- Объясни, что произошло?


      - Ничего, - ответила отсмеявшись. - Ровным счетом ничего. Не люблю я вас, Роман Анатольевич. Вот и все. Брата я вашего люблю.


      Он прошелся по комнате. Вернулся к столу. Взял сигареты, нервно закурил. Сказал медленно и веско:


      - Ты его любишь, а он тебя - нет.


      - И он меня любит. Не врите.


      - Если бы любил, то здесь сейчас был бы он, а не я.


      - Он не может, - я издевательски улыбнулась. - У него контракт. Он в Африке. Достойно представляет Союз нерушимый...


      Роман непослушными пальцами застегивал воротник рубашки. Нацепил галстук. Взялся за пиджак.


      - Он в городе. Вернулся в июле.


      - Как?


      У меня схватило сердце. Боль стала острой - точно шилом прокололи.


      - Вот так, - мстительно усмехнулся Роман. Достал из верхнего кармана расческу, стал неторопливо причесываться. Был спокоен. Но я-то видела, как у него дрожали губы. Переживает. Ну и пусть. Мне наплевать. Мне теперь на все наплевать. Рыжий в городе! Целых два месяца. И ни звука. Как же это? Что же это он? Хоть бы где в толпе... издалека... И эта сволочь, Роман, до сего часа ни единым словом не обмолвился.


      - Ну, пусть, - сказала я с отчаянием и села на диван.


      - Что? - не понял Роман. Он все еще стоял у стола. Закуривал новую сигарету. Сердитый. Одним махом опрокинул в рот рюмку коньяку. Не закусил ничем, а сразу же налил себе еще. И снова залпом выпил. Поморщился. Опять ничем не закусил.


      - Пусть он меня не любит. Какое это имеет значение? - я устало смотрела на деверя. - Я-то его все равно люблю. И всегда только его любила.


      Мы молчали. До-олго. Почему же он не уходит? Не понимает разве, что он мне не нужен?


      - Уходите, Роман Анатольевич. И никогда больше не возвращайтесь.


      - Аля! Ты еще передумаешь. Не торопись, - он топтался теперь рядом со мной. До чего жалок. Я молча покачала головой. Неужели не ясно?


      - Ну, чем, чем он лучше меня? - внезапно закричал Роман. - Что в нем есть такое, чего нет во мне?


      Взрослый человек, а спрашивает об элементарных вещах. Вот чудак!


      - Он - настоящий мужик. А вы - всего лишь мужчина. Не умеете брать на себя ответственность... за себя и других. Да что вам объяснять? - я махнула рукой. - Все равно не поймете.


      Роман снял с вешалки плащ. Взял зонт. В дверях жестко сказал мне:


      - Не думай, Аля, что у нас все кончилось.


      Однако! Быстро же он в себя пришел.


      - Да не было у нас с вами ничего, - ощетинилась я.


      - Все равно. Я не отступлю. Я тебе еще весной ясно дал понять, что это не очередное похождение. Ты мне нужна. И ты со мной будешь. Ты сейчас успокойся, мы после поговорим.


      - Катись ты! - вконец рассвирепела я.


* * *


      Тетя Нина беспокоилась. Не зря, конечно. Но я с собой поделать ничего не могла. Не пила, не ела, не спала. Даже о сыне забыла. И ничего никому не рассказывала. Дважды тетка призывала Олега с Таней. Они прибегали, тормошили меня. Я делала вид, будто все отлично. Правда, обмануть при этом никого не могла. Полюбила после работы бродить по улицам. Просто так. Без всякой цели.


      Вечерний город был удивителен. Особенно, когда совсем темнело. Море огней. Я шла, никуда не торопясь. Засматривалась на чужие окна - разноцветные окна. Видела за ними людей, чужую жизнь. Мне думалось, что жизнь, которая текла там, счастливей моей, и я подсматривала, заглядывалась на нее. Несколько раз случайно оказывалась возле клиники. И однажды увидела его. Он садился в белую "Ниву". Наверное, своя ... Похудел. Стал поджарый, загорелый до черноты. Волосы совсем выцвели - ни намека на рыжинку. Мишка меня не заметил. Я была счастлива, что увидела его. Стояла и смотрела, как он выруливает с площадки перед клиникой на проспект. Счастья мне хватило на дорогу до дома. А там снова навалилась апатия. Вот бы кто-нибудь сказал ему, что у него есть сын. Ведь к сыну-то должен прийти? Хоть разок?


      К ноябрю истощение нервной системы стало таким, что одна простуда следовала у меня за другой. Таня звонила несколько раз. Приглашала на седьмое к ним.


      - Алька, мы так давно не собирались. Приезжай.


      - Таня! Я опять простудилась. Температура. Куда мне ехать? А тетю Нину с Ванечкой одних не пущу.


