Он перевел взгляд с Лидии на стол, вскинул брови и захлопнул за собой дверь. Но прежде чем успел что-то сказать, она показала на блюда:

– Мы подумали, что ты, должно быть, голоден.

Так оно и было. Он просто умирал от голода. А когда увидел еду, у него ноги подкосились от слабости. Но Роберт, ничем себя не выдавая, коротко кивнул и выдвинул для Лидии стул.

Хотя он держался из последних сил, ничего не помогало. Слишком остро ощущал он ее присутствие. Ее близость. Стоит только руку протянуть.

Лидия села, и он поспешно отступил.

Усевшись за стол, Роберт положил себе кусок пирога с дичью и взглянул на Лидию:

– Итак, что ты здесь делаешь?

Она уже подумывала сплести более-менее правдоподобную историю, но мудро решила не делать этого. Он как по книге читал правду в ее безмятежном выражении, в чистоте красивых голубых глаз.

Сложив руки перед собой, она спокойно встретила его взгляд.

– Я здесь, чтобы найти и вернуть потерявшееся письмо Табиты.

Он доел пирог и снова обратил свой взгляд на Лидию. Наверное, придется вытащить из нее всю историю, слово за словом. Иначе не получится. Табита была сестрой Лидии, на год моложе, но настоящая сорвиголова. И была такой всегда, даже когда он в последний раз видел ее в пятнадцатилетнем возрасте. Теперь же, в двадцать пять, Таб, по слухам, стала настоящим синим чулком и пыталась учить жизни женщин, заявляя, что они не нуждаются в мужчинах, и в особенности джентльменах, и должны хорошенько подумать, прежде чем вручить свободу и состояние в их руки.

Лидия в свои двадцать шесть была куда более спокойной и сдержанной, уравновешенной и надежной. Таб же, казалось, была двойником Роберта, только в юбке: печально известная и опасная своими проделками особа. По крайней мере так считал свет.

Но ни ту ни другую сестру нельзя было упрекнуть в слабости.

Виконт потянулся к ростбифу.

– Это письмо – у кого оно? Какую угрозу оно представляет для Таб? И почему ты, а не она пытаешься его вернуть?

Губы Лидии слегка сжались, но она глубоко вздохнула и ровным голосом ответила:

– Это письмо Таб написала много лет назад, когда ей было семнадцать. Ты помнишь мою сестру и знаешь, какова она. Как она бросается в любое предприятие очертя голову, и пусть все летит к черту!

Роберт потянулся к бокалу и кивнул.

– Ну… прежде чем она стала синим чулком, отстаивающим права женщин, и особенно право не выходить замуж…

– Она влюбилась, – докончил за Лидию Роберт. Зная Табиту, он почти в этом не сомневался.

– Совершенно верно. Ей было семнадцать. Она написала этому человеку и, будучи Табитой, ничего не скрыла. То есть была безгранично откровенна. Без всякой оглядки на общепринятые правила приличия и с таким энтузиазмом… – Она снова вздохнула. – Достаточно сказать, что, если содержание письма станет широко известно, сестра превратится во всеобщее посмешище.

Роберт вскинул брови:

– Все так плохо?

– Даже еще хуже, – поморщилась Лидия. – От нее откажутся друзья, единомышленницы, весь ее круг. – Помолчав, она добавила: – Такова ее теперешняя жизнь, но из-за этого письма она стоит на грани краха.

Роберт повертел в руках вилку.

– Но почему это письмо всплыло только сейчас, через семь лет?

– Потому что Таб вспомнила про него и попросила вернуть.

Очевидно, содержание письма было настолько возмутительным, что даже Таб, которую никак нельзя было назвать нежной фиалкой, опасалась последствий.

– Итак, она обратилась к человеку, которому оно было послано. И тот не пожелал его отдать, – заключил Роберт.

– Почему же? Согласился, – раздраженно бросила Лидия. – Еще бы не согласиться. Прикажи ему Таб прыгнуть через горящий обруч, он и то согласился бы.

– А кто он? – удивился Роберт.

Лидия долго размышляла, прежде чем признаться:

– Монтегю Аддисон.

Роберт вытаращил глаза, стараясь не улыбнуться.

– Аддисон? Эта тряпка? Мягкотелый слизняк?

Лидия, сухо поджав губы, кивнула:

– Именно.

– Вот как? – Роберт отодвинул тарелку и поднес к губам бокал с вином. – Это многое объясняет.

Включая и тот факт, почему Табита Мейкпис боялась замужества как огня. Если впечатлительная семнадцатилетняя девочка считала Монтегю Аддисона идеалом мужской добродетели, вполне понятно, почему теперь она отрицает брак.

– Итак, – продолжал Роберт, – Аддисон согласился вернуть письмо. Что же произошло?

– Получив записку Таб, Аддисон, этот круглый идиот, сунул конверт с письмом в карман фрака. Утверждает, что намеревался отыскать Таб на балу и отдать письмо, хотя она крайне редко посещает балы. И, ради всего святого, вспомни, сейчас февраль. В городе вообще не даются балы. А если бы он потрудился прочитать записку до конца, понял бы, что мы сейчас дома, в Уилтшире. Но Аддисон, будучи Аддисоном, не подумал ни о чем подобном. Он побывал на нескольких вечеринках, а потом очутился в игорном доме «У Люцифера».

