Я металась по комнате, не зная, что предпринять. За все время он ни разу не болел. Ну, ни единого разочка. Несколько раз выскакивала на улицу - встречать "скорую помощь". Ее все не было.


      Тетя Нина сидела рядом с Ванечкой. Поправляла одеяло. Держала за руку. Смотрела на меня пустыми глазами.


      Наконец врачи приехали. Осмотрели сына.


      - Ложный круп, - сказал пожилой.


      Я взглянула на тетю Нину. Она охнула и прикрыла рот рукой. Это что, так страшно?


      - У вас сода есть?


      Тетка побежала на кухню. Молодой врач забрал у нее пачку соды и пошел в ванную комнату. Тетка - за ним. Пожилой спросил у меня:


      - Отец есть?


      Я кивнула.


      - Сейчас где? На работе?


      - В Африке.


      - Где? - он снял очки. Кожа на его лице напоминала шкуру носорога - свисала толстыми пористыми складками.


      Господи! Да не все ли равно, где? Главное, не здесь. А был бы здесь, я бы "скорую" не вызывала.


      - В Африке, - повторила я с отчаянием.


      - Группу крови сына знаете?


      - Да. У него не моя группа крови. А что?


      - Вероятно, потребуется донор. На станции никогда не бывает нужной группы. Или очень мало. Донора ищите сейчас. Не теряйте время. Мало ли что?


      Я прекрасно знала, в каких случаях бывает нужен донор. Все-таки жена врача. Знала. И потому испугалась. Смотрела на врача, пытаясь по его лицу понять, как на самом деле обстоит дело. Из ванной донесся шум льющейся воды. Тетка прибежала. Схватила Ванечку и прямо в одеяле потащила его в ванную.


      - Что ... что они с ним будут делать?


      Я рванулась за теткой. Пожилой Айболит поймал меня за руку, не пустил. Сказал спокойно, слегка дребезжащим голосом:


      - Не волнуйтесь. Содовая ингаляция. Ненадолго поможет. Лучше ищите донора.


      Господи, боже мой! Да что же это такое? Где же я ночью донора найду?!


      - Не волнуйтесь так. Подумайте, - он усадил меня на диван и похлопал по плечу. - Может быть, среди родни мужа?


      Конечно. Как я сразу не сообразила? Роман так похож на брата. У него должна быть такая же кровь!


      - Тетя Нина! - крик мой мог переполошить весь дом. - Где визитка, которую Роман дал?


      И помчалась на кухню - рыться в полках. Тетка ее куда-то туда запихнула. Вот. Вот она.


      Врач мне говорил, мол, они забирают Ванечку, но я слушала в пол-уха. Трясущейся рукой набирала номер.


      - Романа Анатольевича, пожалуйста!


      Через минуту он взял трубку.


      - Роман Анатольевич? Это Аля...


      Секундное молчание. Потом укоризненно:


      - Я же просил вас не звонить мне домой!


      Я и забыла совсем. Столько времени прошло. Два года. Да и не тот случай, чтобы церемонии разводить.


      - Я виновата, виновата, но... Какая у вас группа крови?


      - Что? - растерялся он.


      - Ванечке плохо. Срочно нужен донор. Какая у вас группа крови?


      - Вторая.


      - А резус?


      - Положительный.


      - Роман Анатольевич! Голубчик! Я вас умоляю! Приезжайте сейчас. Немедленно. Спасите сына. Я все для вас сделаю! Все! Берите такси и приезжайте!


      - Подождите, Аля. Это что, так серьезно?


      Вместо ответа я заплакала.


      - Не ревите. Через пятнадцать минут ... Максимум, через двадцать, я буду у вас.


      - Вы не успеете так быстро. Его сейчас увезут.


      - Глупости. У меня машина. Если я не успею, оставьте адрес больницы.


      Он повесил трубку.


      Врачи записывали адрес детской больницы, куда-то звонили. Тетя Нина одевала Ванечку. Я лихорадочно собиралась. Ощущение было такое, что время помчалось вскачь. Не успевала до конца осознавать происходящее...


      В машине мне разрешили сидеть возле носилок, на которых лежал Ванечка. Но в больнице дальше приемного покоя не пустили. Минут через десять вынесли его одежду. Я взяла ее и заплакала ... Одежда была теплой. Страшная мысль пришла в голову. Я громко зарыдала. Регистраторша, - или кто там она? - покосилась на меня неодобрительно, возмущенно фыркнула. Вот сволочь! У меня сын умирает, а она фырчит, гнида! Но в руки себя взяла, реветь перестала. Так и сидела на жесткой кушетке, держа на коленках Ванечкину одежду.


