Он обернулся к ней.

— А ты как провела свой уик-энд?

— Чудесно, — Джасинда задумчиво улыбнулась. — В пятницу вечером я помогала продавать всякие варенья и соленья на ярмарке в школе.

Хотя Джасинду совершенно не смущала ее сомнительная деятельность в будке для поцелуев, но, по некоторым соображениям, она воздержалась рассказать об этом.

Филип усмехнулся.

— Я серьезно, Джасинда, что ты там нашла особенного?

Она посмотрела на него слегка раздраженным взглядом.

— Я действительно была на ярмарке в школе и…

Филип мгновение молча разглядывал ее.

— Ну и как там было?

— Было весело. Я действительно чудесно провела время.

Некоторые события того вечера до сих пор стояли у нее перед глазами. Она скатывала и снова раскатывала мягкий коврик пальцами босых ног, думая о засахаренных яблоках, кокетливых улыбках и об одном окончательно выбившем ее из жизненной колеи поцелуе.

— Полагаю, что это может быть любопытным лишь один только раз. Проблема с этими народными развлечениями заключается в том, что они очень быстро приедаются.

— Возможно, ты прав, — кратко согласилась она.

Он взглянул на часы.

— Черт возьми, уже поздно. Я должен бежать. Завтра утром у меня лекция. Может быть, вечером мы вместе поужинаем? — предложил он.

Джасинда отрицательно покачала головой.

— Не получится. Завтра у меня трудный день.

Первым делом, с утра она собиралась поехать домой к Эрику, чтобы осмотреть его модель. И она страшно боялась этого. В пятницу вечером она отбросила все заботы в сторону и веселилась с ним до упаду, но завтра она снова станет специалистом-энергетиком и будет вынуждена сказать Эрику горькую правду.

В ее офисе он не понял того, что она окончательно отвергла его проект. Завтра же она сделает это очень убедительно, так что он все поймет. Правда, теперь это будет сделать гораздо сложнее, потому что она сблизилась с ним. Однако, отказывая ему теперь, она не будет испытывать угрызений совести, как раньше, когда думала, что он очень нуждается в деньгах, утешала она себя. Мейзи рассказала ей, что Эрик единственный сын фермера, который удачно вложил деньги в Оклахоме и теперь владеет несколькими нефтяными скважинами.

Филип допил вино и поднялся.

— Я позвоню тебе в субботу.

Она кивнула и проводила его до двери.

— Спокойной ночи.

Он обнял ее и слегка коснулся ее губ. Она чувствовала, что он ждал лишь знака одобрения, чтобы его поцелуй перерос в нечто иное. Но хотя Филип ей очень нравился, она не хотела торопить события. Поэтому Джасинда ласково отстранилась от него.

— Филипп, я… — начала было она оправдываться.

— Шшш… — произнес он.

Филип приложил палец к ее губам и печально улыбнулся.

— Все правильно. Мы еще недостаточно хорошо знаем друг друга. Я готов подождать.

Он поцеловал ее в щеку и исчез.

Джасинда медленно прошла в спальню. Она немного украсила ее, повесив на голой стене плакаты с видами европейских городов и купив для кровати покрывало с голубыми и красными цветами. Скинув туфли и сбросив одежду, она скользнула под одеяло. В ее темной квартире, было тихо и спокойно. По ночам в Нью-Йорке из своей квартиры на шестом этаже она могла слышать шум машин на улице, ощущать запахи выхлопных газов, а иногда до нее доносились возгласы таксистов, перекликающихся друг с другом. Здешняя тишина просто угнетала ее. Иногда становилось так тихо, что у Джасинды возникло жуткое ощущение, будто она одна-одинешенька во всей вселенной. Не раз она вставала ночью, чтобы выглянуть из окна и убедиться, что существует и другая жизнь — в домах светят окна, на удаленных улицах шуршат шинами машины — или отмечала что-нибудь еще позволяющее ей ощутить свою связь с окружающим миром.

Кто-то в соседней квартире включил стерео, и она стала засыпать под тихую и приятную мелодию. Но жуткая тишина снова разбудила ее в два часа ночи. Джасинда беспокойно ворочалась в постели. У нее не было проблем со сном, с той самой поры как она четыре года тому назад рассталась с Тони. Тогда она лежала без сна много ночей подряд, глубоко переживая их разрыв. Джасинда была уверена, что приняла правильное решение, но от этого не становилось легче.

С Тони Джасинду познакомил их общий друг. Они сразу же понравились друг другу. Он был биржевым маклером, экспансивным и магически привлекательным итальянцем. Хотя Тони увлекался рассуждениями на возвышенные темы, он постоянно ругался на родном языке. Это было задолго до того, как она полюбила его, и они начали строить планы, как окончательно связать свои судьбы. Он шутил, что свадебное торжество будет организовать довольно легко, так как его тетка, которая имела булочную, могла обеспечить пирожные, а его кузина, цветочница — цветы. Она часто поддразнивала Тони, что у него есть родственники на все случаи жизни.

Оглядываясь назад, Джасинда не могла точно припомнить, когда ее стала раздражать шумная и многочисленная семья Тони, состоящая из пяти братьев, четырех сестер, дюжины дядьев и теток и других просто бесчисленных родственников.

