Но он не способен измениться. Человек, который поднялся с нуля, отказавшись от своего имени прежде, чем свергнуть отца, для которого воздействие и месть значат так много...

Нет, я не могу ожидать, что Стоунхарт изменится. Не так, как я думала прежде.

Но это уже неважно. Мне не нужно, чтобы он изменился. Мне нужно, чтобы он остался таким же. Мне нужно дать ему ложное чувство безопасности. А затем, когда он будет наиболее уязвим...я нанесу удар.

Я зеваю и потягиваюсь. Это еще не значит, что я могу успокоиться. Это даже не значит, что я могу наслаждаться моментами, как прошлым вечером, со Стоунхартом. Увидев Пола...в сочетании с признанием, что он мой отец...привяжет меня к Стоунхарту навсегда.

У него тоже есть ошейник. Но пока я контролирую свое поведение, он не причинит мне боль.

Последняя мысль, которая мне приходит в голову, как только я собираюсь встать: Пол  может быть даже не мой настоящий отец. Его история, конечно, была убедительной. Но вот находится ли он в здравом уме остается под вопросом. Я видела эпизод с чайным набором. Кто знает, может Стоунхарт подговорил его.

Но это неважно. Не имеет значения, действительно ли Пол является моим отцом или нет. Это единственный человек, который когда-то играл роль в моей жизни.  И им манипулирует, как и мной, Стоунхарт.

Вот, что я всегда буду помнить. Увидев извивающегося Пола на полу было хуже, чем когда Стоунхарт показал мне записи моих собственных нескольких дней в плену. Потому что это случилось с кем-то другим. Потому что я чувствовала ответственность за действия Стоунхарта.

Он не знает, что со мной сделала поездка в это место. Между нами всё изменилось. Если раньше я надеялась, что между мной и Стоунхартом может быть хоть какое-то будущее, на отношения, не определяемые контрактом...эта часть была уничтожена.

Все к лучшему для меня. И к худшему, для Стоунхарта. Я не знаю, каковы его намерения, и как они изменились с тех пор, как я впервые появилась в его доме. Всё, что я знаю, так это то, что я стала стойче и решительнее, чем когда-либо.

Схожее чувство, что и сейчас, было в средней школе, чтобы добиться успеха, чтобы не кончить, как моя мать, подтолкнуло меня закопаться в книгах и стремиться к Лиге Плюща. Я сделала это. Письмо о зачислении из Йеля было окончательным подтверждением всех моих усилий.

Это было мое самое большое достижение в жизни. Радость и удовлетворение, что я чувствовала, бессонные ночи и занятия в выходные дни были не зря.

Я знаю это будет ничто по сравнению с тем чувством, когда я разрушу Стоунхарта.

Я иду нога в ногу с сумасшедшим, который по совместительству является одним из самых успешных умов в стране.

Мое остроумие против его. Моя хитрость против его. Мой интеллект против интеллекта Стоунхарта.

Это шанс для меня доказать, какой женщиной я на самом деле являюсь. Шесть, семь, восемь с лишним месяцев назад я думала, что работа в Корфу Консалтинг была моим шансом продемонстрировать свои способности миру.

Но это было мелочи. Сейчас же ставки гораздо выше. Я достаточно долго играла роль пленницы. Стоунхарт должно быть думает, что приручил меня. Ослабил ли он свою бдительность? Возможно. Хотя, пожалуй, нет. Не стоит его недооценивать. Но что еще заставило бы его забрать меня из особняка, привести в Портленд, потом во Флориду, а затем сюда?

Я отказываюсь верить в то, что его действия столь однозначны, как он утверждает. Вся эта фигня, что он говорил на рождественском ужине...его бессмысленные оправдания своих действий, что он якобы очарован мной. Я знаю, что всё это ложь.

Он показал мне, кем он является на самом деле, когда познакомил с Полом. Он дал понять, что никогда не сможет измениться. А я, как дура, думала иначе.

Улыбнувшись, я встаю с кровати. Я благодарна ему за этот визит. Поскольку против его намерений, и несмотря на мою истерическую реакцию после...это был переломный момент. В моем сознании отложится, чисто и твердо, как алмаз: момент, когда всё изменилось.

Глава 13

Приняв душ и одевшись, я выхожу на палубу яхты. Мы плывем над водой. Чувство тревоги одолевает меня, когда я понимаю, что нигде не видно земли.

Я спешу в рубку капитана, где обнаруживаю Стоунхарта у руля. Он широко улыбается мне. На нем белые шорты, водонепроницаемые мокасины и светло-голубого цвета футболка, расстегнутая наполовину, обнажая грудь. Мне удается мельком увидеть его твердое тело, и тут же  воспоминания прошлой ночи, о том, как он занимался со мной любовью, нахлынывают на меня.

- Привет, красавица, - его улыбка становится шире. - Наслаждаешься отдыхом? Сегодня чудесное утро.

Он прав. Солнце ярко светит. Ни единого облачка. Воздух свежий и чистый.

- Куда мы плывем? - спрашиваю я.

- Какой смысл брать яхту, если не исследовать открытый океан? Мы используем её мощности.

