Стоя позади неё, я обхватил пальцами запястье и потянул руку вниз. Я прошептал:

― Я не хочу сигнализацию.

Я толкнулся в неё членом и прижал запястье к нижней части спины. Она попыталась вырваться, но я не ослабил хватку. Её сопротивление послало волну давления между моих ног, и в голову пришло кое-что ещё. Что-то, чего не должно было быть там, пока я пытался соблазнить Джану.

― Я её хочу, ― ответила она.

Она говорила о дурацкой системе сигнализации? Мне было плевать. В моей голове были лишь розовые ягодицы и паддлы, связанные запястья и мольба.

― Ты её получишь, ― я склонился перед тщеславием.

― Эллиот, на самом деле...

Я удерживал её за запястья одной рукой и дёрнул пижамные штаны вниз другой. Её задница ― незапятнанная, круглая, совершенно мягкая в моей руке ― выгнулась, когда я схватился за неё.

― Ауч. Мне нужно идти на работу. Что ты делаешь?

Она извивалась подо мной, но я удержал её.

― Нечто другое. Расскажи, что ты чувствуешь при этом, ― я ударил по её заднице. ― Позже.

― Эллиот!

Я снова ударил её. Звук и вид розовых отпечатков пальцев на её мягкой коже заставили мой член пульсировать на её плоти.

 ― Я в Вестонвуде. Ты должна быть счастлива, ― ещё один удар.

Она завизжала.

― Что ты…?

Шлепок.

― Я собираюсь трахнуть тебя.

Она оглянулась на меня, как будто проверяя, был ли я тем человеком, с которым она жила. Я не мог больше сдерживаться, иначе просто кончу на её спину. Я прижался к ней членом. Она была влажной. Очень влажной. И она не сказала мне остановиться.

Я толкнулся в неё и вывернул руку ей за спину, прижимая Джану к раковине, когда почувствовал, что она содрогается. Её рот приоткрылся. Щёки покраснели, когда я двигался внутри неё. Боже, она никогда не чувствовалась такой тугой. Когда я снова ударил её по заднице, она сжалась вокруг меня.

Я склонился над ней, отпуская запястье, когда прильнул своим телом к её.

― Ты становишься тугой, когда я шлепаю тебя. Ты знаешь это?

Я немного отодвинул её от раковины и опустил пальцы на её клитор. Я никогда не обращался с ней так грубо, и мне хотелось большего. Я хотел укусить её за плечо. Хотел вытащить член, дотащить её до кровати и в течение часа сводить её с ума. Хотел связать её и отпроситься с работы, сказав, что я заболел. Хотел контролировать её тело так, как никогда и ничего не хотел раньше.

Но она бы не захотела. Не эта девушка. Не в это время. Ей надо было на работу. Надо было спорить. Надо было говорить о страхе.

 Я дразнил её клитор. Она перестала отстраняться.

 ― Я не стану устанавливать сигнализацию, и буду работать там, где я хочу, ― сказал я. ― В следующий раз, когда ты что-либо предложишь, я привяжу тебя к кровати, задрав ноги в воздух, и буду шлепать тебя и дразнить своим языком, пока ты не уяснишь, кто здесь главный. Ты понимаешь?

 ― Нет, ― но правда была в её стоне, а не ответе.

 ― Тогда позволь мне стать более понятным, ― я похоронил себя в ней, вытащил, и с силой вошёл обратно.

Она сжалась и застонала, кончая, хватая воздух ртом и издавая протяжной звук, напрягаясь подо мной. Я потерял контроль над своим собственным воображением, которое, по некоторым причинам, было зациклено на Фионе, сидящей в дневном свете, двигающей пальцем по блокноту на моём столе. Несексуальный покрой её рубашки придал её соскам ещё большей выпуклости, губы были изогнуты над зубами в полуулыбке.

Я позволил себе хотеть эти соски. Позволил себе трахнуть её рот. Позволил себе представить её подо мной, пока рыжие волосы были рассыпаны на подушке, а запястья привязаны над головой.

Я кончил так жёстко, что думал, моё тело расширилось до размеров комнаты, пульсировало против стен, вешалки для полотенец и задницы, прижатой ко мне. Я упал на Джану ― мою девушку, в отношениях с которой я находился уже два года ― и поцеловал мягкую кожу на её шее.

Когда она заговорила, она сделала это тихо. Не обиженно или расстроенно, просто безразлично.

― Слезь с меня.


* * *


Джана приняла душ сразу после случившегося. Она оставалась там достаточно долго для того, чтобы сделать невозможным для меня видеть её до моего отъезда.

Так что я уехал.

Когда мне было десять лет, я просыпался от кошмара и на цыпочках шёл в комнату родителей. Мы только что переехали в Менло-Парк из Фресно, и я боялся всего. Своей матери, которая, казалось, была всё более и более замкнутой. Своей сестры, у которой появлялась грудь и изгибы, и которая менялась таким образом, что это заставляло меня чувствовать потерю в ней друга и страх перед появлением нового существа, которое я не понимал. Хотя, мой отец оставался прежним. Большим, чем жизнь. Тем, кто никогда не спорил и не повышал голос. Он был львом, чья власть была в его походке и манере держать себя. В конце концов, я выглядел как он, но я знал, что мне не завладеть силой, которой обладал он.

