Глава 5.


ФИОНА


Я успокоила своих сестер и дала им обещание, которое вряд ли смогла бы выполнить. Только такой наивный человек, как Тереза, могла что-то сказать такой психопатке, как я, и только член семьи Дрейзен мог унести с собой это «что-то» в могилу.

— Они хотели прийти. Это так важно, Дина?

Бразильские Перья звали Дина. От этого мне захотелось пнуть щенка.

— Ты выглядишь расстроенной, — сказала она.

— Я не расстроена.

— Ты до сих пор не вспомнила то, что произошло в ночь твоего появления здесь. Честно говоря, я вряд ли отправлю тебя домой до тех пор, пока ты не вспомнишь.

— Это не является условием моего освобождения. Если верить моему адвокату.

— У нас есть некая свобода действий.

— Вы имеете в виду, что можете сделать что угодно. Вы знаете, что вспышки агрессии были обоснованными. Все остальное просто херня.

— Что именно, по-твоему, происходит, Фиона? — она опустила локти на стол. Ее долбаная прическа наклонилась в правую сторону, а подготовленное, пустое выражение лица высасывало не только воздух из комнаты, но и правду из меня.

— Думаю, вы хотите подняться по карьерной лестнице, — несмотря на то, что голос в моей голове приказывал мне остановиться, я продолжила. — Думаю, что вы собираетесь изменить имена, чтобы защитить невиновного, написать статью о знаменитой испорченной наследнице и ее отце, который в довольно раннем возрасте женился на ее матери. Думаю, вы посадили меня назад на «Паксил», с которого Эллиот меня снял, чтобы я не могла себя контролировать и спала в дневное время.

— Еще не доказано, что у «Паксила» есть побочные действия, — она откинулась назад, скрещивая руки на коленях. — Очень интересно, то есть ты думаешь, что доктор Чэпмэн где-то в глубине души испытывал к тебе теплые чувства.

— Я думаю, что вы — подлая, — мои нервы были готовы раскалиться добела, и уже ничего не смогло бы остановить меня от того, чтобы нахрен сжечь всю эту фигню. — Полагаю, что вы — бессердечная пизда. Я для вас — просто вещь. Безделушка на вашей полке. Вы думаете, что работа со мной весьма несложная, и хокка является шоу, только если вы не спите под тем одеялом, от которого у меня начнется оспа.

— Давай поговорим…

— Пошла нахуй.

— Твои чувства…

— Пошла нахуй.

— Фиона, это…

— Пошла нахуй.

— Дикон связался с больницей.

— Пошла нахуй.

— Он хотел увидеться с тобой.

Она это сделала. Остановила мой поток ярости проблеском надежды.

— Это шутка. Я…

— Я сказала ему, что пока ты полностью не начнешь принимать участие в терапии, ему не позволят увидеть тебя.

— Что?

— Скажи мне, Фиона, ты бы позволила ему здесь появиться, если бы была по эту сторону стола? Твоя последняя вспышка жестокости вне этих стен коснулась его. Ты заблокировала это в своей памяти. Видя, что он мог бы дать толчок, к которому ты не готова…

Все закончилось на слове толчок. Как раз это сработало отлично. Я очень четко все помнила: давление на мою правую ногу, когда я встала, ощущение твердой поверхности деревянного стола, на которое я опиралась левым коленом, чувство полета, когда я выпрямила ногу на ее столе, и падение вперед в поной уверенности, что мои руки достают до ее сраной лживой глотки.

Думаю, что я кричала, и, кажется, именно это и спасло сучке жизнь.



Глава 6.


ЭЛЛИОТ


Как и любой уважающий себя богатый хиппи из Сан-Франциско, Джана посвятила себя терапии. Как и любой существующий неврастеник, она не осознала глубину своего невроза до тех пор, пока уже по уши не погрузилась в него.

Мой отец сказал мне, что время, которое я провел в семинарии, сделало меня более сосредоточенным, слишком теплым и сопереживающим, чтобы увидеть истинную цену каждого человека, но он никогда не славился своей гуманностью. Лишь своим умением анализировать данные и доминирующим отношением. Факты говорили ему, что Джана была прекрасна, а его властность подсказывала, что она доставит много хлопот.

Все первые месяцы наших отношений я работал в сане священника в Алондра Хауз в Комптоне, а Джана была моим спасением. Она не хотела говорить о моей работе, и это было время спокойствия. Мы вместе готовили, играли в волейбол на пляже, сидели на моем крыльце с пивом по ночам и наблюдали за вечеринками западного Голливуда, которые проходили в квартале по соседству.

Но мне было сложно вечно разделять работу и жизнь. Одна мать, которую я лечил в Алондра Хауз, подсадила своего сына на наркотики. Ему было восемь. Я доложил об этом, и последовавшие за этим угрозы от ее банды были весьма серьезными. Никто не хотел, чтобы навредили тому, кого они любят, но я бы не позволил восьмилетнему мальчику заниматься сексом с мужчинами в обмен на наркотики для его матери.

