Я лежала на спине и чувствовала, как слезы скапливаются в уголках глаз и стекают по вискам. Вдруг я вздрогнула, вспомнив, что ничего не сделала с моим запачканным кровью бельем.

Устало я поднялась с постели и подошла к комоду, куда я его сунула. Пятна стали коричневыми — старыми и безобидными на вид. Я скомкала свои вещи и бросила их в камин. Они сгорели, пока я ворочалась в постели, и, без сомнения, этот дым навеял на меня сон о пустом доме, о людях, идущих с факелами, и об огромном пожаре, в котором погиб целый дом, не оставив после себя ничего, кроме развалин.


Клари умерла.

Я знала это. Я чувствовала, что она в опасности, с тех пор, когда, оглядев ряд женщин, склонившихся над кустами малины, не нашла ее среди них.

Никто не знал, кто совершил это, кто поднял руку на милую Клари. Но Ричард сказал, что рядом с телом они нашли Мэтью Мерри. Он был весь мокрый, и они догадались, что он залез в Фенни и вытащил ее оттуда. Она была в реке около плотины у новой мельницы, но она не утонула. Все решили, что ее задушили, а потом бросили в реку. Клари никогда бы не утонула. Мы вместе научились плавать много лет назад.

Все это выглядело очень подозрительным для Мэтью. Он не мог сказать, как он нашел ее, как он оказался у реки. Он вообще ничего не мог объяснить и только укачивал ее обезображенное тело в своих объятиях и снова и снова, заикаясь, бормотал ее имя.

Я вскрикнула и разрыдалась, когда дядя Джон рассказал мне новость, принесенную Ричардом в Дауэр-Хаус. В то же мгновение мама возникла возле меня с флаконом успокаивающих капель и водой.

— Выпей это, моя дорогая, — попросила она, и я, послушная, как ребенок, выпила капли, не сводя глаз с лица дяди Джона.

— Что с ней произошло? — спросила я, от горя и лекарств едва ворочая языком.

— Клари задушили, — прямо ответил он, несмотря на то что мама предостерегающе подняла руку. — Джулия должна знать, Селия. Она должна знать все, что происходит в Экре. Ричард сейчас там, он беседует с друзьями Клари. Никто не может понять, что случилось. Говорят, накануне она поссорилась со своим возлюбленным.

— Нет, — быстро возразила я. — Это не мог быть Мэтью Мерри. Он прекрасный человек и любит Клари с самого детства. Он не мог обидеть ее.

— Это тот парень, у которого бывают припадки? — спросила мама, устремив глаза на дядю Джона. — С ним случались обмороки, и, когда он приходил в себя, он не помнил, что с ним было.

Дядя Джон кивнул.

— Мэтью не делал ничего плохого во время этих приступов, — продолжала я с напором. — Просто у него слабая голова и иногда случаются обмороки. Но он и в детстве был добрейшим малым и остался таким. Он бы не обидел даже мухи, не говоря уже о Клари! Они поссорились, но это ничего не значит. Он обожал ее!

— Но он знал, где искать ее, — спокойно возразил дядя Джон. — Его нашли рыдающим рядом с ее телом. Это сильно его компрометирует.

— Нет, — убежденно сказала я. — Он никогда бы и пальцем не тронул Клари. Он скорее убил бы самого себя. — И тут я замолчала, боясь, что разрыдаюсь. Никто в Дауэр-Хаусе не знал Клари и Мэтью так, как я. Мама и дядя Джон были очень добрыми людьми, но они не играли с экрскими ребятишками в детстве. Они не знали, что эти двое были влюблены друг в друга давным-давно, и Мэтью скорей умер бы, чем обидел Клари. К тому же эта ссора причинила боль им обоим.

— Возможно, лорд Хаверинг повлияет на ход этого дела, — сказал дядя Джон. — Он будет следующим мировым судьей. Ричард уехал поговорить с ним.

Я молчала. Правда о том, что случилось, только сейчас стала доходить до меня.

— Клари умерла, — медленно проговорила я. — Она страдала перед смертью?

Я заметила мамин быстрый знак дяде Джону, но он ответил мне честно:

— Только несколько мгновений. Убийца задушил ее. Она быстро лишилась сознания, Джулия.

Я слышала произносимые слова, но не могла говорить из-за поднимающейся волны тошноты. Перед моими глазами стояло хорошенькое лицо Клари и слезы в ее глазах, когда она сказала, что Мэтью разбил ее сердце.

— Я не могу вынести это! — почти зарыдала я. — В нашем Вайдекре!

Тогда дядя Джон взял меня за одну руку, мама за другую, и они отвели меня в спальню. Он налил мне лауданума, и мама, сидя рядом, держала меня за руку, пока я не начала проваливаться в сон.

— Мама! — вдруг вскрикнула я на грани паники. — Мама!

В секунду между сном и бодрствованием мне показалось, что я — Клари, бегущая через лес, и за мной гонится человек, чтобы убить меня. Он должен убить меня, потому что я видела нечто ужасное. Я прочла эту решимость в его глазах и знала, что сейчас мне придется бежать быстрее, чем когда-либо в жизни, иначе он поймает меня и, схватив за горло своими мягкими барскими руками, сдавит его так сильно, что я не смогу больше дышать. В этом сне я была Клари, бегущей так, будто бы за ней гнался сам дьявол. Но также я была и собой. И я боялась не меньше, чем Клари.

