— Благодарю вас за вежливость, с какою вы отвечали на мои вопросы, — сказал моряк.

— Сэр, — отвечал молодой человек, обернувшись к моряку, — я не сказал вам ничего такого, чего вы не могли бы услыхать от всякого мужчины, женщины или ребенка в поместье лорда Дэна. Политика фамилии известна всем.

Он ушел, сказав это с той беспечной небрежностью в движениях, которую мы считаем свойственной джентльмену, может быть, потому, что эта беспечность принадлежит исключительно высшим классам. Моряк посмотрел на отдаленную группу; он без труда угадал, что высокая, пожилая дама должна быть леди Дэн, молодая и хорошенькая — Аделаида Эрроль. Капитана Дэна он знал.

В это время другой человек показался на дороге по направлению из деревни — смуглый, низенький, толстый человек, в простой черной одежде как главный слуга. Моряк — как мы его назвали, хотя он вовсе не был моряком, — подошел к нему.

— Можете вы мне сказать, кто этот джентльмен? — спросил он, указывая на человека с удочкой.

— Мистер Герберт Дэн.

— Не сын лорда Дэна? — вскричал моряк с недоумением.

Человек, шедший по дороге, откинул голову назад, как будто этот вопрос оскорбил его.

— О, нет! Он только родственник. Вот сын лорда Дэна, капитан Дэн.

Он хотел идти далее с этими словами, но моряк опять остановил его.

— Рэвенсберд, вы, кажется, забыли меня?

Человек обернулся и вздрогнул, а потом с уважением приподнял шляпу.

— Полковник Монктон! Извините, сэр, я, кажется, не глядел на вас. Мы часто видим здесь проезжих моряков, и я принял вас за моряка.

— Скажите вашему господину, что я здесь, Рэвенсберд. Постойте, не говорите обо мне при всех. У меня нет времени заходить в замок. Скажите капитану Дэну, что незнакомый господин хочет с ним говорить.

Слуга опять приподнял шляпу и поспешил вперед. Герберт Дэн присоединился к обществу, которое входило в ворота замка. Рэвенсберд заговорил с капитаном Дэном, слугой которого он был, и последний обернулся.

— Джентльмен желает видеть меня? Какой джентльмен, Рэвенсберд? Где он?

— Вон там, сэр. Он очень желает видеть вас.

Капитан Дэн с неудовольствием и нетерпением ушел. Эта прекрасная девушка, которая шла возле него, была для него важнее всех джентльменов на свете. Она посмотрела ему вслед, а потом устремила глаза — глаза довольно самовластные и не всегда приятные по выражению, несмотря на их пагубный блеск, — на слугу.

— Кто это, Рэвенсберд?

— Приезжий, миледи.

— И американец, — прибавил Герберт Дэн, — за это можно поручиться по его произношению.

Они теперь находились у ворот, и молодая девушка тотчас взяла под руку Герберта Дэна и начала ходить с ним взад и вперед, пока слуги вкатывали в дом кресло лорда Дэна. Герберт рассказал ей о странном любопытстве приезжего, и они оба смеялись вместе.

Описание семьи Дэнов, сделанное Гербертом Дэном, было правильно и известно, как он сказал, свету — то есть Дэншельдскому свету. Лорд и леди Дэн имели только двух сыновей, других детей у них не было, а когда эти сыновья выросли, они не имели большого утешения ни от одного из них. Наследник, Джоффри, был мот, проводил большую часть времени в отсутствии, а когда был дома, делал одни неприятности своим характером, но, несмотря на это, он был любимцем и избалован до нельзя. Он страшно завидовал младшему брату: завидовал его популярности, его красоте, а более всего его доходу, который был гораздо больше того, каким пользовался он, потому что лорд Дэн имел большие издержки и не мог давать сыну большого содержания. Между братьями возникла неприязнь, «едкая кровь», называли это в Дэншельде, и, кажется, не было надежды, что это когда-нибудь закончится. Главным виновником, несомненно, был Джоффри, он выказывал презрение к Гэрри и оскорблял его, а запальчивый Гэрри платил ему тем же. Нельзя было сомневаться, что Гэрри Дэн втайне досадовал на любовь и милости, которыми дома осыпали его брата. Когда капитану Дэну минуло двадцать три года, он отправился со своим полком в Канаду; через несколько лет он воротился домой больной и вышел в отставку. Пробыв год дома, он уехал в Америку, и с того времени больше жил в Новом Свете, путешествуя по различным частям его и изредка посещая Англию. Теперь его пребывание дома обещало быть продолжительным, потому что он влюбился в леди Аделаиду Эрроль. Он уже предложил ей свою руку, говорил с любовью о том, что повезет ее в Америку и представит своим тамошним друзьям, а потом намеревался воротиться в Англию и навсегда поселиться в ней. Герберт Дэн не ошибся, когда говорил, что капитан обожает даже землю, по которой ступает леди Аделаида. Главным удовольствием его жизни было, по-видимому, находиться с Аделаидой Эрроль, и, без сомнения, он поведал бы ей многое из истории своей прошлой жизни.

