Эта поездка кажется мне бесконечной! С закрытыми глазами я быстро теряю ориентацию в пространстве. И качка только усиливает дискомфорт! Еще немного, и меня стошнит…

Проходит добрых полчаса, пока наш «гоночный болид» наконец тормозит.

– На выход! – слышу я и с трудом выбираюсь наружу.

Сильные руки подхватывают, направляя. Прохладный свежий воздух щекочет легкие. Я сглатываю, прогоняя прочь подступившую тошноту. С каждым вздохом в голове проясняется. Органы чувств обретают работоспособность, и моих ушей достигают звуки леса. Пение птиц, шелест листвы под ногами…

И вдруг сознание, точно иглой, пронзает мысль: «не будет никакой передачи, и встречи не будет». Ответ очевиден! Они привезли меня сюда, чтобы убить…

Я делаю еще пару шагов, а после, улучив момент, когда хватка на плече ослабевает, сдергиваю повязку с лица и бросаюсь прочь!

– Ну, бля! – слышится сзади.

Он настигает меня в два счёта, и, хватая, прижимает к себе. Я бьюсь, как рыба, в этих смертельных объятиях! Цепкие пальцы сдавливают горло, а вторая рука проникает между бедер.

– Потискать тебя на прощание? – выдыхает он, возбуждаясь, и трется колючей щекой, царапая кожу.

Я сжимаю колени, верчусь, непроизвольно массируя бедрами его пах.

– Да! Вот так, детка! – шепчет он, прижимая меня к себе.

Он ласкает меня торопливо и жадно. Словно желая насытиться впрок! Пальцы больно сдавливают затвердевшие от холода соски. А зубы, вонзившись, прикусывают шею. Он рычит, просовывая ладонь под джинсы, раздвигая пальцами ягодицы, прижимаясь восставшим членом…

– Толян, отбой! – командует «доберман», когда от нежелательной близости меня отделяет лишь пару шагов.

«Бульдог» отстраняется, и я слышу, как гравий хрустит под колесами чьей-то машины. Незнакомый серебристый пикап тормозит неподалеку. Обозленный его появлением, «бульдог» толкает меня в спину:

– Пошла, сука!

Они остаются стоять, глядя мне вслед. А я иду, осторожно ступая, стараясь не угодить напоследок в какую-нибудь яму. «Куда я иду? Зачем? Какая разница… Только что я простилась с жизнью, почти смирилась с неизбежным изнасилованием. Хуже не будет!».

Взобравшись на пригорок, и окончательно перепачкав туфли, я слышу, как дверца щелкает, открываясь. Поднимаю глаза и вижу… Олега! Он не выходит наружу, а лишь опустив окно, кричит мне:

– В машину, быстро!

Еще не веря своему счастью, я порываюсь подбежать, просунуть голову внутрь салона, прижаться губами… Но взгляд его, суровый и непреклонный, останавливает меня! Я спешно обегаю машину вокруг, и, оказавшись по правую руку от него, перевожу дух.

Мы выезжаем на трассу, и Олег прибавляет газу. Я не решаюсь заговорить, бросая робкие взгляды в его сторону. Суровый профиль на фоне бокового стекла неподвижен, сосредоточенный взгляд устремлен вдаль. Он будто и не видит меня…

Когда снаружи, заставляя снизить скорость, возникают городские высотки, я наконец прерываю молчание:

– Олег…

– Не сейчас! – обрывает он.

Повинуясь, я молчу, наблюдая, как за окном проступает знакомый пейзаж. Он тормозит у подъезда. Не глушит мотор, а ждет, точно таксист, когда я покину салон.

– Олег! – вопросительно, в недоумении, я касаюсь его плеча.

– Я сказал тебе, не сейчас! – эта фраза звучит, как удар кулаком по столу, заставляя меня отпрянуть.

На глаза наворачиваются слёзы! И я спешу выбраться из этой незнакомой машины. Он не останавливает меня, когда я иду к подъезду, не кричит вслед, когда, открывая дверь, захожу внутрь.

А я не оглядываюсь! Бегу вверх по лестнице, не давая себе возможности передохнуть и осмыслить… Боясь, что не сумею сдержаться и разрыдаюсь прямо здесь.

Дверь открывает мама.

– Марина! – всплеснув руками, она обрушивает на меня шквал неуместных вопросов.

Я слушаю вполуха, и, сбросив грязные туфли, устремляюсь в свою комнату.

– Где ты была? Марат сказал, что ты уехала. Я звонила Андрею, он не в курсе! Объясни, наконец, что происходит?

Она хватает меня за плечо, но одергивает руку, стоит мне обернуться.

– Что случилось? – повторяет мама.

– Не сейчас, – отзываюсь я, минуя коридор.

Прохожу в спальню, не зажигая свет, сажусь на кровать. В сумочке лежит нетронутый телефон, зарядка на исходе. Но я успеваю набрать сообщение: «Марат, я дома. Всё хорошо». В боковом кармане, выглядывая наружу, горьким напоминанием, маячит загранпаспорт. Хочется вытащить его и порвать!

Я бросаю сумку на пол, опрокидываюсь на постель. «Я дома! Дома! Дома! Разве не это сейчас – самое главное?».

Глава 16

Стоит мне задремать, как телефон, растрачивая последний заряд, начинает жужжать. Я хватаю его, но радость обрывается! «Маринка» – извещает он и гаснет. Включив зарядное устройство, я решаюсь перезвонить подруге. Возможно, разговор ни о чём отвлечёт меня от грустных мыслей.

