- Ну, да, от страстной любви... - спокойно заметил он, - Нет, ты - не шлюха... ты - хуже шлюхи...


      Я повернулась и ушла. А что оставалось делать? Плакать, умолять, доказывать ошибочность его выводов? Не поможет. Москва слезам не верит. Рыжий тоже. Все было кончено. Не Светка, я сама разрушила свой мир. И его мир тоже. И нет мне за дурость прощения. Пусть меня теперь бог накажет. Я-то себя уже наказала на всю оставшуюся жизнь.


* * *


      Я не знаю, где ночевал Мишка. Лично мне в нашу комнату идти не хотелось. Моя узкая кровать являлась слишком сильным напоминанием о том, что я натворила. Господи, жить - и то не хотелось.


      Сон застиг меня в сенях на приступочке. Утром я и проснулась сидящей в той же позе. Разбудили голоса тети Нины и Мишки. Начало их разговора я не слышала, спала. Услышав, о чём они толкуют, сразу пожалела об этом.


      - И что же теперь? Разводиться будете? - охала тетка.


      Они стояли прямо за дверью. Нашли место!


      - А как мы с ней будем жить, если я ей не нужен? Ну и она мне тогда не нужна...


      - Как это? Как это, не нужен? - разволновалась тетка, - Ишь ты, чего выдумал!


      - Не надо, теть Нин. Что я, маленький, что ли? Не понимаю? Все мы с ней вчера выяснили. Если она не любит, силком не заставишь. И не надо. Проживу и без ее любви как-нибудь. Девок много, найдется кому утешить.


      - Кто это тебе сказал, что она тебя не любит? Она? Да не могла она так сказать!


      Я прислушивалась и злилась. Это когда же, интересно, я ему такое говорила? Врун несчастный. Девок, значит, много? Найдется, кому утешить? Ну и пусть катится, откуда пришел, раз он такой! Без него обойдемся. Не заплачем. Вот как раз плакать-то вдруг очень захотелось. Но живо вспомнились его слова: "Ох, и любишь же ты, Алька, поплакать!" Не буду. Как бы ни хотелось, не буду. Не дождется. Ага! Опять недовольно бубнят. Уже на терраске.


      - Это, наверное, она из-за Светки так себя повела. А ты тоже хорош! Зачем обнимался?


      - Подумаешь? Что в этом такого? Светка сама на шее виснет. Я что, железный?


      - Нет, ты скажи, зачем обнимался? Вся деревня об Альку языки треплет.


      - Мало ли с кем я там обнимался? Не тайком же где-нибудь...


      - Альки тебе мало было?


      - Теть Нин, ты сама посуди: Альку обнимешь, глянь, она уже спит.


      - Рано ты, Рыженький, женился, - вот что я тебе скажу. Не нагулялся, значит, еще... - вздохнула тетка.


      - Ну, счастливо оставаться, теть Нин.


      - И куда ж ты, изверг, теперь-то?


      - К родителям. Куда еще?


      - Не уезжал бы ты, Миша! Ведь она любит тебя, Алька-то. Она тебя до беспамятства любит.


      Еще чего выдумала! Пусть уматывает. Никто его здесь не любит.


      Мимо сеней пробухали шаги. Хлопнула дверь. ...Уехал!


* * *


      В комнате остался его чемодан. Забыл. Так торопился сбежать, что забыл свои вещи. Впрочем, сюда он привез старье. На радостях предки его с головы до пят в новое оденут. За своим барахлом Рыжий все равно не вернется. Я тоже Мишке не повезу, характер не позволит. Видно, здесь и стоять этому чемодану до скончания века. Выкинуть - рука не поднимется. Это же его вещи! От них Рыжим пахнет!


      Тишина какая! Только часы тикают. Что же так тихо? Как будто кто-то умер. Да это же я умерла... Я!!!


      Захотелось выть. А слез почему-то не было. Уж лучше бы слезы, чем так! В дверь заглянула тетя Нина:


      - Чего сидишь? Беги, догоняй его! Непутевая!


      - Никуда я не пойду! - у меня затряслись губы. - Пусть уезжает!


      - Зачем обидела мужа?


      - Никто его не обижал. Он сам себя обидел!


      - Тьфу, дура! - в сердцах плюнула тетка, - Вот и кукуй теперь соломенной-то вдовой.


      Дверь захлопнулась.


      Как это она сказала? Соломенная вдова? А ведь и, впрямь, соломенная...


* * *


      Слезы так и не пришли. И головой об стенку я не билась. Просто жизнь потеряла для меня всякий смысл. Ничего больше.


      На следующий день прибежала Светка:


      - Олег танцует от радости!


      - Ты, наверное, тоже...