А леди Аделаида? Она была из тех истых, тщеславных кокеток, которые вечно разжигают любовь в мужчине, кокеток незлых, но бездушных. Люди, отмечая ее приветливое обращение, называли ее теплосердечной, милой девушкой. Они ошибались; не многие девушки были так врожденно эгоистичны, хотя она сама этого не сознавала. Она приехала в Дэнский замок два года тому назад. Дочь умершего графа Иркдэля, очень бедного шотландского пэра, после смерти своей матери, которая была сестрой леди Дэн, Аделаида Эрроль осталась без пристанища, потому что дом ее брата, сумасбродного молодого графа, был бы не весьма приятным для нее домом. Леди Дэн пригласила ее в Дэншельд, и она приехала со своей французской горничной Софи и с тех пор кружила головы всем в этих окрестностях.

Капитан Дэн поспешно подошел к приезжему, и они горячо пожали друг другу руку. Полковник Монктон был американцем и близким другом капитана Дэна. Они переписывались, и в письмах капитана Дэна полковник читал об Аделаиде Эрроль. Ничто не могло сравниться с удивлением капитана Дэна: он полагал, что полковник в Нью-Йорке.

— Откуда вы выскочили? — воскликнул он. — Уж не прогуливались ли вы под землею и вылезли с этой стороны?

Полковник Монктон засмеялся.

— Мне пришло желание купить яхту и тотчас попробовать ее, как ребенку новую игрушку. Ветер был попутный и правил нас к Англии. Мы остановились в Плимуте и…

— И оттуда приехали в Дэншельд, как добрый друг! — перебил капитан Дэн в порыве признательности. — Я слышал час тому назад, что в заливе стоит большая яхта, но и не думал о вас. Я хотел пойти взглянуть на нее, я когда-то сам имел страсть к яхтам.

— Я хотел сказать, — серьезно продолжал американец, — что когда мы доехали до Плимута, я нашел там письма, полученные с последней почтой на мое имя. Дэн, эти письма отзывают меня назад. Моя жена вдруг занемогла, и мы спешим в обратный путь.

— Но вы, наверно, останетесь у меня, по крайней мере, день или два?

— Право, не могу. Извините кажущуюся невежливость, Дэн. Так как яхта въехала сюда, я не мог не постараться увидеться с вами, но…

— Так вы не нарочно заехали сюда? — вскричал капитан Дэн с упреком.

— Шкипер должен был пристать. Мы наехали на какую-то глупую баржу вчера вечером и повредили несколько яхту — безделица — через несколько часов все будет исправлено. Пойдемте со мною и взгляните на яхту.

— Но вы прежде пойдете в замок, и я представлю вас моим родным.

— После приду, — отвечал американец, взяв под руку своего друга и ведя его к деревне, за которой находилась небольшая бухта. — У вас все еще служит Рэвенсберд, как вижу?

— О, да! Он навсегда останется у меня. В замке его не любят, он слишком независим для них. Для меня он годен и, кроме того, он пользуется моею доверенностью.

— Кто эта хорошенькая девушка, с которою вы гуляли сейчас?

Капитан зарумянился, как пансионерка. Сильна была его любовь.

— Это Аделаида Эрроль.

— Я так и думал. Когда же вы вступите в обладание ею — как мы это говорим о других вещах?

— Нельзя знать этого наверно, — отвечал капитан, и на губах его появилась нежная улыбка. — Это капризная красавица, такая же капризная, как ваша яхта, Монктон. Когда-нибудь в нынешнем году.

— И вы никогда уже не приедете в Новый Свет?

— Приеду еще раз и надеюсь привезти ее с собой. Я должен устроить, знаете, чтоб…

В эту минуту Герберт Дэн нагнал их с удочкой в руке. Он пошел рядом с ними, сказав несколько пустых фраз, но капитан Дэн не поддержал разговора и не представил его своему другу, так что Герберт Дэн ушел.

— Это, кажется, ваш родственник? — заметил полковник Монктон.

— Кузен. Его отец, Герберт Дэн, был братом лорда Дэна, моего отца; он прожил все свое состояние и оставил сына и дочь без копейки. Если бы не доход, закрепленный за мисс Дэн, им не было бы чем жить. Впрочем, я не думаю, чтобы это что-нибудь значило для Герберта; он имеет такое же дарование к мотовству и непременно растратил бы все, если бы отец не промотал. Даже золотая руда ничего не значила бы для него, если бы была в его руках.

— Он живет в замке?

— Уж, конечно, нет. Я сейчас же вам покажу, где он живет. Отец его поступил хуже всего в том, что не воспитывал его ни для какой профессии. Духовное звание, адвокатура, гражданская служба — все это прекрасная карьера для бедного джентльмена, но, конечно, не военная служба, потому что без состояния туда нельзя вступить. Мне очень жаль Герберта, хотя я его не люблю.

Повернув с этими словами на зеленый луг, который вел к трем или четырем домам, капитан Дэн остановился перед одним из них — небольшим, низким зданием, покрытым плющом. Это был хорошенький домик, хотя немногим больше коттеджа; спереди был зеленый луг с грядками простых цветов.

— Вот его дом, и здесь Герберт прозябает и ничего не делает, только удит рыбу и ходит на охоту. Дом принадлежит ему, и живет он здесь с своей сестрой — доброй, глупенькой девушкой, которая считает его совершенством. Она имеет своих собственных триста фунтов в год, у Герберта около ста, и таким образом…