После того как было объявлено о помолвке, они постоянно находились в кругу его семьи и у них редко выпадал день, когда они оставались наедине. К тому же каждый член клана знал об их жизненных планах гораздо больше, чем они сами.

Постепенно она поняла, что попала в среду, где вмешиваться не в свои дела считалось законным и непременным правилом. И Тони никогда ничего не предпринимал без предварительного всесемейного голосования. Будучи по природе человеком независимым и склонным к одиночеству, Джасинда начала возмущаться вмешательством родственников Тони в их жизнь, а также поведением своего жениха, постоянно позволявшего родителям, кузинам, теткам и дядькам и прочим родственникам принимать решения за себя.

Последней каплей, переполнившей ее терпение и заставившей Джасинду отменить свадьбу, было обращение Тони к родителям с просьбой решить, где им с будущей женой будет лучше провести медовый месяц. Перед этим конфликтом они с Тони часто и продолжительно беседовали. Он соглашался с ней, что женитьба — это дело только двоих людей, желающих устроить свою жизнь. Но он также хотел думать, чтобы их совместная жизнь была под контролем его семьи. Наконец, очень болезненно для себя, Джасинда признала, что чувство зависимости Тони от своей семьи нельзя искоренить.

Тогда она с тяжелым сердцем долго смотрела на белое атласное свадебное платье, висевшее у нее в стенном шкафу, затем отрешенно уставилась на свое отражение в зеркале, следя, как слезы текут по щекам. Она любила Тони, но никак не могла примириться с его семьей. А что она будет чувствовать через пять лет? Десять? Двенадцать? Когда ее негодование разрастется до такой степени, что распространится и на Тони, а нынешняя трещина между ними превратится в пропасть? Она была уверена, что такой день неизбежно настанет.

Их отношения зашли в тупик. Не было ни правых, ни виноватых — они просто разошлись во взглядах. Но их расставание сформировало у нее глубокое убеждение, что она должна быть абсолютна совместима с мужчиной, с которым окончательно решит связать свою жизнь. У него должны быть те же взгляды на жизнь и такой же образ жизни, как и у нее самой. В противном случае ее снова ожидает сердечная травма.


Утром в восемь тридцать Джасинда накинула льняной жакет цвета слоновой кости, очень подходящий к ее гофрированной юбке, и вышла из квартиры. Накануне Лэнн рассказал ей, как добраться до дома Эрика, и сейчас она держала в руке наспех набросанный им план.

— Не пропусти поворот, — говорил он ей уже в десятый раз, но запутанные линии на плане, казалось, призывали к обратному, и она чувствовала себя лабораторной мышкой, выпущенной экспериментатором в лабиринт.

Очутившись за городом, она свернула около элеватора направо и поехала по грунтовой дороге, которая скоро превратилась в настоящую полосу препятствий. Пытаясь объехать одну выбоину, она непременно попадала в другую. Несколько раз подскочив, она ударялась головой о потолок салона машины.

Двигаясь по тряской дороге, Джасинда едва удерживала в руках рулевое колесо. Когда утром она собирала в офисе документы, ее вдруг стал беспокоить тот факт, который абсолютно выскочил у нее из головы в пятницу вечером: Эрик не закончил даже средней школы и не имел никакого документа, свидетельствующего о его подготовленности в области электротехники. Она хотела, чтобы Лэнн не настаивал на их с Эриком свидании, и именно сегодня. После того как она на ярмарке испытала на себе неотразимое обаяние Эрика, ей не хотелось разрушать его мечту. Но Джасинда была вынуждена неукоснительно выполнять свои служебные обязанности.

Пытаясь объехать особенно глубокую рытвину, она вдруг забеспокоилась, что уж очень долго не видать никакого жилья. Да и на дороге никого не было видно. Не пропустила ли она следующий поворот? Неужели она заблудилась? Оглядевшись, Джасинда не увидела ничего, кроме бескрайних полей, лесов и холмов, занимавших все пространство вокруг. Ощущение беспокойства усилилось.

Минут через десять невыносимого напряжения, объехав очередной холм, она увидела на дороге почтовый ящик с буквами «Э.Ф.». Немного успокоившись, она свернула на подъездную дорогу к дому.

Одна стена дома, построенного из местного камня, была искусно встроена в склон холма. Удачно ранжированные кусты украшали двор. Все было сделано с большим вкусом и выглядело значительно современнее, чем она предполагала, исходя из первоначального впечатления об Эрике.

Джасинда вышла из машины и направилась к парадной двери, которая распахнулась прежде, чем она постучала. На пороге стоял Эрик и улыбался ей.

— А, это леди со странным акцентом.

— Извините, что опоздала, — смущенно произнесла Джасинда.

Она поправила волосы, стараясь не смотреть в его шоколадно-коричневые глаза. Теперь, когда она была здесь, ее мысли сосредоточились на том, что она не должна позволить ему изменить ее решение. Он, должно быть, отчаянно верит, что его проект будет одобрен. Лэнн говорил, что Эрик потратил много времени на его разработку.