Неописуемый восторг, однако, продолжался недолго: до того момента, пока Варя не дошла до остановки.

Маршрутка уже подъехала, Варя встала в хвост очереди, полезла в карман за деньгами… чтобы обнаружить, что у нее остался ровно рубль.

Несмотря на жуткий холод, ее бросило в жар. Неужели она истратила на покупки все деньги?! И ей не на что ехать домой? Она обшарила карманы, перетряхнула сумку – но тщетно, сумма увеличилась на два пятьдесят.

– Ты едешь? Давай быстрее! – торопили сзади.

– Да… Нет… Не еду, – осипшим голосом произнесла девочка. На ослабевших ногах она отошла от маршрутки, прислонилась к фонарному столбу. Проводив глазами отъезжающий микроавтобус, ощутила себя путешественницей, брошенной на необитаемом острове.

И что же теперь делать? Она вытащила мобильник – сердце екнуло: батарея полностью разрядилась, телефон не работал.

Только сейчас стал ясен весь ужас ее положения. Ни денег, ни связи…

Варю охватило вдруг ощущение невыносимого одиночества, и она расплакалась, громко, навзрыд. Однако никто не услышал и не пришел на помощь – смутные силуэты редких прохожих терялись в ревущей снежной пелене.

И вдруг…

– Помогите, люди добрые! – услышала она откуда-то снизу и, оглядевшись, увидела темную фигуру, сидящую около таблички с надписью «Подайте на пропитание». Варя всхлипнула и бросила оставшиеся монетки в рваную ушанку – кому-то в этом мире все же хуже, чем ей!

Фигура что-то буркнула, кряхтя поднялась, аккуратно выгребла деньги и надела шапку. Потом бросила:

– Пойдем-ка! – И направилась к подземному переходу.

Варя послушно поплелась следом: от холода и бед на нее напало оцепенение, и было все равно, куда идти и что делать.

В переходе стало легче: здесь не было снега и ветра и наконец-то удалось согреться.

Ее провожатая (или провожатый? В обмотанном одежками свертке не разглядеть) расположилась у стены на туристической сидушке и расстелила рядом газетку:

– Садись! Емкость есть подходящая?

– Что? – Варя все еще не могла прийти в себя.

– Ну, собирать-то куда будешь? Шапка, кепка, коробка какая-нибудь…

– Что собирать? Я не понимаю…

Рука в грязной варежке ухватила ее за рукав и чуть не насильно усадила на газетку:

– А тут и понимать-то нечего! Деньги нужны? Вот и проси! Я б одолжила, да сама только вышла, улова никакого…

Точно во сне Варя вытащила из сумки пакет, вытряхнула колготки.

– Сюда можно?

– Можно.

Варя положила пакет перед собой и скорчилась на газетке, низко опустив голову и спрятав руки в карманы. Она дрожала и чувствовала себя преступницей.

В переходе никто не появлялся. Довольно долго пакет оставался пустым. Потом народ повалил валом – закончился рабочий день, люди возвращались домой. Варе начали кидать мелочь – рубли, медяки… Казалось, прошла целая вечность, прежде чем набралась десятка. «Этак мне до ночи отсюда не уйти!» – в отчаянии подумала начинающая попрошайка, и в этот момент в пакет плавно спланировала новенькая синенькая пятидесятирублевка.

Варя очнулась, подняла глаза…

И уперлась взглядом в ту самую женщину, которая утром ехала с ней в маршрутке. Однако на этот раз ее лицо было совсем другим: строгим, отчужденным, недоверчивым.

– Этого хватит? – сухо спросила она.

– Х-ва-ватит, – клацая зубами, ответила Варя. Она дождалась, когда женщина скроется из вида, потом с трудом поднялась на окоченевших ногах. Пятидесятирублевку убрала в карман, мелочь отдала «наставнице».

– Благодарствуем. Не забудь! – «Наставница» подтолкнула к ней злосчастные колготки. – А у тебя способности! Ишь, сколько привалило за один-то раз. Вид у тебя правильный, жалостливый. Так что если что, я всегда тут сижу. Присоединяйся, в компании веселее.

Обратная дорога прошла, как в тумане. Денег хватило на билет и шоколадку. Рядом снова ехала та самая женщина, но на этот раз она делала вид, что не узнает ее. Но было уже все равно – хотелось спать, знобило, ломило спину. Чтобы не заснуть, Варя отламывала шоколад, который казался безвкусным. Она не помнила, как добралась до дома и каким чудом оказалась там раньше родителей. Запомнилось только, что Степка встретил ее словами:

– Ты же заболела!

– Ну да.

– А где же ты тогда была?

– В поликлинике. Не выдавай! – ложью больше, ложью меньше… Какая разница! Семь бед – один ответ.

– Ага, – почему-то сразу согласился Степка.

В прихожей Варя скинула промокшие насквозь кеды, с трудом закинула куртку на вешалку. Сумка вдруг стала невероятно тяжелой, лестница в «голубятню» показалась бесконечной. Единственной радостью было узнать, что никто не приходил: ни врач, ни подруга.

Отсутствие Даши объяснилось, когда ожил мобильный. «Сегодня не смогу(, – писала подруга, – У меня народ собрался, рисуем стенгазету».

Ну что ж, стенгазета так стенгазета.

«А кто еще рисует?» – вяло отстучала Варя.

«Р. и Мотя Сумкин».