– Марин, ты сидишь? – вместо приветствия выпаливает она.

– Я лежу, – лениво отзываюсь я.

– Это даже лучше! – заключает подруга, голос её звучит взволнованно, – Только представь себе! Звонила Любка. Власть меняется! Ну, что за беспредел? Привыкнешь к одному, приходит другой!

Она продолжает болтать, и телефон, наэлектризованный её голосом, раскаляется в руке.

– Подожди, ты о чём? – кажется, я заплутала в череде вздохов и междометий.

– Ну, я же говорю тебе! У нас новый директор. И кто? Матвейчук! Страшное дело! Представь себе! Я и Матвейчук! В пожизненном тандеме…

– Как? Почему Матвейчук? – я сажусь на постели.

– Да кто их разберёт? Они ведь с нами не советуются!

– А… как же Косарев? – интересуюсь я осторожно.

– Ну, он теперь вообще не у дел! Говорят, уезжает куда-то, – с досадой извещает Маринка.

– Конец моей карьере, – продолжает она, – Это хуже тюрьмы! Носить ему кофе! Да, пожалуй, пора увольняться…

– Марин, я перезвоню! – бросаю я, и оставляю подругу один на один со своим «несчастьем».

Слёз больше нет. Эта новость избавляет меня от обиды. Остается лишь злость! Я вспоминаю его тон… Холодность произнесенных слов не оставляет сомнений в том, что все ложь. И фраза «я тебя люблю», теперь кажется нелепой ошибкой, обманом подсознания. Он не мог сказать такого! Мне померещилось…

«Что происходит?», – недоумеваю я, понимая, что ответ на этот вопрос есть только у одного человека…

Но его телефон молчит! Возможно, в попытке отделаться от меня, он уже сменил номер? И, обозленная, я ношусь из угла в угол, не находя себе места в пределах тесной комнатушки. «Ненавижу! Сволочь! Жестокий, безжалостный ублюдок! За что он решил наказать меня? За что? Ведь я даже не знаю, в чём моя вина!»

Телефон звонит снова. Но эмоции зашкаливают, стоит мне увидеть его номер:

– Катись ко всем чертям! Можешь не звонить мне больше! – выкрикиваю я в трубку. И замолкаю, ожидая услышать «прости», или хотя бы «прощай». Но взамен этому Олег произносит:

– Нам нужно поговорить!

Через полчаса он стоит у подъезда.

Я прыгаю на переднее сидение, перебирая в уме многочисленные вопросы, которые мучили меня накануне: «Ну же, Марина! Скажи что-нибудь! Не молчи!».

– А что… с компанией? – бросаю первое, что приходит на ум.

Олег отвечает не сразу:

– Я должен был обанкротить её. Но не стал.

– Кто он… этот человек? – спрашиваю я тихо. Возможно, на сей раз, он соизволит объясниться?

– Неважно кто он, важно, кто я, – отвечает Олег и шумно выдыхает. – Я столько времени был у него на крючке! Шел на риск, подставлялся, надеялся, что однажды всё кончится.

– Зачем? – спрашиваю я шепотом.

Он сжимает ладонями руль, облизывает губы:

– Я был обязан ему. Своей жизнью, свободой.

Он не смотрит на меня, но, начав говорить, как будто избавляется от оков, извлекая наружу всё то, что так долго было скрыто от посторонних глаз.

– Много лет назад, когда я был таким же пацаном, как твой Марат, я сбил человека… Насмерть! Мне светила тюрьма. А он… Он отмазал меня, без труда. Сейчас я понимаю, что ему это ничего не стоило. А я заплатил сполна! Променял одну тюрьму на другую.

Я прикусываю язык. И, хотя его признание пробирает до костей, заставляю себя промолчать. «Не об этом… Сейчас не об этом!».

– А откуда он вообще взялся? – говорю я тихо, стараясь направить разговор в нужное русло, не спугнуть его внезапную, и такую долгожданную откровенность.

– Я уже не помню, – пожимает плечами Олег, – Тогда я остался один. Все отвернулись от меня! Жена слиняла в Америку, забрала сына. Отец сказал, что не станет помогать…

– У тебя есть сын? – уточняю я, боясь, что ослышалась.

– Да, – грустная улыбка касается напряженных губ, – Но он не общается со мной. Впрочем, как и я со своим отцом. Вероятно, это у нас семейное!

Олег замолкает, погруженный в свои размышления. И вдруг произносит:

– Я думал, что неуязвим. Но я ошибся! Ты – моё слабое место, моя ахиллесова пята! – в этом признании нет злости, и голос его звучит спокойно.

Он не упрекает меня, но вина, невидимым грузом ложится на плечи. Меня бьёт дрожь! Я открываю рот, в желании оправдаться. Слишком нереально, слишком неправдоподобно звучат его слова. И я не могу представить себе, что последует дальше.

Возможно, всё это – лишь предисловие к разлуке? Вот сейчас он прогонит меня и уедет навсегда! Возможно, я и, правда, виновата? Хотя бы в том, что позволила себе думать иначе…

– Прости меня! – я шмыгаю носом и смотрю в пол, старательно смаргивая настырные слезы, когда его ладонь, захватив мою, сжимает, нервно и торопливо.

– Нет! – выдыхает он, – Ты не знаешь! Ты нужна мне! Я понял это, лишь потеряв тебя.