Я вздохнула. Знаю, это прозвучало покорно и жалко.

— Да...

Его взгляд потеплел, когда он посмотрел на мои губы.

— Тогда ты должна... потому что я тоже хочу.

— Я не знаю как, — сболтнула я.

— Я научу тебя, — его голос был низким, мягким, многообещающим.

— Я не слишком хороша в этом.

— Мы даже не пробовали.

— Я не имела в виду танцы, я говорю о прикосновениях. Я уверена, что буду хороша в этих извивающихся танцах, если приложу все усилия и поймаю ритм, — тепло распространялось в пространстве между нами, там, где мы соприкасались: мой живот и его, его грудь и моя. Внезапно у меня создалось впечатление, что мы словно притягиваемся, и я постаралась стоять неподвижно, чтобы не прилипнуть к нему окончательно.

— Почему ты так уверена, что будешь хорошо танцевать? Ты очень напряжена, нужно расслабиться, — он начал покачивать нашими бедрами влево, затем вправо и обратно, его движения были размеренными и медленными. Я двигалась вместе с ним, пытаясь расслабиться, но не поддаваясь притяжению.

— Потому что я занималась бальными танцами и играю на трех инструментах. Ты знал об этом? Ну еще на барабанах... так что можно считать, что на четырех инструментах.

Его глаза, которые все еще не отрывались от моих губ, взметнулись к моим глазам и, выгнув брови, он смотрел на меня с удивлением.

— Правда? На чем же еще ты играешь? — спросил он заинтересованно.

— В основном на гитаре. Но еще на пианино и саксофоне и вышеупомянутых барабанах.

Он улыбнулся. Могу поклясться, он так много улыбался, что это было уже непривычно. До этого, я видела, как он улыбался всего три раза за прошедшие шесть месяцев, и все три раза его улыбка была сдержанной и черствой, словно он собирался обрушить всю боль мира на кого-то.

Эти были совсем другие улыбки, расслабленные и счастливые. Но они были также разрушительны и опасны для меня, как и его сдержанные и черствые улыбки.

— Я бы хотел посмотреть, — сказал он. — Мне бы хотелось посмотреть, как ты играешь.

— Мы можем сейчас вернуться, и я покажу тебе. Думаю, я видела гитару в одной из смежных комнат. Я произнесла слово «смежный» странным, глубоким голосом, надеясь разорвать бушующие между нами напряжение, от чего мне было тяжело дышать.

Я дернулась, собираясь уходить. Он схватил меня еще крепче, разрушая мою попытку уйти.

— Нет, — он покачал головой, отчетливо проговаривая слово, его глаза вспыхнули предупреждая. Затем он прижал меня к себе.

Это была плохая идея. Воздух покинул мои легкие, я вздрогнула, затем ахнула, волны чего-то горячего и холодного пронеслись по моему телу. Я стала чувствительной во всех местах. Инстинктивно мои глаза закрылись, испугавшись дикой чувственности, водоворота, влекущего за собой, подавляющего физические ощущения.

Он то ли зарычал, то ли застонал, отодвигая меня, оставляя между нами расстояние. Мои глаза распахнулись, и я увидела, как он смотрит на меня, челюсть напряжена, глаза пылают. Его руки были на бедрах, и я видела, как его кадык двигался, когда он глотал.

Я переминалась на ногах, не зная, что делать с руками. Потом решила опустить их в воду.

— Извини.

— Почему ты извиняешься?

— Не знаю. Думаю, я не извиняюсь.

Он зарычал, его глаза были закрыты и руками он дергал себя за волосы. Выглядя при этом... разочаровано.

Его разочарование заставило меня расстроиться, потому что я не знала, почему он разочарован. Я предположила на основе его выражения, что я сделала что-то не так, допустила какую-то оплошность, но я понятия не имела что именно.

Я ненавидела то, что была так невежественна в вопросе о парнях. Я не знала об этом ничего, кроме того, что можно почерпнуть из порно и статей из системы ПабМед. Во всех других случаях парни для меня словно изобилие головоломок.

— Что произошло? — выпалила я, чувствуя растерянность и смущение после последних шести секунд, не говоря уже о двух днях. Я судорожно сжала руками бедра под водой. — О чем ты думаешь?

Он поднял взгляд на меня, пристально рассматривая и ничего при этом не говоря, но его разочарование было ощутимо. Я слышала, как он дышит, могла видеть, как его грудная клетка опускается и поднимается от глубоких вздохов. Чем дольше он смотрел на меня, ничего не говоря, тем сильнее билось мое сердце. Я чувствовала, что оно вот-вот, вырвется из груди.

После чего он сказал:

— Иди сюда, — я немного подпрыгнула, хотя его голос был спокойным, я почти потерялась в звуках водопада и симфонии насекомых. Даже если бы я не услышала, что он сказал, то поняла бы это по его глазам. Он смотрел взволнованно, словно нуждался в этом.

Я попыталась сделать глубокий вздох, но у меня ничего не вышло. Я, молча, повиновалась ему, подходя ближе, пока между нами не остался лишь один шаг. Я была рада, что мои руки в воде, и он не мог видеть, как они дрожали — немного.