«А из девчонок?»

Пауза.

«Света Рябова».

Варя помолчала, потом спросила:

«А про что в стенгазете?»

Долгая пауза.

«Про тебя».

«?!»

«Ну, как ты на литре опозорилась. Велели пропесочить кого-нибудь, Рябова предложила тебя и даже фотографию какую-то старую откопала».

«А Р.?»

«Промолчал».

Вот и все.

Варя съежилась под одеялом, закрыла глаза. Пропади они пропадом, «Серебряный вечер» и малиновые колготки. Пока она бегала за покупками, у нее отняли любовь.

На душе было стыло и сумрачно, как и за окном.


Вернулись родители. Варя не слышала этого, очнулась только тогда, когда заскрипела дверь.

– Ну, как? Получше? – Мама стояла рядом, озабоченно смотрела на нее.

– Ага, – простучала зубами Варя. Она мерзла. Одеяло превратилось в сугроб, а по голове барабанили сотни молоточков. – Можно я еще посплю?

– Можно, – голос мамы доносился откуда-то с другой планеты.

Варя закрыла глаза, радуясь, что не надо больше поднимать тяжелые веки.

– Тридцать девять и пять, – услышала она через некоторое время. – Надо вызывать неотложку.

После невероятных злоключений бурного дня она и в самом деле заболела. Черепаший грипп превратился в настоящий.

«Он сказал – Дурандина!»

Потянулись томительные, похожие друг на друга дни. В сумрачной комнате с плотно задернутыми шторами утро не отличалось от вечера. Таблетки были горькими и противными, завывание метели за окном и тиканье допотопных часов казались невероятно громкими, от света резало глаза. Сил едва хватало на вялое переругивание с мамой по поводу оставленной на тарелках еды (аппетит отшибло напрочь), односложных эсэмэсок Даше и вечернюю болтовню со Степкой.

В остальное время Варя спала. Уже сотый раз она видела один и тот же сон: Родион с Рябовой вешают стенгазету, на которой изображена Палитра Ваганова в малиновых колготках и с рваной ушанкой в руках. Под картинкой надпись: «Подайте на пропитание!» Когда стенгазета уже повешена, рядом появляется Та Самая Женщина, она достает из кармана пятидесятирублевку и швыряет в воздух со словами: «Этого хватит?»

Уроков Варя не делала. Учебники, во главе с ненавистной литературой, валялись на столе. Читать тоже невозможно, поэтому «Серебряный вечер» пылился там же, рядом с большим колокольчиком, которым Варя вызывала маму.

Мелодия почти забылась. В голову ничего не лезло, мысли были вялые, сонные.

Врач Алла Андреевна приходила еще два раза, качала головой, назначала новые таблетки, а один раз даже сделала укол. Варя мужественно вытерпела все, послушно глотая лекарства и запивая их остывшим чаем.

Но однажды утром от Даши пришла эсэмэска:

«Сидишь? А то как бы не упала».

«Лежу! Давай, говори!»

«Прикинь, тут такое случилось, такое! Ты только заикой не стань от счастья!»

«А что?» – с замиранием сердца переспросила Варя.

«Сегодня Р. дежурил!»

«И что?»

«Анна Семеновна на первом спрашивает: кто отсутствует?»

«И что?»

«А он сказал: Дурандина! Прикинь?»

Вот это новость!

Варя рывком села на постели.

«А еще что он сказал?»

«Больше ничего. Но остальных отсутствующих даже не заметил!»

Некоторое время она сидела, прижав к груди мобильник, переваривая невероятное известие и чувствуя, как жизнь возвращается к ней. Это было будто глоток воды во время засухи, словно севшая на цветок первая весенняя бабочка или сияющая солнцем капля на сосульке…

Мелодия снова вернулась к ней. Песня пришла откуда-то из глубины сердца и была невероятно красивой. «Серебряный вечер…» – прошептала Варя, а потом соскочила с кровати и схватила книгу. Как же там было? Ага, вот они, стихи!

Она сидела на кровати и пела. Вернее, не пела, а сипела – голос еще не вернулся к ней. Это было чудо, и Варя чуть не заплакала. Чтобы успокоиться, взяла гитару, начала перебирать струны.

А потом вдруг почувствовала страстное желание вновь стать Реймонтом Обви. До компьютера не добраться, так что блог в данный момент недоступен. Но есть же и другие возможности записать свои мысли! Хотя бы в обычный девчоночий дневник. Раньше, в начальной школе, такой дневничок был ее верным спутником. Эти тетрадки так быстро заканчивались, что у подруг не было проблемы выбрать подарок. Вон они, цветастые, стоят на полке рядом с книжками ТДД – летописи ее тогдашнего мира.

Объятая ностальгией, Варя отложила гитару, подошла к полке, вытащила наугад один из дневничков – зеленый в золотых улитках. Открыла на первой попавшейся странице и наткнулась на старую школьную анкету. Тогда, в пятом, она пустила эту анкету по классу, и теперь так интересно было читать ответы, написанные круглыми смешными детскими почерками с невероятными ошибками: «У меня есть сабака. Ее завут Крендиль», – написал Сумкин. Интересно, он сейчас-то выучил эти слова? Жаль, что здесь нет ответов Родиона – он пришел к ним только в шестом. Здорово было бы знать, какие у него любимые цвета и блюда! И есть ли домашние животные?