

— Я дам тебе знать, когда у меня будет возможность попробовать, — отвечаю я, пытаясь подсознательно дать ему понять, что да, я на свидании с Джейми Форта по моей собственной воле, и да, пусть он уйдет, пожалуйста.

Когда Роберт наконец отстает от нас, Джейми откусывает кусочек бургера. Пока жует, он расстегивает манжеты и закатывает рукава, как будто собирается взяться за какую–то большую и тяжелую работу.

— Это было, когда ты выяснила, что я знаю твою маму, — говорит он.

Мой бургер застывает на полпути ко рту. Уголком глаза я вижу Роберта, стоящего у барной стойки и наблюдающего. Я не обращаю на него внимания, опускаю бургер, даже не откусив, и пытаюсь сообразить, что же я должна теперь сказать, чтобы точно ничего не испортить.

— Ты это хотел сегодня объяснить? — спрашиваю я. — Почему тебе пришлось видеться с моей мамой?

Джейми запускает пальцы в волосы и несколько секунд пристально смотрит в стол.

— Да. Ну, нет. Я хотел рассказать о моей.

Я жду. И еще жду.

— Записка, которую я написал. О том, что я другой. Я говорил о ней.

Уровень шума в «Morton's» увеличивается в тот момент, когда люди наполняют бар, чтобы посмотреть какой–то матч. Из-за шума мне становится трудно поддерживать Джейми – для этого нужно пытаться заполнить все пробелы. Иногда, когда Джейми говорит, в его фразах встречаются большие, гигантские пропуски, в которых должна быть информация.

— Так это твоя мама сделала тебя другим?

Он поднимает свою вилку и давит ей на скатерть, делая зубчатые отпечатки, пока пытается сообразить, что сказать.

— Она была больна. С ней не все было в порядке.

В прошлый День Святого Валентина мы с Джейми сидели в его машине на поле для гольфа, и он рассказал, что его мама умерла в каком-то лечебном учреждении. Он никогда больше об этом не говорил – в то время мне казалось очевидным, что он просто не хочет, поэтому я не спрашивала. Но теперь я думаю, что, возможно, ты должен спрашивать, чтобы другой человек знал, нормально ли говорить об этом.

Я сижу так неподвижно, как вообще могу, как будто любое внезапное движение может остановить происходящее.

— А что именно?

Он чуть сильнее давит вилкой на скатерть, потом поднимает ее, разворачивает на девяносто градусов и проделывает это снова.

— Она слышала голоса и все такое. Это ухудшалось, она делала странные вещи. Вот почему папа ее туда отправил. Он думал, что она что-нибудь сделает. Со мной. И это дерьмо сделало меня другим. Не таким, как нормальные люди. Вроде тебя.

Он еще раз поворачивает вилку. Я смотрю вниз и вижу, что отпечатками зубьев вилки Джейми нарисовал маленький домик. В самый первый раз, когда мы заговорили, он рисовал дом его мечты на тетрадной обложке. Я наблюдала за его руками, пока он рисовал, думая о том, какие они красивые. Они и сейчас такие – это не изменилось. Изменилось мое представление о том, каким Джейми видит себя.

— Ты думаешь, что ты один из ненормальных? Серьезно? — спрашиваю я. Он внимательно смотрит на меня, не сводя глаз, словно хочет, чтобы я сказала ему обратное. — Во мне нет ничего нормального, Джейми. Я вообще странная...

— Это не та нормальность, которую я имею в виду.

Появляется Роберт и смотрит на мою тарелку с нетронутым бургером.

— Что-то не так с твоим блюдом?— Я качаю головой, надеясь, что если я не скажу ни слова, он просто исчезнет. Наступает долгая пауза, а потом он, немного нехотя, говорит: — Ты вчера хорошо спела.— Он поворачивается к Джейми. — Она рассказала тебе о прослушивании?— Звучит так, будто он в чем–то обвиняет Джейми – в незнании какого-то суперважного факта обо мне.

Джейми смотрит на Роберта, как на пришельца с другой планеты.

— Роберт, мы разговариваем, — говорю я, стараясь вежливо попросить его перестать надоедать. Я наконец по-настоящему разговариваю с Джейми. И последнее, что я хочу делать – обсуждать театр мюзикла.

Джейми встает.