      Светка присела на стул и вдруг, неожиданно для меня расплакалась:


      - Не понимаешь разве, что он сюда больше не приедет? Зачем Мишку прогнала?


      Она даже ногой в сердцах пристукнула.


      Я хмуро посмотрела на нее. Выходит, и она ему не нужна. Ему никто не нужен.


      - Ты, Светик, на меня ногами не стучи. Я - ему жена. Дело это семейное, не твое. И, кроме того, из-за тебя у нас все так вышло.


      - Ты сама виновата, что у вас с ним все...


      - Можешь радоваться. Не терпится результатом воспользоваться? Хочешь, я тебе его телефончик дам? Позвони. Он счастлив будет.


      Светка перестала хлюпать носом и подняла на меня недоверчивые глаза:


      - Ты шутишь?


      - Какие уж тут шутки!


      - Нет, правда? Не врешь?


      - Нисколько.


      - Значит, вы разведетесь.


      Боже мой! Как они с братом этого хотят. Просто спят и видят. С нашими чувствами не считаются, в голову не приходит.


      - А что, без штампа в паспорте тебе с ним спать зазорно? Я - спала. Как видишь, не покалечилась.


      - Ты его не любишь? За что? - удивилась Светка.


      Я с жалостью смотрела на нее. Ну, до чего глупа! В том-то и дело, что люблю. Только слишком поздно сама себе в этом призналась. Слишком поздно.


      - Что мне Олегу передать?


      - Ничего.


      - Как это? - не поняла она, - Он же ждет!


      - Нечего ему ждать! Не-че-го! - раздельно, по слогам, для полной ясности, произнесла я.


      Светка попятилась от меня, как от ненормальной.


* * *


      Целую неделю я никого не видела, потому что не хотела видеть. Оставалось продержаться еще недельку, а там уже и в город пора. В городе будет легче. По опыту известно. Так уже один раз было. Нет, не так. По-другому. Три года назад я не знала, кого могла потерять. Понятия не имела.


      Зарядили дожди. Мелкие, - как сквозь сито, - зябкие. Тоска давила сердце, сжимала в ледяном кулаке. Ничего не хотелось делать. Я и не делала ничего. Даже постель не убирала. Сидела у окна и смотрела на клумбу с помятыми Рыжим цветами. Они до конца не выправились, не отошли. Кривые, поломанные стебли лежали в мокрой траве, но все еще боролись со смертью. Вот и я так же.


      Тетка меня не трогала. Боялась. И жалела. Один раз заходила Светка. Тетя Нина ее не пустила. Я слышала, как они разговаривали на крылечке, прямо под дождем.


      - Так и сидит?


      - Так и сидит. И молчит, молчит. Не в себе она. Ты иди, Света, иди. Наделала ты уже дел. Иди. Не надо нам тебя.


      - Что, она? И не ест?


      Почему не ем? Ем. Правда, что придется и когда придется, но ем. Даже чай иногда пью. Только не понимаю, зачем есть, если не хочется? Все равно, и ем, и пью. Одеваюсь, умываюсь, причесываюсь. А еще думаю, думаю.


      Что-то не так получается в моей жизни. Почему? Я знаю, виновата сама. Но в чем? Если бы я могла предположить, как будет складываться моя жизнь, ни за что на свете не попросила бы тогда Рыжего поцеловать меня. Все с тех пор пошло наперекосяк. Что же не так я сделала? Разве я не любила его? Нет, так невозможно думать. Эти серые обои в белые ромбики - раздражают, выводят из себя. Эти часы, зеркало... Эта унылая неопрятная кровать... Тоска-то. Хуже тюрьмы. Зачем это я сама себя в комнате заперла? Вот дура-то...


      - Теть Нин, я пройдусь немного.


      Тетка доставала в сенях подойник со стены. Тянулась за ним на цыпочках - Мишка слишком высоко вбил гвоздь. Она вздрогнула. Подойник со звоном свалился на пол.


      - Ох, ну и напугала ты меня. Чего тебе?


      - Я пойду погулять.


      - Куда гулять? Дождь на дворе.


      - Да он мелкий. Я дождевик надену и сапоги.


      - Ну, пройдись, - она вздохнула, - Авось полегчает...


      Про Светкин визит ни словом не обмолвилась. Жалеет. Думает, все пройдет.


      Все пройдет? Смешно. Я надела сапоги, дождевик и вышла на улицу. На деревне никого. И здесь все серо, уныло. Ручьи прочерчивают кривые руслица в утоптанном песке дороги. Лужи - водохранилищами. Кусты согнули ветки под тяжестью намокших листьев, роняют в траву веские капли. До чего безрадостно! Пойти что ли в лес? На родник. Правда, там сейчас грязи - алла! Но ведь я осторожненько. А если и сверну себе шею, то так мне и надо!