Рыжий глубоко, с облегчением вздохнул и еще крепче прижал меня к груди. Кажется, пришло все-таки время сказать ему правду.


      - Да я влюбилась в тебя в одну секунду. Тогда, в овраге... Ты только мне в глаза заглянул - и все... Знаешь, как я жалела, что ты тогда свою хваленую настойчивость не проявил?


      Я действительно сказала Рыжему правду. Ту самую, от которой так долго бегала сама. Он в овраге заглянул мне в лицо. Я увидела веселых чертиков в ледяных лужицах его глаз, тонкую золотистую россыпь веснушек на щеках. И влюбилась тут же. Без памяти. Раз и навсегда. Как же я плакала по ночам, когда все-таки уехала в город. Как мечтала о случайной встрече. Хотя бы где-нибудь в толпе. И как счастлива была, когда он нашел меня. Так неожиданно. И был так решителен. Я вспомнила: он захлопнул за собой дверь, погасил в прихожей свет, и мы целый век не отрывались друг от друга. А потом он прошел в комнату и спокойно сказал:


      - Постели постель. Я не хочу, что бы мы, как мелкие шкодники, жались в коридоре. Это слишком серьезно. И пусть у нас все будет по-настоящему.


      У нас и было все по-настоящему. Мы никуда не торопились. Ничего не стеснялись. И ни о чем другом не думали. Помню, мы стояли в темноте возле постеленного на ночь широкого отцовского дивана. Раздетые. И молчали. Готовились к чему-то неизвестному. Помню первые робкие прикосновения и ласки. Помню все слова, которые мы сказали друг другу в ту нашу первую ночь.


      Мишка взял в ладони мое лицо:


      - Алька! Мы с тобой натуральные дураки! Только последние дураки могут так запутаться.


      - Ага, - вдруг всхлипнула я, неожиданно даже для самой себя.


      Вот они - слезы. Пришли, наконец. Главное, вовремя. Только их нам с Рыжим теперь и не хватало.


      - Алька! Давай сначала? Я только сегодня вернулся из армии. И ничего у нас еще не было: ни ссор, ни обид...


      - Давай, - робко согласилась я.


      Глаза у Мишки потеплели. В них запрыгали знакомые чертики.


      Большие, теплые руки легли мне на плечи. Призрак цунами замаячил где-то очень близко.


      - Привет, любимая! - сказал Рыжий и наклонился ко мне.


Часть III


       "Ох, Рыжий!.."


      Чай был теплый. Не горячий и не холодный, а именно теплый. Такой, как я любила. Наконец-то Светка стала признавать за мной право иметь собственные пристрастия. Да и пора бы уже. Вроде, выросли ...


      Мы сидели у Светки в ее роскошной девятиметровой кухне. Не кухня, а танцзал какой-то. И обсуждали самое невероятное событие в ее жизни. В Светкиной жизни, разумеется. Она собиралась замуж.


      Накануне она позвонила мне на работу.


      - Алька! Ты что делаешь завтра?


      - Стираю рабочие халаты мужа. Он приволок домой сразу пять штук. И пару штанов.


      - Каких штанов? - не поняла Светка.


      - Операционных.


      - А ... знаю ... Зелененькие такие?


      - Ну да.


      - Слушай, а ты не можешь отложить это грязное дело на послезавтра?


      Светка была явно перевозбуждена. Это просто сквозило в ее голосе.


      - А послезавтра мне везти тетю Нину в клинику.


      - Ой, я и забыла, - спохватилась Светка. - Ну, как там она?


      - Да ничего ...


      Мне было совершенно ясно, что Светке бесполезно сейчас рассказывать о своих проблемах. Она просто не в себе.


      - А что, собственно, случилось?


      - Ой, такое, такое ... Приедешь - расскажу!


      - Одной приезжать или с Рыжим? - поинтересовалась я.


      На какое-то мгновение в трубке установилась тишина, как будто Светка запнулась. Затем она уже медленнее, чем раньше, проговорила:


      - Нет, приезжай, пожалуйста, одна.


      Я весь вечер ломала голову, что такое могло у нее произойти? Потому была немного рассеянна. Тетя Нина, которая после перенесенной операции почти не вставала с дивана, заметила с раздражением:


      - И что маешься? Ничего у нее не стряслось. Дурака она валяет. А ты к ней бегаешь, как собачка.


      - Ладно тебе бухтеть-то! - отмахнулась я.


      Тетка поджала губы и отвернулась. Смотрела на горшки с любимой геранью. На глазах - слезы. Она стала ревнива и обидчива. После операции это проявлялось особенно заметно.


