– Я не допущу, чтобы ты уехал, не помирившись со мной. У меня нет прав на твою защиту, но я приму ее ради Николь. – Она увидела, как посуровел его взгляд, почувствовала, как напряглась рука. – Ты должен выслушать и принять то, что я скажу. Я не буду запрещать тебе видеть ее столько, сколько ты сможешь. Не буду возражать против твоей помощи Эмили. Я одна виновата в том, что случилось сегодня ночью. Я, а не ты, Колтер. Я забыла, что все еще жена Джеймса...

– Нет!

– Колтер. – Только на секунду позволила она глазам выдать свои истинные чувства. – Пока я не узнаю, что его нет в живых, я его жена. А ты не можешь распоряжаться собой, пока не кончится война.

– Твои условия тяжелы, Элизабет.

– Но ты примешь их? – взмолилась она, понимая, что если он откажется... Неужели она не увидит его больше? Глядя на него с нежной настойчивостью, молодая женщина поднесла его руку к губам и поцеловала ладонь.

– Я узнаю, что случилось с Джеймсом, – проговорил Колтер сорвавшимся голосом.

– А я буду молиться, чтобы тебе это удалось.

Больше между ними не было сказано ни слова. Но Колтер никогда не примирялся с поражением. Не собирался и сейчас.


Элизабет, как ребенок, хотела бы остановить время, оплакивая каждую минуту, приближавшую отъезд возлюбленного. И с вором, который крадет ради удовольствия, она сравнила себя не зря: под ее подушкой теперь была спрятана рубашка Колтера. Хотя это было совершенно бессмысленно, ведь, заручившись ее словом, что он может вернуться, Колтер оставил все вещи, которые привез с собой.

Джош подвел лошадь к парадной двери, где уже собрались все обитатели дома.

– За лошадкой-то приглядывайте, господин полковник, – сказал старый слуга проникновенно и отдал Колтеру поводья.

Рут протянула завязанную узелком салфетку.

– Тут ветчина и пирожки, они помогут вам продержаться до тех пор, пока я снова не накормлю вас.

– Не гаси огня, Рут, и готовь побольше еды на ужин, я скоро вернусь, – пообещал Колтер, укладывая узелок в седельную сумку.

– Я буду молиться за вас, Колтер, – сказала Эмили, когда тот повернулся к ней. Старая женщина покраснела, как девушка, когда он поцеловал ее в щеку и прошептал что-то на ухо.

– Солдат не может уйти на войну, пока принцесса не подарит ему что-нибудь на память.

Колтер ожидал, что дочь обнимет его, но получил больше. Поцелуи. Много поцелуев. Он очень старался не обнимать ее хрупкое тельце слишком крепко. Полковник благословлял и проклинал войну, которая сначала помогла ему обрести дочь, а теперь заставляла покинуть ее.

– Николь, – прошептал он, – уж ты позаботься за меня обо всех. О себе в особенности.

Малышка торжественно кивнула.

– А мне ты обещал...

– О своем обещании я не забуду. – Полковник с трудом заставил себя отпустить ее.

Увидев недоумение на лице Элизабет, он объяснил:

– Я обещал каждый день в пять вечера смотреть на часы и думать, что Николь в это время слушает куранты своего замка и молится обо мне.

– И я вместе с ней. Мы все будем молиться о твоей безопасности. – Элизабет оглянулась на Эмили и Рут, как бы прося их увести Николь в дом. А когда они остались одни, растерялась, не зная, что сказать. Просить, чтобы он был осмотрителен, тепло одевался и избегал опасностей, казалось нелепым, но только это и приходило ей в голову. На глазах у нее выступили слезы.

Колтер приблизился, приподнял ее лицо за подбородок и губами осушил слезы.

– Ты – единственное, что у меня есть. Я люблю тебя, Элизабет, и может быть... – У него дрогнул голос, и он с трудом закончил: – Может быть, мне больше ничего и не нужно знать. – Его губы на миг нежно коснулись ее губ.

Элизабет закрыла глаза. Услышав скрип кожи, поняла, что Колтер уже в седле, а когда он отъехал, прошептала:

– Вернись ко мне. Я так люблю тебя.


Молодая женщина думала, что еще не скоро услышит о Колтере, но, когда они сели ужинать, прибыл человек с письмом от него.

Наверху четким мужским почерком было написано ее имя. Она смотрела на бумагу, не вникая в ее содержание и радуясь мысли, что возлюбленный думал о ней. Затем начала читать и тут же устыдила себя за надежду, что это любовное послание.


Я прошу тебя, Элизабет, познакомиться с миссис Хьюго Морган, которая сегодня прибывает в Ричмонд. Ее мужа, как ты знаешь, я уважаю и считаю своим другом. О ее местопребывании, скорее всего, можно будет узнать в канцелярии Казначейства. Она совершенно одинока в нашем городе. Я буду весьма признателен, если ты примешь в ней участие.

Колтер Вейд Сэкстон

Полковник армии Конфедерации


В недоумении прижимая лист бумаги к груди, Элизабет подумала, что, каково бы ни было содержание, она будет бережно хранить его первое письмо.

Эмили, обеспокоенная долгим молчанием, попросила поделиться с ней новостями. Элизабет прочла ей все, что написал Колтер, и объяснила причину своего страха.

– Не подумай, Элизабет, что я слишком легко отношусь к твоим опасениям, но Колтер никогда бы не стал подвергать тебя и Николь риску. Может быть, я глупая старуха... – продолжила Эмили нерешительно.

