Она просто знала, что теперь, когда лорд Шебрук вернулся, все будет хорошо.

Ей казалось, будто из-за тяжелых туч вдруг выглянуло солнышко.

И когда они ехали к приорату Уолкотт, девушка думала о том, как же хорошо, что нет рядом леди Крессингтон, которая придиралась и унижала ее, а заодно и капитана Дункана, отвлекавшего внимание лорда Шебрука от Саймона — ну и от нее, разумеется.

Вскоре впереди показалась громада приората Уолкотт. Монастырь оказался намного больше, чем она ожидала, и вблизи выглядел еще величественнее.

Лорд Шебрук рассказал, что нынешний владелец потратил на него внушительную сумму, и она решила, что во времена отца и матери приорат выглядел совсем по-другому.

Когда они переступили порог, Лолиту охватило необычайное волнение. Она наконец-то увидела место, где родился и рос ее отец, где жила с ним мать, когда они только поженились!

Смотритель, как и предполагала Лолита, с превеликим удовольствием позволил лорду Шебруку побывать в приорате и предложил им осмотреть все без его участия.

— Я знаю, что могу доверять вам, милорд, — заявил он, — в отличие от тех, кто приходит сюда из чистого любопытства. Нога причиняет мне сильную боль, поэтому не хочется ходить дольше необходимого.

— Можете быть спокойны, — заверил его лорд Шебрук, — мы не станем ничего трогать и будем закрывать за собой двери.

И они отправились на экскурсию, которую Лолита в душе считала восхитительным путешествием в прошлое.

Ее отец и мать часто вспоминали приорат, рассказывая о том, сколь много он значил для них в те времена, когда они только поженились.

Теперь она понимала, почему у отца едва сердце не разорвалось от горя, когда им пришлось покинуть его и переехать в Лондон.

Она часто спрашивала себя, почему отец предпочел уехать так далеко от родного дома, и только сейчас, увидев приорат собственными глазами, поняла, что ему было бы мучительно больно оставаться поблизости, сознавая, что это место больше не принадлежит ему.

Но Лолита никак не ожидала, что он оставит после себя такое множество семейных реликвий, особенно портреты ее предков, но потом она вспомнила, как отец рассказывал, что человек, купивший приорат, настоял на том, чтобы приобрести его «со всеми потрохами», как он выразился.

— Поскольку никто другой не изъявлял желания заплатить столь крупную сумму за огромный дом, — добавил он, — я вынужден был принять это предложение, потому что отчаянно нуждался в деньгах.

Продажа приората позволила ему расплатиться со всеми долгами своего отца, равно как и назначить содержание старым слугам, которые долгие годы верой и правдой служили их семье. После этого у них осталось ровно столько денег, чтобы купить дом в Лондоне, где и выросла Лолита. Это был небольшой, но очень уютный особнячок елизаветинской эпохи, обладавший несравненным очарованием. Но при всех своих несомненных достоинствах он, разумеется, не шел ни в какое сравнение с приоратом.

Лолита узнала, что здесь проживало более сотни монахов, и теперь, воочию оценив размеры монастыря, понимала, что места хватило бы и для куда большего их числа.

Они вошли в огромный зал в передней части приората, где монахи трапезничали и где к ним могли присоединиться странники.

Зал оставался в точности таким, каким был в момент постройки. Стены его были обшиты дубовыми панелями, а минувшие века не коснулись длинных и узких обеденных столов и гигантского средневекового очага.

Лорду Шебруку уже доводилось бывать в приорате, и он повел их в комнату, которая, как решила Лолита, была гостиной ее бабушки.

Это было чудесное помещение с эркерными полукруглыми окнами, забранными ромбовидным стеклом, выходящими в сад. Здесь, как и во многих других комнатах, позднее были добавлены резные каминные полки и облицовка работы итальянских скульпторов, прибывших в Англию, чтобы украшать дома аристократов.

Но самое потрясающее впечатление на Лолиту произвели картины. Рассматривая их, она ощутила, как болезненно сжалось сердце, ведь они более не принадлежали ее семье.

Здесь висели портреты многих поколений графов Уолкоттов, их жен и детей. Судя по всему, все великие художники своей эпохи почитали за честь запечатлеть их на холсте. Было невыносимо думать, что все эти полотна достанутся какому-нибудь богачу, который не имеет к ним никакого касательства и не сможет оценить их по достоинству, как это сделали бы представители дома Уолкоттов.

Лолита переходила от одной картины к другой, не замечая, что лорд Шебрук пристально наблюдает за ней.

Он думал о том, что отнюдь не такого восторженного выражения, как то, что было написано у нее на лице, ожидал бы от любой женщины — не говоря уже о столь юной особе, как миссис Белл.

По широкой дубовой лестнице с резными перилами он повел ее на второй этаж, где располагались богато отделанные хозяйские спальни. Очевидно, каждый последующий граф приказывал установить здесь собственную огромную кровать с балдахином на четырех столбиках, а некоторые из наиболее необычных и искусно украшенных лож были, несомненно, привезены из Франции до и после Французской революции.

