Настроение Сони резко испортилось. Рука под гипсом невыносимо зачесалась, боль усилилась и стала практически нестерпимой, а непрошенные воспоминания... А непрошенные воспоминания, как шакалы, выскочили из своих укрытый и ринулись на ослабшую жертву.

Амир… Это был он, или ей показалось? За столько лет он, наверное, изменился! Растолстел, или обзавелся лысиной! Ну, не мог же он и спустя десять лет оставаться таким же красивым?! Это было бы преступлением против всего оставшегося человечества! Это было несправедливо, в конце концов! Все ведь стареют, правда?!

А тот мужчина, кем бы он ни был, был все так же строен, грациозен и… Черт, да он ей, может, вообще привиделся! Просто мозг в минуты опасности выдал ту картинку, которую Соня, наверное, больше всего хотела увидеть!

Серьезно?! Хотела увидеть?! Да она… да она десять лет телевизор не включала, лишь бы на него где-нибудь не наткнуться! А в глубине души… выходит, вон оно что?!

Соня отвернула голову к окну. Но ничего не увидела. Лишь обледенелую макушку невысокой березы, да кусочек низкого зимнего неба.

Хотела все расставить по местам, Ковалевская?! На! Получай! Сдергивай пластыри, срывай струпья с ран. Ты же этого хотела перед отъездом? Тебе же именно это жить не давало?! И толку, что до сих пор больно?! Если это единственный способ разобраться в себе… Давай, Ковалевская! Жги! Мазохистка махровая…

Слизав с губ отчего-то набежавшие слезы, Соня отпустила себя и на крыльях памяти понеслась в далекое-далекое прошлое…

Впервые она увидела Амира в окно. Она как раз поливала единственный выживший после смерти матери цветок. Шикарный, раскидистый фикус. Что ее заставило выглянуть в окно? Соня часто об этом думала. У нее ведь совершенно не оставалось времени на подобные глупости. Она куда-то бежала, что-то делала, что-то решала. Да ей банально в зеркало некогда было посмотреть! А тогда почему-то в окно уставилась… Он вышел из машины, и Соня застыла, не замечая, что из носика наклоненной лейки вода льется прямо на подоконник. Настолько он ее поразил. Амир не был красавцем в истинном понимании этого слова. Если рассматривать его черты по отдельности – так и вовсе ничего такого. Нос слишком крупный, глаза слишком большие, взгляд слишком хищный… Но все вместе это производило неизгладимое впечатление.Неизвестно, сколько бы она простояла с лейкой наперевес, если бы Амир не скрылся из вида, а ей на ноги не полилась залившая подоконник и батарею вода. Соня спохватилась, сбегала за тряпкой, и пока устраняла потоп, думала о незнакомце, не переставая. А потом проснулся Сережа, и все забылось.

А где-то месяц спустя случилась ее встреча с Кариной. Соня своим глазам не поверила, когда в пролете между лестничными клетками увидела маленькую девочку. Без курточки и босую! Нет, дом у них был элитным, и подъезды хорошенько отапливались. Да только… как это объясняло ее странный вид?!

- Эй, - осторожно позвала Соня девочку, чтобы не испугать. - Ты кто?

- Калина… – шмыгнула носом малышка.

- А ты откуда взялась такая красивая?!

Малышка вытерла нос, поджала пальчики на озябших ногах и ткнула пальчиком в дверь напротив. Соня сразу все поняла. Видела однажды мамашу крохи… Ей одного раза хватило, чтобы понять, что та собой представляет.

- А родители твои где?

- Мама там, - всхлипнула девочка, - но я к ней не хочу.

- А к кому хочешь?

- К папе-е-е, - горько заплакала девочка. Соня подхватила ее на руки и прижала к себе, укачивая.

- А папа где?

- На работе.

- Что-то долго он у тебя работает… - пробормотала Соня, судорожно соображая, как ей лучше всего поступить. – А знаешь что, ягода моя красная, давай-ка мы ко мне в гости пойдем? А как папа вернется, так мы ему тебя и вручим. Что скажешь?

Карина вытерла слезы ладошкой и неуверенно кивнула головой.

Глава 8

Первые дни в больнице для Сони стали самыми тяжелыми. Ей нужно было привыкнуть ко многим вещам! Например, поход в туалет для нее теперь стал настоящей проблемой, а помывка – и вовсе событием, требующим значительной предварительной подготовки. В первый раз она добралась до душа только на третий день. И каким же блаженством стало ощущение свежести и запах чистых волос!

Ее никто не навещал. Лишь однажды к Соне нагрянул её научный руководитель – уже старенький и отошедший от дел Лев Давидович Киперман. Академик, мозг… и просто хороший мужчина. Он привез с собой маленький букетик хризантем и ощущение радости, а еще купленные по просьбе Сони зарядные устройства для всех её гаджетов.

Вот и все визитеры. Наверное, для кого-то печальное зрелище – относительно молодая женщина, которую некому навестить, но Соня от этого особенно не страдала. Разучилась когда-то давно. Родни у нее не осталось – так уж вышло, подруг у нее никогда не было, а коллеги… о, это отдельная история.

- Вы поймите, Софьюшка, они же просто завидуют! – объяснял ей когда-то давно Лев Давидович. - Все их пассажи – они ведь не от большого ума! Не имея за плечами и приблизительно твоих достижений, эти убогие только тем и заняты, что твоей персоной. Ну, вот какой индекс Хирша у того же старого козла Вайтовича?

