— Могу поспорить, что он ожидает нас, — лукаво произнесла я. — Они с дядей Джоном, наверное, немало времени провели вместе, размышляя над тем, как мы будем вдвоем здесь хозяйствовать.

— Может быть, — согласился Ричард. — Мистер Мэгсон чувствует себя в Экре довольно уверенно. — Он помолчал. — Надеюсь, я не должен напоминать тебе, чтобы ты там не высовывалась.

— Не надо, я все помню, — спокойно ответила я.

Он бросил на меня косой взгляд, но ничего не сказал, и мы в молчании поехали вдоль улицы. Около своего коттеджа играли детишки Денча, рядом на скамейке сидела Клари, приглядывавшая за ними. У ее ног стояло ведро воды и кастрюля с картофелем, который предстояло вымыть.

Я помахала ей, и Ричард любезно остановил коляску. Она встала с места и направилась к нам своим широким упругим шагом.

— Добрый день, — поприветствовала она нас обоих и обратилась ко мне: — Какие мы стали важные, да, Джулия?

— Ужасно важные, — в тон ей ответила я. — Пожалуй, мне и разговаривать с тобой не следует.

Она рассмеялась.

— У вас прекрасная коляска, мастер Ричард, — любезно сказала она Ричарду.

— Может быть, — после долгого молчания ответил он, — я и позволю тебе когда-нибудь покататься в ней. — Но ни в его глазах, ни в тоне, которым он произнес эти слова, не было того тепла, с которым он обычно обращался к людям. На Клари он смотрел так, будто мог купить ее в ближайшее воскресенье на ярмарке.

— Благодарю вас, — сказала Клари и отступила на шаг от коляски. — Вы приехали к мистеру Мэгсону?

— Да, — ответила я. — Он устроился в коттедже Тайков?

— Угу. И Бекки Майлз у него прислуживает и стирает на него. Он ждет вас.

Я кивнула ей на прощанье, Ричард стегнул лошадь, и мы направились к коттеджу, стоявшему несколько в стороне от деревни.

Ограды около него не осталось, сначала все листья объели от голода животные, а потом ушли на растопку и ветки. Как и в любом садике в Экре, земля здесь была голая и пыльная. На семена ни у кого не было денег, да и немногие уцелевшие куры мгновенно выклевали бы их из земли.

Мы пошли по тропинке к двери, и тут я вздрогнула при мысли, что сейчас увижу Ральфа. За дверью на огне пел чайник, но звон в моих ушах был ничуть не слабее. На мой стук дверь отворилась, но в дверях возник не он, а Бекки Майлз, служившая у него, видимо, горничной, домоправительницей и кухаркой.

Я остро взглянула на нее. Это была крупная глуповатая девочка с копной белокурых волос и большими голубыми глазами. Нищета ее семьи вполне могла служить предлогом носить слишком короткое и тесное платье. Мне она всегда нравилась, потому что она была из тех детей, которые по пятам ходили за Клари. Мне нравилась ее приветливая натура и то, как она, хохоча, откидывала назад голову. К тому же у нее было очень милое сопрано, которое я всегда выделяла в церковном хоре. Но почему-то сегодня она показалась мне слишком высокой, слишком яркой и вульгарной в этой маленькой комнате. И я удивилась, как это Ральф не чувствует себя подавленным ею и не выставит ее прочь.

Нет, он не был подавленным. Он чувствовал себя очень уверенно. Коттедж Тайков был лучшим в Экре, но и в нем было только две комнаты внизу и три крохотных спальни наверху. Самая большая комната первого этажа служила одновременно кухней, столовой и жилой комнатой. И зимой, и летом здесь всегда было жарко от топившейся печи.

В середине комнаты стоял колченогий деревянный стол, а у стены — скамья-ларь с высокой спинкой. Хотя слева от двери находилась гостиная, она обычно использовалась для самых в торжественных случаев, и вряд ли соседям удавалось переступать ее порог чаще, чем пару раз в год. Поэтому мебель из нее продали в первый же тяжелый год, а поскольку голод давно уже не ослаблял своей хватки над Экром, комната стояла пустая и голая.

Видя Ральфа Мэгсона, я всегда вспоминала, что он не принадлежит к знати. Он — всего лишь один из крестьян и живет в коттедже из пяти комнат. Но по меркам Экра он был богатым человеком. У него были настоящий стол и стул, он имел фарфоровую, а не деревянную посуду. Стол в его доме был застелен скатертью, и он даже держал прислугу, хотя Бекки Майлз лишь с большой натяжкой могла так именоваться.

Он не принадлежал к знати, но я заметила, что дядя Джон всегда называл его мистером Мэгсоном.

Когда мы вошли, он поднялся и приветствовал нас как равных. Сесть он предложил нам на скамейки, а сам уверенно опустился на стул, стоящий во главе стола, хотя я было подумала, что его предложат мне. Затем, он кивком велел Бекки подать чай, хотя я была уверена, что она ни разу в жизни не видела, как это делается.

Но управилась она сравнительно неплохо. Я старалась не смотреть на нее, но, когда она полезла в шкаф за посудой, я не выдержала и исподтишка бросила на нее взгляд, отчасти чтобы посмотреть, что она делает, отчасти интересуясь посудой. Это было чистое любопытство, и я надеялась, что мистер Мэгсон не заметил его. Но когда Бекки зазвенела ложками позади меня и я опять покосилась на нее, он поймал мой взгляд и слегка улыбнулся, прекрасно понимая, чем он вызван.

