Ванесса Бук - Притяжение

— Эвелин чуть не узнала о нас. Твоя мама оставила мне любовное письмо в одном из моих карманов, и моя жена нашла его в стиральной машине. В нашем брачном контракте есть пункт о супружеской неверности. Я потеряю все, если она узнает о нас с твоей мамой, включая моих детей. Они возненавидят меня, если узнают правду.

— Они заслуживают узнать, какой у них отец.

Даже произнеся эти слова, я знаю, что это не совсем правда.

Я смотрю, как Стефан подходит ко мне и кладет руку на мое плечо. Мне очень хочется стряхнуть ее, но я сдерживаюсь. Прежде чем я понимаю, он притягивает меня в свои объятья. Знакомый запах кубинских сигар заполняет мои чувства, и я понимаю, что стена, которую я воздвиг между нами, начинает рушиться. Как бы сильно я не желал отодвинуться, я не могу. Мои глаза наполняются слезами, когда я чувствую, как он еще крепче обнимает меня. Я ненавижу его. Я, бл*дь, ненавижу его. Я продолжаю про себя повторять эти слова, но когда открываю глаза, то осознаю, что обнимаю его в ответ.

— Я пожалел о том, что выгнал вас обоих, как только вы уехали. Просто я был таким трусом, чтобы сделать хоть что-то, — говорит он.

— Зачем вы мне это рассказываете?

Я отхожу назад, вырываясь из его объятий, желая установить между нами как можно большую дистанцию.

— Потому что верю, что ты не захочешь разрушить жизнь Эмили или ее братьев, сказав что-либо.

— Итак, вы пригласили меня сюда, чтобы откупиться? — спрашиваю я.

— Если ты тебе нужны деньги, я выпишу чек прямо сейчас, но я предлагаю тебе возможность стать частью этой семьи. Ты был ее важной частью когда-то...

— Мне нужно подумать об этом.

Он кивает, глядя на меня с надеждой, и улыбка появляется на его лице.

ТРИСТАН

Сегодня вечером я сделал то, что думал никогда не сделаю — я сломался. За все прошедшие четыре года я ни разу не плакал о том, насколько дерьмовой была моя жизнь. Много раз я чувствовал, будто прохожу испытания. Когда я не был занят поиском работы, я старался не умереть с голоду. Или старался не погрязнуть в нескончаемых долгах, в которые мы влезли, когда моя мать попала в реанимацию из-за своего слишком большого пристрастия к бутылке.

Эти мысли постоянно отравляют мой разум, когда мы собираемся на ужин в обеденном зале. Каким-то образом я оказался в полной заднице снова, только на этот раз я не уверен, что смогу выпутаться целым и невредимым. Когда я вхожу в зал, Стефан ведет меня к стулу, расположенному между Николасом и Эмили. Несмотря на растущее желание уйти, я подавляю свои страхи и сажусь. Как ни странно, Александр отсутствует за столом, оставив нас ужинать впятером.

— Тристан, ты в порядке? — спрашивает Эмили, положив руку на мое предплечье.

Мне очень хочется рассказать ей правду, что часть меня не уверена, буду ли я вообще когда-либо в порядке. Моя жизнь, кажется, постоянно выходит из-под контроля, и только в Ларце Удовольствий я этого не ощущаю. Время, которое я провожу там - это тихий побег от реальности. Только там я могу полностью контролировать все происходящее вокруг.

Когда волнение по поводу ужина исчезает, я обнаруживаю, что опять задумываюсь о возможности жить здесь с Эмили и Николасом. Мои мысли быстро прерываются, когда Эвелин входит в зал, стуча высокими каблуками своих красных туфель. Я усмехаюсь при виде фартука, повязанного поверх ее платья от Vera Wang. Это забавное зрелище, учитывая тот факт, что она вряд ли много готовит, за исключением выпечки. Она ставит поднос с шоколадным печеньем на стол и занимает место прямо напротив меня. Она бросает на меня мимолетный взгляд и быстро отворачивается к своему мужу.

— Выглядит вкусно, мама.

Она шлепает Николаса по руке, отгоняя его от подноса с горячим печеньем, когда он пытается стянуть одно.

— Сначала поужинай.

— Это и есть мой ужин, — говорит он, запихивая свежеиспеченное печенье в рот.

— Ты обожжешься, — смеется Эмили.

Я наблюдаю, как они обмениваются репликами и непринужденно улыбаются. Это улыбки людей, которые понятия не имеют, каково это не знать, где ты найдешь свою следующую еду. Контраст между мной и ими очевиден. Какая-то часть меня задается вопросом, а смогу ли я снова вписаться в их жизни и стать частью их семьи, чего я так отчаянно желал много лет. Какая ирония, хотя я уже взрослый, а никогда не чувствовал себя большим ребенком.

Стефан, сидящий во главе овального стола, откашливается, привлекая к себе всеобщее внимание.

— Я должен кое-что объявить, — говорит он.

— Дорогой, это нельзя отложить до того, как мы отведаем десерт? — спрашивает Эвелин, глядя на меня с любопытством и раздражением одновременно.

— Нет, нельзя.