Когда я остановилась, его взгляд осмотрел мое тело, мою грудь, ребра и живот. Внизу живота у меня все напряглось, а грудь отяжелела. Налилась. Сила его взгляда ощущалась физически — и я отступила на шаг от его интенсивности.

Может он подумал, что я собиралась развернуться и бежать, или у него просто иссякло терпение. Независимо от причины, Мартин сократил оставшееся расстояние между нами. Он снова схватил меня за талию. На этот раз, шок от ощущения грубых мозолей Мартина на моей обнаженной коже, потрясло словно разряд мой центр и мое сердце.

Он держал меня крепко, будто думал, что я убегу.

— Мне нужно прикасаться к тебе.

— Ты и так, прикасаешься ко мне, — прошептала я, едва дыша, не в состоянии оторвать от него взгляд.

Мартин медленно покачал головой, подняв руку к узелку на моей шее, державшему верх купальника. Не нарушая зрительного контакта, он потянул за узелок, ослабляя его, а затем и вовсе развязал. Легким, как перышко прикосновением, он перебросил веревочки вперед, кончиками пальцев касаясь моей шеи, посылая дрожь по позвоночнику. Его движения были медленными и целенаправленными, и он не останавливался, не прерывал наш зрительный контакт.

Другой рукой, он перенес второй ремешок со спины, костяшками пальцев задевая мои соски — он тянул, тянул, тянул — пока возился с материалом моего бикини, тащил его вниз с жаждущей неспешностью, обнажая мое тело.

Его взгляд упал на мою обнаженную грудь, он моргнул, его глаза были полуприкрыты, а грудь поднималась и опадала.

Затем он коснулся костяшками пальцев — моих затвердевших сосков и нижней части груди — там, где топ был полностью снят. Мой желудок скрутило, а спина инстинктивно выгнулась. Рядом с ним я тяжело дышала.

Я чувствовала себя обезумевшей, ошеломленной, будто стояла на высокой скале и мне нужно было спрыгнуть — просто было необходимо. У меня не было выбора. Я абсолютно нуждалась в этом. Независимо от того, что собирался сделать Мартин, я нуждалась в этом.

Легкий, беспомощный звук сорвался с моих губ, что-то вроде хныканья, в результате чего его взгляд обострился и он прижался своим телом ко мне. Я поняла, что его грудь поднималась и опускалась быстрее, чем до этого, и ощущение, что он был близок к тому, что чувствовала я, сделало меня смелой.

Я прикоснулась к нему.

Я просто провела кончиками пальцев по его животу, из-за чего он вздрогнул, и приглушенно вздохнул, как будто ему больно и приятно одновременно.

— Кэйтлин... — мое имя на его губах звучало напряженно, с придыханием, нуждающимся.

Он еще на шаг подошел ко мне и вода закружилась вокруг нас. Одной рукой он коснулся моего тела и обхватил меня — сначала благоговейно, словно я была хрупкой, другой рукой переместился мне за спину, скользя за ткань моих шортиков бикини, вверх, вниз, пока не сжал мою голую задницу, с другой стороны массируя мою грудь, дважды коснувшись вершинки большим пальцем, прежде чем ущипнуть.

Я закричала, всплеск удовольствия тяжелой и неожиданной волной накрыл меня прямо до самого центра. Мои руки инстинктивно сжали его плечи, спина выгнулась дугой.

— Черт возьми, — его глаза были полузакрыты, он рывком притянул меня еще ближе к себе, как будто это был рефлекс, и он его не контролировал.

Внезапно он наклонился, его рот оказался на мне. Он облизывал, сосал, целовал мой сосок своим горячим ртом, немного прикусывая зубами.

— Ох! Мартин! — мои глаза закрылись, бедра приподнялись, и я сильнее схватилась за его плечи. Я чувствовала себя тугой и опухшей от жадных прикосновений его рта, рук, его тела.

— Я должен прикоснуться к тебе, — пророкотал его голос. Он кружил языком по моему соску, прежде чем втянуть его в рот.

— Ты прикасаешься ко мне, — повторила я, держась за его шею и затылок, притягивая ближе, словно обезумев.

— Не здесь, — прорычал он, его ласки стали более агрессивными, настойчивыми, сильными.

Он прикусил нижнюю часть моей груди, ребра, словно хотел съесть меня, его пальцы на моей заднице впились в мою плоть требовательно и тяжело. Он снова ущипнул мои соски, на этот раз сильнее, больнее, но мне это необходимо. Его рука на моей заднице передвинулась вперед, раздвигая пальцы, он раскрывал меня.

Мартин выпрямился, захватив мои губы своими, отчего я к своему удивлению закричала. Его язык повторял за поглаживаниями пальцев. Свободной рукой он схватил меня за хвост и, грубо наклонив мою голову в сторону так, как ему нравилось, раскрывая мой рот так, как открывал мой центр.

Мои соски задевали его грудь. Я выгнулась бедрами, животом и спиной, ногтями впиваясь в его плечи и спину. Его пальцы были внутри меня, это было не мягкое поддразнивание, как в общежитии. Это было грубо, настойчиво, его пальцы пронизывали, немного больно и неудобно, но... боже, это чувствовалось так хорошо. Так хорошо. Так, так хорошо.