Я хмурюсь. Не потому, что недовольна, а чтобы показать ему, что его трюк ухода от ответа на мои вопросы устарел.

- Скоро увидишь, - говорит он мне, целуя в макушку. - А сейчас почему бы тебе не пойти отдохнуть на палубе? Погода идеально подходит для загара, а также мне хотелось бы увидеть твоё безупречное тело в крошечном бикини.


***


"Скоро" превращается в четыре дня.

Когда яхта продолжает плыть, я начинаю подозревать, что Флорида не была нашим конечным пунктом назначения. Но сколько бы я не пыталась спрашивать Стоунхарта, он уклонялся от вопросов.

Несмотря на небольшое раздражение, в целом всё было приемлемо. Я не показала Стоунхарту, что обижена, и, кажется, он это оценил. Он не говорил этого вслух, но несмотря на все его позерство, он был рад, как я придала видимость нормальности нашему совместному времяпрепровождению.

Сюрприз ждал меня через несколько дней спустя.

Это было сразу после обеда, когда я впервые заметила крошечные острова, виднеющиеся на горизонте.

Издалека они были похожи на камешки, подплыв ближе, я замечаю пышное, зеленое великолепие. Они необитаемые. Белый песок и бесчисленное множество пальм.

Увидев их, я бегу к Стоунхарту. Он не говорит ни слова, но по его блеску в глазах я знаю, что на эту реакцию он и надеялся.

Умело управляя яхтой, жаркое солнце ярко светит на нас, отчего ощутимое волнение начинает формироваться у меня в животе. Я выросла на Восточном побережье, где всегда было холодно, за исключением нескольких драгоценных месяцев лета. Я мечтала о тропическом рае. Где были бы только я и мама. Перед тем как наши отношения разладились, мы могли ночами напролет разговаривать о том, как наскрести денег, чтобы купить билеты на Карибы или Каймановы острова или куда-нибудь, где тепло, где мы могли бы оставить позади все беды нашей повседневной жизни на неделю или две.

Это была не более, чем несбыточная мечта.

С этой мыслью волна грусти накрывает меня. Одни из наших крупных разногласий начались, когда мне исполнилось пятнадцать, через несколько лет после того, как она начала пить. В это время я стала серьезно задумываться о том, чтобы  сделать жизнь лучше. Всё лишь упиралось в деньги. В позапрошлом году я работала на полставки везде, где только могла, чтобы помочь с арендой. Но в то лето, перед школой, я с самого начала знала, что мне придется сделать выбор. Я могла  продолжать работать и пойти по дорожке матери... или я могла сосредоточиться исключительно на учебе, забыть о случайных заработках и сделать все возможное, чтобы превратиться в образованную женщину.

Мы едва сводили концы с концами. Так что, когда я объявила матери о своих намерениях, она закатила истерику. Я пыталась её успокоить. Но такова была  правда. Школа была на первом месте. Я не могла продолжать работать.

Удар был нанесен, когда я заявила, что может быть у нас было бы достаточно денег на аренду, если бы она завязала с выпивкой.

Меня передергивает при воспоминании о ее реакции. Если раньше у нее была истерика, то тут она обезумела. Она сказала мне убираться, что я неблагодарная, вымогательница, попрошайка, что я не лучше, чем мой непутевый, никчемный отец.

Тогда она впервые обмолвилась о нем.

Даже самый сильный, самонадеянный пятнадцатилетний подросток был бы раздавлен такими обвинениями, особенно когда они исходят от близкого человека. Я покинула дом в слезах и переночевала у друга. На следующее утро, тихо проскользнув домой, чтобы собрать вещи, мать ждала меня на моей кровати.

У нее были красные глаза. Она выглядела так, будто плакала. Она извинилась, когда увидела меня, сказала, что не понимала, что говорит, и умоляла меня простить ее. Я простила ее...но между нами так ничего и не изменилось.

Поэтому внезапное появление островов производит на меня такое сильное впечатление. Приехать сюда было нашей с мамой мечтой, хоть мы обе и понимали, что это невозможно. А теперь...быть здесь, на этой яхте, со Стоунхартом... это просто... это просто...задевает меня.

- Лилли. Лилли, с тобой все в порядке? Лилли!

Я качаю головой и теряю сознание. Так или иначе я оказываюсь на полу. Стоунхарт стоит на коленях рядом со мной, положив руки на мои. Почему я на полу?

- Ты покачнулась и упала, - говорит Стоунхарт, как будто прочитав мои мысли.

Он обеспокоен.

- Проклятое солнце. Ты перегрелась и обезвожена.

- Нет, - качаю я головой. - Нет, ничего подобного.

- Тогда что?

- Я...не знаю. Я в порядке .

Я поднимаюсь. Стоунхарт мне помогает. Он не отпускает меня, даже когда я стою.

- Ты не больна? Как ты себя чувствуешь? Давай сюда, в тенек...

Я позволяю Стоунхарту отвести меня к ближайшему шезлонгу с зонтиком. Он усаживает меня, как будто я хрупкая, фарфоровая кукла.

- Хочешь воды?

Я киваю.