      Время все тянулось и тянулось, как подсыхающий резиновый клей. Представлялось, что сижу не меньше часа. Хлопнула входная дверь. Вошел Роман Анатольевич. Я взглянула на свои часики. Только десять минут, оказывается, прошло. Деверь шел ко мне. Уверенный. Спокойный.


      - Ну что?


      Я сбивчиво пересказала события вечера, стараясь объяснить все коротко и ясно.


      - Не волнуйтесь. Обязательно обойдется.


      Глаза его улыбнулись. Почти, как у Мишки. Только смешинок нет.


      - Сейчас узнаем, - и пошел к регистраторше.


      Он еще не дошел до стола, а та уже приняла боевую стойку.


      - Мы справок не даем, - злобно тявкнула ему.


      - Насколько я знаю, ваша работа заключается именно в выдаче справок. Извольте ответить, - с металлом в голосе сказал он. - Вам привезли сейчас тяжелобольного ребенка. Кузнецова Ивана Михайловича, восемьдесят третьего года рождения.


      Оглянулся на меня. Спросил:


      - Восемьдесят третьего, Аля?


      Я кивнула. С восхищением смотрела на деверя. От него сейчас за версту несло большим начальником. Регистраторша, приоткрыв рот, слушала ...


      - Он - сын известного в городе хирурга, - тем же номенклатурным тоном продолжил мой деверь.


      Зачем же так спекулировать? И потом, какой же Мишка известный хирург?


      - Михаила Анатольевича? Кузнецова? - ахнула регистраторша, повергая меня в изумление. Роман Анатольевич согласно кивнул.


      - Что же вы сразу-то не сказали? - с укором спросила она меня. И снова Роману Анатольевичу:


      - Я все сейчас узнаю.


      Выскочила из приемной пулей. Подумать только, Рыжего везде знают. Неужели такая знаменитость? Я и не подозревала раньше.


      - Что же это вы, Аля? - поинтересовался у меня Роман Анатольевич, присаживаясь рядом. - Такая сильная женщина, а здесь спасовали?


      - Не знаю, - я тоскливо посмотрела на него. - Ванечка никогда не болел, а тут ... Просто растерялась.


      Хорошо ему упрекать. Он привык к власти. Привык к послушанию. А мы с тетей Ниной даже на почте - жалкие просители. И мне в голову никогда не пришло бы воспользоваться именем мужа.


      - Ничего, - он погладил меня по голове, как когда-то это делал Мишка. - Все будет хорошо, вот увидите!


      Я уткнулась ему в плечо и опять разрыдалась. Так мы и сидели в полнейшей тишине. Минут двадцать сидели. Я вдыхала незнакомый мне, но приятный запах мужского одеколона и медленно успокаивалась. Роман Анатольевич обнимал меня за плечи. Говорил веселым, но тихим голосом ничего не значащие слова - успокаивал. Потом замолчал. Немного отодвинулся. Я больше не плакала.


      Вышла регистраторша. Жалкая, растерянная. Спросила у меня:


      - На "скорой" бригада сказала: у вас донор есть, Александра Владимировна?


      Уже имя и отчество мое выяснили. Когда только успели?


      - Я - донор, - Роман Анатольевич встал.


      - Пойдемте со мной, - она протянула ему халат и повернулась ко мне,


      - Вы пока здесь посидите, Александра Владимировна. Хорошо? Сейчас вам кофе принесут. А к сыночку вас попозже пустят.


      Они торопливо ушли. Я осталась ждать. Думала о Ванечке. О Мишке, который бросил меня и уехал в какие-то Сахары... Если бы он не ушел от меня, с Ванечкой ничего бы не случилось... Мысли мои разбегались, не задерживались в голове... Перед глазами проплывали картины, такие страшные, что хотелось кричать и биться головой о стенку. Ничего тяжелее этих трех часов напряженного ожидания у меня в жизни не было.


      Потом, когда я совсем уже изнемогла от неизвестности, мне разрешили подняться к сыну. Сказали, что обошлось - будет жить. У меня даже на слезы сил не хватило. Молча поднялась на третий этаж, ничего не спрашивая у медсестры, которая меня провожала.


      Ванечка спал. Дышал еще с трудом. Веки сиреневые, прозрачные. Под глазами - черные тени. К ручонке тянулся шланг капельницы. Малыш мой. Но сипа больше не было. Я присела на стул рядом с кроватью. И в мутный предрассветный час заснула.


* * *