— Пап, пожалуйста...-- говорит Николас, качая головой. — Мне правда не хочется присутствовать при вашей перепалке за обеденным столом.

— Я не спрашиваю твоего разрешения, так что просто слушай.

Все взоры обращаются ко мне с интересом, когда Стефан подходит и кладет свою руку мне на плечо. У меня возникает странное чувство, когда он продолжает говорить о прошедших и грядущих изменениях в их жизнях. Мысленно я отключаюсь от звука его голоса и заставляю свой мозг запечатлеть образы Николаса и Эмили в своей памяти. И только когда я слышу, как он произносит слова останься с нами, до меня доходит, что он только что сказал.

— Вы будете рады узнать, что Тристан решил остаться с нами на какое-то время.

Черт. Я сказал ему, что подумаю об этом. Эвелин потрясенно ахает, когда он поднимает свой бокал, чтобы произнести тост. Что-то подсказывает мне, что у него не было разговора с матерью Эмили до принятия этого решения.

— Добро пожаловать домой, — говорит Стефан, поднося свой бокал к моему.

ЭМИЛИ

Уже далеко за полночь, и сколько бы я не считала трещинки на потолке своей спальни, кажется, мне все равно не уснуть. Через пару недель Тристан переезжает к нам жить, отчего я сильно волнуюсь, и меня просто переполняет энергия. Этим вечером я позвонила Кэси и рассказала ей радостные новости, а она не переставая дразнила меня о том, что мне сказал Тристан на банкете в Pearl Hotel. Я не забыла его игривый тон, когда он сказал, что ему очень жаль, что он не может поцеловать меня. Каждый раз, когда думаю о нем, это вызывает в моем желудке странный трепет.

Это же чувство пугает меня. В глубине души я понимаю, что не должна испытывать чувств к Тристану. И не важно, что я не воспринимаю его также, как Николаса или Александра, потому что он все равно моя семья. По крайней мере, я отношусь к нему, как приемному брату.

Я продолжаю твердить себе, что я счастлива просто потому, что он возвращается в мою жизнь. Через пару дней все встанет на круги своя, и его присутствие не будет восприниматься так, будто мой мир взрывается. Может быть тогда я смогу посмеяться с Кэси над тем, как глупо я, должно быть, себя вела. Так и должно быть.

Я лежу на простынях и закрываю глаза, заставляя себя забыть, как Тристан касался моей руки. Мои пальцы скользят по моей ладони, и я улыбаюсь небольшим рубцам в тех местах, где стекло поранило кожу. Что-то подсказывает мне, что у меня останется шрам на всю жизнь.

ТРИСТАН

Какого хрена я делаю? Весь день я задавал себе этот вопрос. Чувствую себя таким дерьмовым сыном из-за того, что оставляю свою мать на попечении посторонних лиц, но я так больше не могу.

Вечером, 4 июля, когда я вернулся с ужина от Стефана, я решил, что ей, чтобы справиться с зависимостью, нужно что-то большее, чем молитвы. У меня сердце сжимается при воспоминании, как этим утром она, шатаясь словно зомби, садилась в такси. Я чувствую вину за то, что оставил ее одну, но мое присутствие не помогает. На самом деле, я начинаю думать, что отчасти, я был для нее отговоркой. Причиной, чтобы не вставать по утрам и не начинать жизнь сначала. Я всегда был рядом, чтобы расхлебывать то, что она натворила, но я понял, что никогда не позволял ей сделать что-либо самой, потому что не верил, что она была достаточно сильной.

Я и сейчас иногда так думаю. Не могу не задаваться вопросом, сколько еще она протянет, нанося вред организму своим пьянством. Мне на всю жизнь хватит тех четырех лет, на протяжении которых я наблюдал за ее саморазрушением. Печально, но все это время она только еще больше цеплялась за прошлое вместо того, чтобы двигаться дальше. Встреча со Стефаном заставила меня понять, как ужасно я себя чувствовал из-за этого. Между ним и мной еще не все так радужно и сладко, но я продвигаюсь шаг за шагом.

Звонок моего сотового отвлекает меня от моих мыслей, когда я направляюсь к месту своей конечной остановки. Я чертыхаюсь себе под нос, когда на экране телефона высвечивается номер реабилитационного центра Магнолия. Черт. Что случилось?

Изначально моя мама поехала в этот центр не по своей воли. Только в метро я сказал ей, куда мы направляемся. Она очень разозлилась, что я выманил ее на улицу, пообещав купить бутылку спиртного, но я знал, что будет нелегко заставить ее поехать.

Тихий голос моей матери обращается ко мне сквозь прерывающуюся связь, которая то пропадает, то появляется, пока я сажусь в поезд.

— Тристан, мне здесь не нравится. Я хочу уехать, — плачет она в телефон.

Не знаю, как ей удалось позвонить мне, когда в центре мне строго заявили, что личные телефонные звонки разрешаются только три раза в неделю. Я не собираюсь задумываться о размере долга, в который влезет моя мама после этого. На самом деле, я удивился, что центр предложил возможность планировать ежемесячные платежи. Я оставил им номер своей единственной кредитной карты, надеясь, что, если возьму еще несколько заказов на картины, я смогу заплатить за ее лечение.