Я чувствовала себя очень неловко, мне казалось, что он догадывается о моем сне там, в беседке. Сама мысль об этом заставляла меня краснеть так, что мои глаза даже наполнялись слезами. И я все время держала голову опущенной, стараясь не смотреть на мистера Мэгсона.

Но я чувствовала, что он смотрит на меня, и один раз бросила на него осторожный взгляд.

Он знал что-то. Он что-то чувствовал, как чувствует умное, чуткое животное. Но улыбка, которую он послал мне, была ничего не значащей. Я не думала, что он догадывался о моих мыслях, но я понимала, что он очень сильно любил Беатрис и потому тепло относится ко мне. Поэтому я наконец успокоилась, краска сбежала с моих щек, и я нашла в себе силы поднять на него глаза и улыбнуться.

Некоторые вещи не нуждаются в словах, и Ральф знал это лучше, чем я. Поэтому я спокойно пила чай, не обращая внимания на возню Бекки за моей спиной, и даже передала Ричарду кусочек жирного пирога так, будто у меня и забот-то других не было.

Разговор начался с планов дяди Джона, которые Ральф попросил нас изложить в деталях.

— Идея заключается в том, что каждый человек в деревне будет иметь свою долю в прибылях, вместо того чтобы получать установленное жалованье, — стал объяснять Ричард, стараясь говорить равнодушно. — Все прибыли составляют один общий фонд, из которого ведется закупка семян и оборудования. Мы, лендлорды, вкладываем свою долю в виде инвестиций. Остаток фонда делится между всеми, в соответствии с количеством затраченного каждым труда.

— Это идея установить своего рода коммуну? — спросил Ральф. Я знала, что ответ ему прекрасно известен, но он хочет получше изучить отношение к этому Ричарда. А Ричард смотрел на него блестящими от восторга глазами, и каждый мог бы видеть в нем горячего сторонника земельной реформы.

— Да, таким образом устраняется разница между хозяевами и бедняками, — ответил он. — Мы все работаем вместе. И будем делить успехи и неудачи.

— Хороший план, — кивнул Ральф и изучающе взглянул на Ричарда. — Даже великодушный. А что получат от этого землевладельцы, как вы думаете, мастер Ричард?

— Очень мало, — честно ответил тот. — Эта идея принадлежит моему отцу. Чтобы вознаградить людей за то, что они перенесли при Лейси. Помочь бедным. — Помолчав, он испытующе взглянул на Ральфа. — Хотя, может быть, было бы лучше действовать по старинке, когда Лейси владели землей, платили людям жалованье и занимались благотворительностью.

— А какой путь избрали бы вы? — спросил Ральф.

Ричард осторожно взглянул на него.

— Я хочу быть уверенным, — заговорил он, — что в Экре хорошо будет жить каждый. Каким бы путем мы ни пошли, Экр должен получить свои права. По меньшей мере, те, что он имел в прежние дни.

Ральф кивнул, будто что-то выяснив для себя.

— А что думаете вы, мисс Джулия?

— Я согласна с Ричардом, — ровно ответила я, помня обещание «не высовываться».

Ральф будто опять все понял, понял, что я лгу, что на самом деле я хочу, чтобы деревня полностью получила права на землю.

Ричард нетерпеливо шевельнулся и нарушил наступившее молчание.

— Что я могу передать моему папе? — спросил он. — Он просил нас обсудить эту идею с вами. Передать ему, что вы предпочитаете прежние методы?

Ральф с треском отодвинул свой стул от стола, подошел к двери и распахнул ее.

— Посмотрите вокруг, — предложил он и облокотился о дверь. — Это превосходная идея. Я уважаю вас за это. Она свидетельствует о великодушии любого землевладельца, даже банкрота. Но при этом вы к каждому жителю деревни обращаетесь с просьбой изменить свою жизнь, отказаться от той свободы, которой они пользовались в течение четырнадцати лет. Конечно, они голодали, особенно зимой, но зато летом они вволю ловили рыбу и дичь. Они могли работать когда хотели, могли браконьерствовать, в общем, жили в свое удовольствие. А теперь вы предлагаете им поменять это все на рутину работы.

И ради чего? Вы не даете им даже ничтожного жалованья. А сулите лишь прибыли с того урожая, семена которого даже еще не посажены. Если доходы будут ничтожны, то большая часть денег будет потрачена на общие нужды, затем вы заберете вашу долю, и только остальное пойдет рабочим. А если прибыли не будет вообще, тогда вы можете продать землю. А людям останется опять голодать.

Вы, лендлорды, ничем не рискуете. Если кто и будет страдать, то это крестьяне. Богатые никогда не страдают. Они пишут законы и изобретают правила игры. Они сотворили этот мир таким, каков он есть, и ждут от нас благодарности даже за самую ничтожную милость.

Ральф прислонился к двери и улыбнулся нам. Я почувствовала себя так, словно мы были разбойниками.

— Вы даже не предлагаете никаких гарантий, — продолжал он. — Это Экр дает их вам. Каждый здесь настолько беден, что ему некуда податься, но вы-то находитесь в лучшем положении. Вы можете поиграть несколько лет в радикалов, а потом продать поместье и получить денежки. Для знати нет преград. И никогда не было, — добавил он, помолчав.