Соня смахнула слезы рукой и улыбнулась дрожащими от обиды губами - старый козел Вайтович был на пятнадцать лет младше самого Кипермана, и такая характеристика была ну очень смешной!

- Я не знаю, Лев Давидович. Пять?

- Скажешь тоже! Едва дотягивает до двух! Я специально поинтересовался! А у тебя?

- Я не знаю, - честно призналась Соня, шмыгнув распухшим от плача носом.

- А у тебя, милочка, тридцать два! И знаешь, что это означает?

Соня отрицательно затрясла лохматой, закипающей от обиды головой:

- Что ты запросто можешь стать членом, скажем, Американского физического общества! В то время как старого козла Вайтовича не возьмут на работу ни в один уважающий себя исследовательский университет! Это все зависть, Софьюшка! Все… все они шакалы! Не позволяй их отношению тебя сломить!

- Лучше бы я в певицы пошла! – негодовала Соня.

- А там, думаешь, лучше? – удивился Киперман. - Те же склоки и интриги. Завистники – они же везде найдутся! Ну же… Вытирай слезы, горе ты мое луковое!

- А я не поняла, Лев Давидович, - вдруг спохватилась Соня, - так я защитилась или нет?

- Говорю же – горе луковое! Защитилась, конечно! Как такой умнице и не защититься? Я тобой, София Ковалевская, можно сказать, горжусь!

И вот после этих слов Соню окончательно отпустило. А ведь сколько в ней эта обида копилась – не передать! С самого детства, когда она, перепрыгивая из класса в класс, натыкалась… на ненависть и непонимание. Из-за необычайно высоких показателей в учебе её считали выскочкой. Еще бы – где это видано - в восемь лет учиться в пятом классе! Её ненавидели одноклассники и даже учителя! Её по-настоящему травили. И этот бесконечный буллинг сопровождал Соню все её детство. Однажды ее жестоко избили, и это в общем-то безрадостное событие поставило жирную точку в столь затянувшейся эпопее ненависти. Забрав Соню из школьного медпункта, мать первым делом зафиксировала побои и написала заявление в милицию. Досталось тогда всей школе. Доучивалась Соня самостоятельно. На домашнем обучении, кажется, тогда это так называлось.

С тех пор Соня жила в каком-то своем, отдельном ото всех мире. В мире бескрайнего полета мысли и формул… Она даже как-то и не обращала внимания на злые сплетни за спиной. Не то, что бы они до нее не доходили… Скорее, действительно не воспринимались Соней как что-то значительное. А вот на защите стало до слез обидно! Впрочем, Лев Давидович быстро ее успокоил, и с тех пор Соня примирилась с происходящим.

Словом, не ждала она визитеров… Да и как можно кого-то там ждать, когда столько дел?! Позвонить новому руководству и объяснить свою задержку, связаться с женихом и успокоить! Поработать над результатами, полученными из Массачусетса и отправить отчет… Превозмогая боль и бессонницу, с которой столкнулась, пожалуй, впервые в жизни!

Сколько себя помнила Соня спала не больше четырех часов в день. Может быть, за исключением раннего детства. А после… Тяга к науке взяла свое. Она корпела над учебниками сутки напролет, ухаживала за братом, позже работала и училась! Сон стал для нее непозволительной роскошью…

Свою первую работу Соня получила довольно неожиданно. И, наверное, именно это изменило всю ее жизнь… Это произошло совершенно случайно. Да и все, что случилось потом.

Во второй раз Карина повстречалась Соне на улице, примерно через неделю после того, как Амир разобрался с черными риелторами и остался у неё на ужин. Она торопилась домой из магазина, когда заметила маленькую фигурку, топчущуюся у подъезда.

- Карина? – удивленно спросила она, подтягивая толстую вязаную шапочку чуть повыше. – А что ты тут делаешь? Одна… - чуть запнувшись, добавила Соня, растерянно оглядываясь по сторонам.

Большие шоколадного цвета глаза девочки наполнились слезами. Губки-бантики дрогнули:

- Папу жду.

- А где же твой папа?

- На работе…

- А мама?

Малышка пожала плечами и тихо заплакала.

- Так, дружочек, ну-ка, пойдем со мной! – воинственно насупив брови, распорядилась Соня, переложила тяжелые пакеты в одну руку, а вторую протянула девочке.

Уже дома из сбивчивого рассказа крохи Соня с ужасом поняла, что мать ее просто забыла! Забыла на улице, как не нужную вещь, и куда-то уехала. Её трясло! Впервые трясло от острой, болезненной какой-то, необычайно острой ненависти. Стараясь скрыть от малышки свое состояние, Соня заварила ей чаю, чтобы согреться, и заставила долго париться в ванне. А потом, для профилактики, насыпала горчицы в свои носки и натянула те на крохотные ножки.

- Щекотно, - сморщила нос Карина.

У Сони уже на тот момент был совсем не женственный сорок первый размер ноги, и её носки смотрелись на девочке почти что чулками. Кажется, этот факт развеселил Карину. Она окинула взглядом свои ноги и весело рассмеялась. И у Сони хоть ненадолго отлегло от сердца.