Я боялась даже больше, потому что когда этот человек настиг Клари и она, обернувшись, почувствовала его пальцы на своем горле и увидела его лицо… Я узнала, кто это был.

Глава 22

Мэтью Мерри стал мишенью для насмешек всей деревни с тех пор, как он малышом произнес, заикаясь, свои первые слова. В трудные годы его единственным защитником была бабушка, старая миссис Мерри. В то время ее слово было законом для Экра, но теперь она имела мало влияния на молодежь.

Его было легко испугать, потому что в детстве с ним плохо обращались. Я думаю, потому Клари и взяла его под свою защиту. Он будил ее материнские чувства, и ей нравилось защищать его от других членов той волчьей стаи, предводителем которой она была.

Когда Мэтью обнаружил ее труп, он словно бы растерял ту лукавую смышленость, которую она первая обнаружила в нем и которую всячески поощрял Ральф. Уверенность, которую Мэтью получил от людей, хваливших его стихи, мгновенно схлынула с него, и он повел себя как идиот, каким его и считали. Когда их нашли, он крепко сжимал в объятиях мокрое тело Клари, выкрикивая ее имя. Слезы так обильно текли по его щекам, что лицо было таким же мокрым, как у его погибшей возлюбленной.

Ричард и слуга лорда Хаверинга резко схватили его под руки с обеих сторон, и он не сделал никакого усилия, чтобы вырваться. Когда его уводили прочь от места, где он нашел Клари, он все время оборачивался и звал ее. Но стоило ему очутиться в карете Хаверингов за тяжелыми дверьми, как он замолчал и мог только рыдать. Его усадили на пол, так как с него ручьями текла вода. Он даже не возражал.

Затем они стали его допрашивать. Где он был в то утро? Когда он видел Клари в последний раз? Стоило Мэтью напугать, как он начинал заикаться на каждом слове, и Ричард посчитал это признаком нечистой совести. Мэтью ничего не удавалось вымолвить, он только рыдал и повторял имя Клари.

Мой дедушка, лорд Хаверинг, не был злым человеком, но он привык без долгих раздумий, скоропалительно вершить дела простых людей, заведомо считая их всех лжецами и преступниками. Данный случай не представлялся ему, как и Ричарду, сложным, и все, в чем он нуждался, было признание самого Мэтью. Он не кричал на Мэтью, не предлагал ему помилование в обмен на признание. Ему стоило только взять в руки перо и посмотреть на беднягу холодными глазами, и Мэтью, в памяти которого жила ссора с Клари, хорошо понимая, что Клари одна пошла к реке, потому что переживала их ссору, заикаясь, как идиот, горько прорыдал: «Это моя вина. Это моя вина. Моя в-в-в-вина».

Это было расценено как признание, и лорд Хаверинг вызвал клерка. Мэтью, слепой и глухой от горя, подписал бумагу, возможно, думая положить тем самым конец тягостным расспросам и отправиться домой горевать. Его, конечно, не отпустили. Клерк привел двух констеблей, его усадили в экипаж, ужасную повозку без окон и без ручек на двери с внутренней стороны. Затем Мэтью отвезли в чичестерскую тюрьму и бросили в одну камеру с убийцами и насильниками, ждущими приговора.

Ричард поскакал домой по освещенной тонким серпом луны дороге, насвистывая ту самую мелодию, которую Мэтью вместе с другими распевал в холмах всего один день назад.


На следующее утро меня разбудил громкий крик внизу. Похоже, это был голос Ральфа, но я не могла поверить, что Ральф позволил себе повысить голос в мамином доме. Я выглянула в окно. Было уже поздно, около десяти утра; по маминому приказу меня не будили, давая мне поспать. В первое мгновение я не могла понять, почему, но тут же мое сердце упало, я вспомнила, что Клари мертва, что неизвестный убийца бродит в лесах Вайдекра, что мое запястье сломано, потому что я упала с лошади, и что каким-то образом я растеряла всю свою храбрость — перед бешеной скачкой верхом, а возможно, и перед жизнью, — никак не могу унять дрожь в руках.

Я потянулась за пеньюаром и тут же застонала от боли. Тогда я стала действовать более осторожно и, достав его, накинула себе на плечи. Затем я открыла дверь и прислушалась. Это был действительно голос Ральфа.

— Девушка из Экра погибла, парень из Экра заключен в тюрьму по обвинению в убийстве, и ему грозит повешенье! Клянусь, доктор Мак-Эндрю, вы проявляете какую-то странную мягкотелость!

Дядя Джон отвечал что-то, но его голос звучал очень тихо, и я не могла разобрать ни слова.

— Почему на следствии нет Джулии? — требовательно спрашивал Ральф. — Если вы не доверяете мне, то почему вы не вызвали Джулию? Она такой же наследник Вайдекра, как и мастер Ричард. Почему мастер Ричард один занимался этим делом?

Пока дядя Джон отвечал, Ральф молчал, и я по-прежнему не могла разобрать ни слова.

— Даже если бы мисс Джулия лежала в тифозной горячке, она должна находиться там! — проревел Ральф. — Эта новость охватила деревню подобно пожару, и все разозлены, понимая, что произошла ошибка. Подобные вещи могут нарушить согласие между деревней и вами. Экр доверял вам, а сейчас наш парень сидит за решеткой, и ему угрожает виселица.