В ночь, когда мне приснилось, что через край унитаза выливаются фекалии, я побежал в комнату мамы и папы. Я увидел их. Мать, сидящую сверху на отце в простынях, и его, берущего её сзади, словно животное. Эти звуки. Господи, взрослый человек во мне должен был рассмеяться. Я сотни раз прошёл через воспоминание того, как он держал руки на её горле. То, как он ударял по её заднице. Мою мать, стонущую.

Я бежал обратно в свою комнату, будто ужас снаружи был больше, чем ужас внутри меня, и сворачивался клубочком, пытаясь притвориться, что моей эрекции не существовало. Разве я искал Господа не по той же причине, по которой закрывал глаза в ту ночь? Разве не для того, чтобы искупать свой разум и душу в свете и добре?

Прямо в своей ванной я просто прокручивал всю эту сцену, удар за ударом. Зачем? Затем, что была Фиона Дрейзен и её кокетливые кусочки грязных разговоров. Я хотел злиться на неё за это, но не мог. Я знал лучше. Дело было не в ней. Дело было во мне.

Я не был уверен, что мог бы оставаться терапевтом Фионы, и я был уверен, что не мог остановиться. У неё были проблемы с несдержанностью, и мой уход в первый раз стал спусковым механизмом для этого. Если оставить её снова, это лишь вернет её мысли о том, что она никому не нужна.

Тем не менее, мои сексуальные фантазии о ней влияли на мою жизнь, и тот факт, что я видел её каждый день, лишь напоминал мне, что я хотел её. Я всё время думал, всего лишь раз, и, возможно, после того, как она выйдет, но ничего не помогало.

Я продолжал представлять её тело, переплетенное с моим, её розовую попку, её добровольное подчинение, её маленькие сиськи под моими ладонями. Я хотел попробовать её. Я думал об этом, когда садился в машину. Всякий раз, когда я заходил в душ. Она была как призрак, нависший надо мной.

 ― Контрперенос касается не пациента, ― сказала Ли.

 ― Я могу почитать учебник в любое время.

 ― Ты враждебно настроен. Так же хорошо, как и я, ты знаешь, что должен посмотреть на свою собственную жизнь и решить, какие потребности в ней не удовлетворяются, и какие в твоём воображении может заполнить она.

 ― Я встречался с её партнёром. Он интересный парень. Вырос в Южной Африке. Думаю, что я дважды побывал за пределами Соединённых Штатов.

 ― Ты говоришь о нём, как он конкуренте. Она не трофей. Она ― пациент.

 Мои занятия с Ли перешли из ворчливых, приятных и немного раздражающих в крайне неудобные. Я хотел сбежать, но, как и любой хороший терапевт, я встал над своим дискомфортом и наблюдал за ним.

― Я просто хочу что-то почувствовать без постоянного размышления над этим, ― сказал я.

 ― Это не твоя работа, ― сказала она. ― Должна сказать, ты начинаешь меня беспокоить. Это опасная территория. Желать исследовать такие чувства без надлежащего внимания? Да ладно. Что происходит с Джаной?

Я не хотел описывать наш последушевой трах. Я слишком запутался в чувствах и фантазиях, и следующие двадцать минут Ли захочет провести, распутывая меня. Что имело значение, так это то, почему у меня были эти чувства и фантазии. Что имело значение, так это наши отношения до того, как Фиона Дрейзен вошла в мой кабинет.

 ― Я думаю, что самым худшим, что я когда-либо делал, было то, что я ставил крест на том, что она хотела, и работа в Вестонвуде. Я выношу тонны негодования. И давление не прекратилось: Джана просто сменила его на нечто другое. Я имею в виду, можно подумать, что мы были совместимы. Я переживаю. Я справляюсь, будучи организованным. Она переживает. Она справляется, будучи организованной. Но это оглушает. Я считаю, что именно я пытаюсь разрушить систему, но я не силен в хаосе.

 ― Тогда твоя проблема связана с твоей собственной жизнью. Пожалуйста, я прошу тебя, не ставь под угрозу свою карьеру, сбиваясь с толку перенаправленными чувствами к пациенту.



Глава 19.


ФИОНА


― Вы кажетесь другим, ― сказала я.

Эллиот ухмыльнулся из-за стола. Он, правда, казался другим. Может быть, он сидел немного ровнее, или нервничал, или был более расслабленным. Я не могла разобрать.

― Я такой же, ― ответил он. ― Может быть, ты изменилась.

Я пожала плечами.

― Конечно. Я думаю, именно поэтому я здесь.

― Я полагаю, ты видела, что Дикон приходил вчера?

― Да.

― И? ― Он улыбнулся. ― Ты знаешь, что я собираюсь спросить.

― Что я чувствую по этому поводу? Хорошо. Отлично. Когда я смогу увидеть его?