      - Ну, Аля!


      - Танюш, мне болеть нельзя. Больничный не полностью оплачивается. Лучше дома отсижусь.


      - Ну, как знаешь, - обижалась она.


      А через день звонила снова. Олег не встревал. Чувствовал: что-то неладное происходит. А что? - понять не мог. Осторожно присматривался к ситуации. Лучшего друга у меня никогда не было. Если не считать, конечно, Вальку Прохорова. Он неожиданно тоже оказался на высоте. Охранял меня от звонков Романа, как цепной пес. Я только раз ему и намекнула. Туманного намека оказалось вполне достаточно. С того момента меня для Романа никогда не было на месте. То я взяла отгул, то у нас совещание, то я на приеме у начальника, то просто... в туалете. Валька сам с ним разговаривал. Изощрялся, как мог. Иногда мне становилось нестерпимо любопытно, что Валька изобретет сегодня? Роман периодически пытался отловить меня на улице. Но мне везло. Всегда удавалось ускользнуть. Я опять изменила маршрут, по которому ездила домой. Теперь мой путь обязательно пролегал мимо клиники. Жаль, Мишку увидеть больше не удалось. "Ниву" его видела каждый раз. Его самого - нет. Он, вероятно, восстановился на работе. Может, мне придумать себе какую-нибудь поганую болезнь и лечь в клинику? К нему в палату? Пусть лечит. Я сама пугалась своих мыслей. И ничего ровным счетом не предпринимала. Сразу после седьмого - обещала сама себе.


* * *


      Седьмое ноября мы отмечали дома. Без выпивки. Тетя Нина сердилась.


      - Вот увидишь, Александра, теперь сахар исчезнет. Все самогон гнать начнут.


      Мы сидели за накрытым столом и смотрели по телевизору праздничный концерт. Ванечка вилкой пытался сделать огромному яблоку глаза и рот. Яблоко не поддавалось. Я отобрала у сына вилку.


      - И что? - поинтересовалась у тети Нины. - Какой он, самогон-то? Пить можно?


      - Да сивуха сивухой, - вздохнула тетка. - А на водку ... бабы в очереди говорили: талоны.


      - Ну, мы с тобой водку раз в год пьем. И то на кладбище. Подумаешь! Будем там не водку пить, а самогон. Нам и нужно-то по пятьдесят грамм.


      - Ох, Александра, - покачала головой тетя Нина.


      В дверь позвонили.


      - Вроде, Олег, - удивилась тетка. Она почти всех знакомых определяла по звонкам. И что интересно, с поразительной точностью. Ошибалась крайне редко.


      - Чего это он? Уже поздновато.


      Я пожала плечами. Мне-то откуда знать?


      - Пойди, Александра, открой.


      Смотри ты, действительно Олег. Всклокоченный. Глаза бешенные. Летел что ли всю дорогу?


      - Привет, Олежка!


      Он не поздоровался. Перевел дух и хрипло сказал:


      - Быстро собирайся. Он у нас. Вернулся.


      Я даже не стала делать вид, будто не понимаю, о чем речь.


      - Он давно вернулся. Еще летом.


      - Не понял... - Олег переступил порог.


      - А чего тут не понимать?


      Я села на калошницу и стала рассматривать молнию на его куртке.


      - Откуда ты знаешь? - он присел рядом со мной на корточки. Заглянул в глаза. Вышла тетя Нина. Он кивнул ей.


      - Не все ли равно?


      - Совсем сбрендила?! - Олег тряхнул меня за плечо. - Ты думаешь бороться или нет?


      - Зачем? - безразлично спросила я.


      - Да ведь он любит тебя! - Олег уже тряс меня, как грушу. - От вашей с Ванькой фотографии сейчас полчаса не отходил. Боюсь, сопрет, пока меня нет.


      - Это какая же фотография? - встряла тетя Нина.


      - С Шурочкиного дня рождения, - пояснил он, не оборачиваясь. - Слышишь, Аля? Он только о тебе и спросил, когда пришел. Больше ничего не спрашивал. Мы пока ничего и не сказали ему. Ни о тебе, ни о Ваньке.


      - А ну, вставай! - вдруг гаркнула на меня тетя Нина.


      Я опешила. И встала ...


      - Ты чего? - пролепетала ей, не на шутку испугавшись. Тетя Нина сама на себя не походила.


      - Собирайся и иди, куда сказано!


      - Не пойду! - я упрямо сжала губы. - Я простужена. У меня температура. Если ему будет нужно, он сам придет. А я не пойду.


      Тетка размахнулась. И как даст мне. Крепкой натруженной ладонью. Изо всей силы. По щеке.


      - Ты что? - ойкнула я, схватившись за щеку.