— Я вернусь, — говорит он мне.

Мне хочется задушить Роберта. Как будто он знал, что у нас с Джейми самый решающий момент, и пришел специально, чтобы все испортить. Он в седьмой раз наливает воду в стаканы и топчется на месте. Не имея желания сейчас упрощать ему жизнь, я не поднимаю взгляд.

— Роуз, что ты делаешь? Он все еще встречается с Региной, — шепчет Роберт. — Я их все время вижу вместе.

Я хочу стукнуть кувшином об стол, чтобы вся эта вода со льдом расплескалась, хоть я и должна держать свои яростные побуждения под строгим контролем.

— Роберт, почему ты соврал и сказал Холли, что я тебя люблю?

Он смотрит в кувшин и встряхивает его, чтобы лед закружился, и на долю секунды мне кажется, что он собирается все отрицать или выставить это в выгодном для себя свете. Но может быть, Роберт работает над тем, чтобы держать свою ложь под контролем, так же, как я справляюсь со своими яростными побуждениями.

— Я не знаю, — признается он.

— Она же, вроде как, девушка, которая бывает всего раз в жизни. Ты расскажешь ей или я?

— Расскажешь ей что? — паника отражается на его лице.

— Что я никогда не была в тебя влюблена, и что тебе сложно сказать правду, если она не вписывается в твою версию о том, каким должен быть мир.

Голубые глаза Роберта сощуриваются.

— В моей версии о мире ты должна встречаться с тем, у кого нет девушки.

Я стискиваю зубы.

— Они больше не вместе.

— А почему она всегда с ним?

— Если ты просто... — Джейми возвращается из уборной. — Пожалуйста, Роберт. Оставь нас одних, ладно?

—Я не хочу, чтобы тебе было больно, Рози, — говорит он.

От меня не укрылось, что Роберт до этого момента долго не называл меня Рози. Но это ничего не меняет – я по-прежнему хочу, чтобы он ушел.

— Иди. Отсюда.

Роберт наливает в стакан Джейми столько воды, что Джейми не сможет поднять его, не расплескав. Когда приходит Джейми, он встает рядом со своим стулом и ждет, когда уйдет Роберт.

Роберт говорит:

— Спроси ее о прослушивании.

Джейми бросает на меня вопросительный взгляд, а я качаю головой, как бы говоря, что это не достойно обсуждения. В свете того, о чем мы сейчас разговариваем, так и есть.

Когда кажется, что Роберт собирается стоять здесь бесконечно, Джейми спрашивает:

— А это легально, что ты тут работаешь?

Без единого слова Роберт берет свой кувшин и удаляется наполнять чьи–то еще стаканы. Джейми наблюдает за ним, а потом садится.

— Ты была на прослушивании?— спрашивает он.

— Я, похоже, его не прошла,— говорю я, пытаясь избавиться от ужасающих воспоминаний о танцевальной части. Судя по всему, просмотр видео с танцевальными движениями совсем не превращает тебя в человека, способного повторить их на прослушивании. А вы не знали?

— Что за прослушивание?

— Просто школьный мюзикл. Так... — начинаю я, пытаясь придумать, как вернуться туда, где мы остановились.

— Ты певица?— спрашивает он. В его глазах вспыхивает удивление, а на лице расплывается настоящая, беспечная улыбка, и он не успевает этому помешать. Как же трудно удержаться и не сказать ему, какой он красивый.

— М-м... я?— отвечаю я. — Холли Тейлор говорит, что да. Это девушка Роберта, а ее папа – настоящий актер, так что она, наверно, разбирается в этом. Она говорит, что я пою как олдскульная рок-звезда.

Я смущаюсь, рассказывая ему такие вещи, но когда говоришь вслух: «Я певица», это кажется реальным. Словно это становится правдой, когда я это произношу, и я чувствую себя другой процентов на десять. Может, даже на пятнадцать.

— Круто, Роуз, — говорит Джейми. Я вижу, как удивление в его глазах тускнеет и сменяется печалью – не могу понять, что происходит. Люди в баре вдруг начинают радоваться – кто-то только что выиграл очко в матче – и уровень шума на минуту становится невыносимым. Джейми поворачивается, чтобы взглянуть на телеэкран, но не думаю, что его действительно волнует игра.