Роберт поморщился, он, кажется, понял, что произошло дальше и где именно находится сейчас письмо Табиты.

– Я знаю это место, – сухо бросил он.

Лидия мгновенно вскинула голову, отвлекшись от своего невеселого рассказа.

– Да, я так и подумала. – Тряхнув головой, она снова вернулась к рассказу о злополучном Аддисоне. – Аддисон много проиграл. Насколько мне известно, такое с ним случается часто. Ему пришлось написать долговую расписку… некоему джентльмену, и… полагаю, к тому времени он был так пьян, что вытащил письмо Таб и написал расписку прямо на конверте, после чего отдал его… вышеупомянутому джентльмену.

И тут Роберт окончательно прозрел:

– А имя этого джентльмена – Стивен Барем, ныне лорд Алконбери из Аптон-Грейндж.

Лидия мгновенно застыла. Долго смотрела ему в глаза, прежде чем медленно потянуться за виноградиной.

– Почему ты так думаешь?

Она оторвала виноградину, сунула в рот и постаралась принять невинный вид.

Роберт невесело улыбнулся:

– Потому что Барем – завсегдатай «Люцифера». Потому что Аддисон вечно пытался снискать дружбу этой компании, потому что Аптон-Грейндж лежит по ту сторону леса… – в подтверждение своих слов он пальцем указал направление, – и потому что, когда ты пришла, подол плаща был мокрым. – Кулаки его сами собой сжались. – Ты бродила по лесу среди ночи во время ливня поистине библейских масштабов… почему?

Пришлось сделать нечеловеческое усилие, чтобы подавить терзавшие его эмоции, эмоции, рожденные осознанием того, какую глупость затеяла Лидия. И этого было достаточно, чтобы его вопрос не прозвучал угрожающе.

Она нервно облизнула губы.

– Надеюсь, Роберт, ты понимаешь, что у тебя нет оснований для вмешательства. Моя жизнь – только моя, и я буду делать что пожелаю.

Он молча смотрел на нее.

– Я приехала днем, еще до начала дождя, – призналась наконец Лидия. – Мне нужно было вернуть письмо как можно скорее, прежде чем Барем поймет, что именно попало ему в руки. Ты знаешь, какой он негодяй, и если обнаружит письмо, растрезвонит по всему Лондону. Таб и Барем не раз скрещивали шпаги, а победа, как правило, оказывалась не на стороне Барема. Поэтому он многое отдал бы, чтобы обличить Таб и уничтожить ее в глазах света.

Лидия попыталась угадать мысли Роберта. Он ответил бесстрастным взглядом, но все же кивнул. Немного приободрившись, она продолжала:

– Вот я и отправилась посмотреть на его дом – Аптон-Грейндж. Определить, насколько он велик, трудно ли в него проникнуть и обыскать. Кроме того, я не знала, будет там Барем или нет. – Она прикусила губу и умоляюще взглянула на Роберта. – Он дома. И у него полно гостей.

– Я так и понял, – буркнул Роберт и, поколебавшись, спросил: – Полагаю, это означает, что ты сознаешь, что невозможно проникнуть в Аптон-Грейндж и найти это письмо?

Если судьба будет к нему добра, все кончится хорошо, и он сам проводит ее в Уилтшир, как только дождь прекратится и дороги подсохнут.

Но Лидия мрачно нахмурилась:

– Ничего подобного! Мне нужно получить письмо. Причем как можно скорее. Пока оно остается в руках Барема, риск увеличивается с каждым днем. Неужели не ясно?

Роберт так сильно сжал зубы, что казалось, вот-вот лишится двух передних.

– Возможно. И все-таки мне непонятно, почему ты, именно ты, должна его возвращать. Почему не Аддисон или хотя бы сама Таб?

Глаза Лидии превратились в щелки.

– Это еще более очевидно. Аддисон не может идти к Барему, не возбуждая подозрений. Единственный способ получить письмо – отдать деньги, а он и без того вот-вот окажется в долговой тюрьме. И разве можно доверить такому, как Аддисон, тайный обыск дома? Разве он способен вернуть письмо? Он же круглый дурак! Его обязательно поймают, и тогда скандал разразится наверняка, причем куда более ужасный!

– Ну а Табита?

Глаза Роберта превратились в твердые серые камешки, неподатливые и упрямые. Лидия долго смотрела в них, прежде чем решительно вздохнуть и сказать ему правду, хотя прекрасно знала, что ему такая правда не понравится.

– Понимаешь, это невозможно. Когда я уезжала, Таб была немного не в себе. На нее нашло… словом, она удушила бы Аддисона, если бы смогла до него добраться. Что же до Барема… думаю, наткнись она на него во время обыска, возможно, набросилась бы и тоже попыталась бы удушить. Исключительно из принципа. Сам знаешь, какова она. Представить немыслимо, что она тайком проникнет в Аптон-Грейндж, чтобы стащить потихоньку письмо. Обязательно устроит какой-нибудь грандиозный взрыв, а там скандала не избежать. Зная Таб, можно заранее предсказать, как все будет.

Роберт хотел что-то сказать, но Лидия повелительно вскинула руку:

– Любимое занятие Табиты – поднять шум, устроить переполох, привлечь всеобщее внимание. В этом я – полная ее противоположность.

Глаза его метнули стрелы.

– А что произойдет, если поймают тебя, как оно скорее всего и произойдет? Думаешь, скандал не будет громким?