      Я жалела тетку. Жалела, потому что любила ее. Даже за гремучий характер. Старалась не показывать этого, но любила. Она мне была более близким человеком, чем отец. Очень боялась ненароком обидеть ее. Тем более теперь.


      - Теть Нин! Ты не дуйся, как мышь на крупу, - сказала я ей сердито. - Все равно поеду. Если, конечно, Миша завтра вечером будет дома.


      - Будет он дома! Как же! Жди! - теребя потрескавшимися от большого количества лекарств пальцами край простыни, буркнула тетя Нина.


      Но Мишка, седьмой раз за неделю явившийся домой лишь к ночи, чувствовал себя виноватым и оказался на моей стороне. Вопрос был решен.


      Я оставила мужу несметное число инструкций по домашнему хозяйству, по приготовлению ужина. И на следующий день, никуда не заходя, кроме пары магазинов, отправилась к Светке.


      Дверь мне открыл Олег.


      - Привет, Олежка! - я вытянула вперед шею.


      - Привет! - он ласково усмехнулся и дотронулся сухими губами до моей щеки. С некоторых пор такое приветствие вошло у нас в привычку. И Рыжему приходилось мириться с этим.


      - Что у вас тут случилось? Кто-то умер? - как всегда неудачно пошутила я.


      - Умер! - возмутился Олег, стаскивая с моих плеч ветровку. - Тогда все представлялось бы намного проще!


      Пока я возилась со сломанными застежками на туфлях, он рылся под вешалкой, доставая мне тапочки.


      Я успела крепко привязаться к нему. Как к брату. Любила его. И почти всегда была его союзницей.


      - Так в чем, собственно, дело? - с сочувствием спросила его, оглядывая себя в зеркале.


      - А ты у Светки сама спроси. Второй день все в доме на ушах стоят, - пожаловался он, поднимая с пола мои сумки и пристраивая их на специальный крючок.


      Ну, если Олег жалуется!


      - Свет, Алька приехала! - крикнул он в комнату.


      В ответ не раздалось ни шороха.


      - Проходи, - Олег приобнял меня за плечи и подтолкнул вперед. - Сейчас и ты на уши встанешь.


      Ничего себе обещаньице! Интересно, что здесь все-таки происходит?


      В большой проходной комнате на диване лежала Светка. Одетая, как на вечеринку. С мокрым полотенцем на лбу. Рядом с диваном на резной табуреточке стояли чашка с водой и пузырек с каким-то лекарством.


      - Ей плохо? - испугалась я.


      - Да, нет, - растерялся Олег. Проследил за моим взглядом и с трудом подавил смешок.


      - А лекарство?


      - Ты про это? Валерьянка, - с веселой снисходительностью пояснил он и опять сделал над собой усилие, чтобы не хохотнуть.


      Я ровным счетом ничего не понимала. Но чувствовала некий подвох. Светка выглядела на все "пять". Лучше, чем когда-либо. Щеки - кровь с молоком. Может, это просто отсвечивает чудный розовый джемпер? Мягкий и пушистый. О таком джемпере я и не мечтала.


      Олег с явным удовольствием понаблюдал немного за моей растерянной физиономией. И только потом насмешливо сказал сестре:


      - Вставай, симулянтка. Человек больную тетку бросил, к тебе примчался. Хватит комедию ломать.


      Светка открыла глаза.


      - Пошел вон, дурак!


      - Слушаю и повинуюсь! - откозырял он и отправился на кухню. - Чайник ставить?


      - Ставь, - ответила Светка. Сняла с головы мокрое полотенце и села.


      - Ты одна?


      А с кем я должна быть? Рыжего она сама видеть не захотела. Или надеялась, что он, как частенько бывало, напросится со мной? Вот ведь нахалка. И почему я ее терплю столько лет? Единственная подруга. Куда денешься?!


      Светка кинула взгляд в стекло книжного шкафа, стоящего против дивана. Поправила волосы. Не надоедает же ей бесконечно прихорашиваться!


      - Где ты была? Я тебя жду тыщу лет.


      - Да я прямо с работы к тебе. Никуда не заходила.


      - Могла бы пораньше отпроситься.


      Мне стало смешно. Тетка права. Я - больша-а-я дура.


      - Ты мне нужна. Ты мне вот как нужна. Пошли на кухню.


      - Там Олег. Чай готовит.


      - Мы его выгоним, - пообещала она. Я только тяжело вздохнула.