– Нет, только не глупая.

– Так вот, мне кажется, он, таким образом, просит тебя о доверии. Время, которое полковник провел здесь, уже каким-то образом определило вашу дальнейшую судьбу. – Эмили легонько сжала пальцы молодой женщины, одновременно ободряя ее и прося помолчать. – Это трудный путь и нелегкий выбор. Но ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку. Да и что может случиться, если ты сделаешь так, как он просит, и познакомишься с этой женщиной? Ты ведь можешь ничего не рассказывать ей.

– Ты права. – Освободив руку, Элизабет сложила письмо и разгладила его на коленях. – Но мы знакомы с Хьюго Морганом, и он знает, что я замужем. Если это...

– Неужели ты допускаешь, что Колтер вынуждает тебя лгать?

– Не знаю. Но если она спросит, а потом кто-нибудь узнает от нее, кто я такая... Раньше я была уверена, что Элма не сможет найти нас тут, но теперь... Не могу объяснить, отчего эти дурные предчувствия.

– Будь внимательной, – сказала старая женщина спокойно, понимая, что, если позволить Элизабет сосредоточиться на страхах, у той просто не выдержат нервы. – Завтра ты придешь на работу. Может, этой дамы там не будет! А если все время волноваться, только измучаешься, но не поможешь ни себе, ни ребенку. И хватит об этом, я иду спать. Советую тебе последовать моему примеру.

Элизабет согласно кивнула, хотя тревога не улеглась.


– Полковник приказал мне доставить вас, – настаивал мистер Джош, несмотря на то что Элизабет категорически отказывалась, чтобы ее везли в город.

– Полковник далеко, а я тут. И хочу идти пешком.

– Ну-ну, мисс Элизабет, полковник сказал: без всяких разговоров возьмешь ее за руку и поведешь, как упрямого мула, которого надо просто почесать за ухом.

Молодая женщина сверкнула глазами.

– Вы со своим полковником сами куда больше смахиваете на мулов. – Использовав этот аргумент, она покорно взобралась на деревянное сиденье.

Утро было прохладное и ясное; пока они ехали, солнце согрело воздух. Элизабет нервничала, вспоминая все предупреждения советника Мэммингера, и это отвлекло ее от других мыслей.

Въехав в город, она начала рассматривать красивые кирпичные дома, большинство из которых были построены в стиле классицизма. Двухэтажные, со службами на заднем дворе, в окружении ухоженных садов. Ей казалось, что она различает запах роз, увивших стены. Жасмин, азалии и множество других цветов создавали дивное сочетание цвета и аромата, и невозможно было поверить, что где-то рядом идет война. Но чем ближе они подъезжали к Казначейству, тем чаще встречались то раненые мужчины, то женщины и дети с потерянными лицами, напоминавшие о войне.

Наконец старый слуга остановил повозку, и Элизабет поправила капор. Один из двух солдат, охранявших вход, подскочил, чтобы помочь ей сойти. Она хотела было сказать Джошу, что вернется домой пешком, но не стала, не желая возобновлять спор.

– В три часа, Джош.

– Буду ждать.

Войдя в вестибюль, Элизабет растерялась: здесь было полно женщин, стоял гул голосов, невообразимая сутолока. Наконец на нее обратила внимание полная пожилая дама – судя по платью, вдова – и спросила, чего она хочет. Когда Элизабет объяснила, та предложила ей следовать за собой и назвалась миссис Марстенд. Поднимаясь по ступеням, она объясняла, что здесь служат симпатичные женщины, работа особых усилий не требует, а атмосфера непринужденная.

Вскоре Элизабет уже устроилась на своем рабочем месте возле окна, откуда открывался вид на город, и познакомилась с двумя женщинами, которые должны были ввести ее в курс дела.

Миссис Томас Гэлоуэй была худенькая и бледная, трагическое выражение ее лица подчеркивала седая прядь в темных волосах. Она носила очки, и ее мягкий мелодичный выговор уроженки юга Виргинии напомнил Элизабет о доме. Миссис Кандейс Сойер обладала живыми голубыми глазами и ямочками на щеках. Эти обаятельные ямочки появлялись всякий раз, когда она улыбалась, что случалось часто, и потому сразу чувствовалось: характер у нее легкомысленный. Задавая вопрос, она тут же отвлекалась и перескакивала на другой предмет.

Как и обещала миссис Марстенд, работа оказалась несложной. Получив ручку, чернильницу и кипу документов, Элизабет должна была пронумеровать их. Некоторые занимались только тем, что собирали со всей огромной комнаты пронумерованные документы и разносили по кабинетам, где бумаги подписывались и датировались, а взамен появлялись все новые и новые. Элизабет получила итоговый лист, на котором указывался номер, с которого она должна начать, и в ее обязанность входило проставить там в конце дня номер, с которого нужно будет начать завтра. Работа оказалась нетрудная, но скучная. Через какое-то время она поймала себя на том, что прислушивается к болтовне соседок. Обсуждали, с той или иной степенью ажитации, повышение цен на муку. На прошлой неделе цена была шестнадцать долларов за баррель, на этой – уже сорок. Она узнала также, что туфли и сапоги, если их удается достать, стоят до пятидесяти долларов за пару. Цена на такой необходимый продукт, как соль, все время скачет. То она стоит семьдесят пять центов за фунт, а то городской совет предлагает ее жителям по пять центов. Сетовали, что рубашка стоит двенадцать долларов и что негры теперь одеты лучше, чем белые.