Ну, извините.

Это было полгода назад, парня передали в приемную семью, шайка успокоилась, но Джана смертельно боялась, и большую часть своего времени я провел, разрываясь между желанием успокоить ее и сбежать.

— Доброе утро, — сказала Джана, когда я спустился вниз. На ней был пиджак с вышивкой и замшевая юбка, которые ни на ком другом не смотрелись бы так хорошо. Ее светлые волосы орехового цвета были стянуты назад и спадали по спине. Она была помощником директора в небольшой модной частной школе, где самовыражение было отправной точкой, а строгие преподаватели были реальностью.

— Эй, — ответил я, отказавшись от кофе, который она мне протягивала. — Я уже опаздываю.

По телевизору шло развлекательное шоу. Еще одна история о Фионе Дрейзен. Тот же кадр, который мы видели уже неоднократно: она приближается к черному «Рэндж Роверу» со своими проколотыми сосками и в расстегнутой блузке. Знание истории за кадром не делало ее менее ужасной, Фиона поморщилась на камеру, закрывая дверь.

— Аа, — сказала Джана, привлекая мое внимание. — Я думала, тебе надо выезжать в половине девятого?

— У меня работающая мать, которая хочет встретиться в восемь, в противном случае она потеряет работу, — я накинул на плечи свой пиджак. Не знаю, почему мне нравилось быть с ней резким.

— Ладно, я хотела сказать, что мы ищем духовного наставника в школу, — сказала она. — Психолога-наставника, и я подумала…

Я ее пугал. Это читалось в выражении ее лица и в том, как с ее языка соскальзывали предложения. Я ненавидел это. Не хотел думать о том, что она не чувствовала себя свободной для того, чтобы выразить свои мысли из-за моей реакции. Я обнял ее.

— Ты подумала, что у меня нет постоянной работы, поэтому мне может это понравиться?

— Да. У меня есть твое резюме. Могу просто подкинуть его Мэри.

Я поцеловал ее, и вкус яблочного бальзама для губ остался у меня во рту.

— Конечно. Отправь ей.



Глава 7.

ФИОНА


Не сказала бы, что я проснулась. Я толком и не просыпалась. Я более-менее плыла по облакам, падала вниз, возвращалась на них и утопала снова. Волна мягкого белого света ударила меня в лицо, когда я почувствовала движение моего тела, но мое зрение оставалось неподвижным.

Моя киска тащила меня вниз. Как-то, пока мои ощущения были притупленными, пульсация возбуждения становилась центром, вокруг которого всё вращалось. Физическая потребность превосходила над умственной, а давление между ног требовало действия.

Я открыла глаза. Комната вокруг моей кровати была с белыми, обитыми микрозамшей, стенами. На полу был утеплённый линолеум без единого шва. Потолок из стекловолокна вмещал на себе три панели с мягким освещением, лишь на одной из них был конусообразный диск. Камера безопасности. До блеска вычищенный туалет. Дверь была закрыта, запечатана, заперта, а окна здесь не было и в помине.

Одиночная.

Я потрясла правой рукой под повязкой, потому что не могла думать, пока не смочу свой пульсирующий клитор. Как только я коснулась одежды, в которую меня облачили здесь, в Вестонвуде, я почувствовала укол.

Мне было больно. Очень больно. Красная, ненасытная боль, преследующая меня по утрам в воскресенье. Я поднесла пальцы левой руки к носу, понюхав свою киску. Какими бы дебильными ни были эти таблетки, я была в сознании достаточно, чтобы мастурбировать так долго, пока нахожусь в этой комнате, и мне всё равно было это нужно.

Я осмотрела углы кровати. На них смирительные ремни свисали: мои руки они предпочли оставить свободными. Они позволили мне лишиться всех сил. Может, даже хотели этого. Ну, я не дам им то, чего они хотят.

Я села и огляделась, но смотреть было не на что. Как долго я здесь находилась? Этого никак не узнать. У меня не было часов. Я должна была быть в сознании, чтобы поесть, и я уверена, что не в их интересах было заморить меня голодом.

Я взглянула в камеру.

−̶ Эй! Я есть хочу!

На самом деле, я не очень проголодалась, но я хотела, чтобы на меня обратил внимание хоть кто-то, хоть где-то. Я соскользнула с койки и ступила вперед, морщась. Было очень легко понять, как долго я была в этой комнате. Некоторое время до того, как я проголодалась, и некоторое время после того, как я натерла свой клитор настолько, что было больно идти.

Я пописала в маленькую ёмкость и помыла руки в маленьком белом умывальнике. Они наблюдали? Я была уверена, что да. К счастью для меня, мне было плевать.