Лолита вспомнила истории о том, сколько мебели буквально за бесценок приобрел у революционеров принц Уэльский, ставший впоследствии королем Георгом IV. Ему пришлось отправить со столь необычным поручением своего шеф-повара, поскольку более никто из его свиты не говорил по-французски.

Ей хотелось знать, отправился ли туда ее предок сам или же послал кого-либо вместо себя. Но, кем бы ни был этот человек, вкусом он обладал безупречным.

На вопросы, готовые сорваться с ее губ, ответить было некому, и сейчас Лолита горько сожалела о том, что после смерти отца не особо расспрашивала мать о приорате Уолкотт.

«Ах, если бы я могла хоть разок побывать здесь вместе с папой…»

А лорд Шебрук спрашивал себя, отчего она выглядит такой несчастной. Ему отчаянно хотелось заключить девушку в объятия и утешить, но он старательно внушал себе, что не должен испытывать подобных чувств.

Ему не терпелось вернуться в замок, и, хотя друзья настойчиво уговаривали его погостить в Инглвуде, он ничего не мог с собой поделать.

Они перешли в очередную комнату, и он вновь спросил себя, как можно проникнуться столь сильными чувствами к женщине, с которой едва знаком. Она не могла оставить значительный след в его жизни, поскольку он прекрасно сознавал свою ответственность в качестве главы клана Бруков. Многочисленные представители этого семейства были рассеяны по всей Англии и Шотландии, и лорд Шебрук знал, что они взирают на него в надежде, что он прославит это славное имя и послужит всем примером для подражания.

Так как, скажите на милость, сознавая свою ответственность, он мог жениться на ком-либо еще, кроме женщины, чья родословная древностью и знатностью не уступала бы его собственной? Женщины, которая подарит ему сына, который займет достойное место в замке после того, как его самого не станет?

А они все переходили из комнаты в комнату…

Экскурсия завершилась в картинной галерее, и лорд Шебрук признался себе, что озадачен и не понимает столь живого интереса Лолиты и эмоций, явственно отображавшихся на ее лице и в глазах.

«Почему эту женщину, — размышлял он, — настолько сильно тронуло здание, пусть красивое и интересное, но которое не имеет к ней никакого отношения?»

Они сошли вниз, где в задней части приората располагалась молельня, которую построили монахи. Помещение оказалось изумительно красивым, а витражные окна украсили бы любой кафедральный собор.

Алтарь был выполнен из белого мрамора. На нем высился украшенный драгоценными камнями крест, помещенный сюда сразу после завершения строительства.

Лолите казалось, что, переступив порог приората, она ощущает рядом незримое присутствие отца. Но теперь, после того как они перешли в молельню, перед ее мысленным взором, словно живая, встала мать. Девушка чувствовала, как ласковые руки обнимают ее, видела любовь в ее глазах, как бывало всегда, вплоть до той минуты, пока мама не заболела.

Забыв о том, что рядом стоят лорд Шебрук и Саймон, она, не раздумывая ни мгновения, преклонила колени на первой от алтаря скамье и, сложив руки перед грудью, закрыла глаза.

Лолита ощутила, как мать обращается к ней, говоря, что очень любит ее и что они с отцом заботятся о ней. Девушке очень хотелось в это верить еще с момента побега из дома, и теперь ей казалось, будто родители разговаривают с ней, подбадривают ее, говоря, что она не должна отчаиваться.

Лорд Шебрук и Саймон молча стояли и смотрели, как она опустилась на колени и закрыла глаза в молитве. А потом Саймон, повинуясь беззвучному призыву, подошел к Лолите и преклонил колени рядом с ней.

Лорд Шебрук, глядя на них, почувствовал, как у него перехватило дыхание. Давно уже он не видел, чтобы женщина молилась столь истово и горячо. Он понял, что сейчас она забыла обо всем, включая Саймона и его самого.

В этот миг он ясно осознал, что не может позволить себе потерять миссис Белл, кем бы она ни была. Каким-то образом он должен удержать ее в замке, чем бы она там ни занималась.

На обратном пути домой Лолита хранила необычное молчание.

А Саймон вновь болтал без умолку. Мальчика куда больше интересовали пони, собака и плавание, чем большой дом, из которого они только что уехали.

— Завтра утром мы пойдем купаться вместе, — заверил его лорд Шебрук. — А теперь, поскольку мне надо написать несколько писем, предлагаю тебе попросить миссис Белл рассказать побольше о монахах, что жили в приорате.

— Сначала я хочу выгулять Бракена, — заявил Саймон. — Я знаю, что он хорошо ведет себя в мое отсутствие, но при этом очень скучает.

— Конечно, скучает, поэтому позволь ему побегать в саду, прежде чем поднимешься наверх.