Генри Вуд - Присяга леди Аделаиды

Он повернулся с последней фразой и торопливо вышел, рад радешенек быть подальше от желтого лица и суровых глаз Рэвенсберда. Тот вышел из-за ширм и подошел к трактирщику.

— Что вы знаете об этом, Гауторн?

— Если вы сидели за ширмами, мистер Рэвенсберд, вы должны знать столько же, как и я, — отвечал трактирщик, вовсе не уверенный в том, что Рэвенсберд не нападет на него самого. — Я не слыхал ни слова об этом до прихода Деббера. Вы меня испугали, высунув голову таким образом. Я думал, вы в постели.

— Я уже с полчаса пришел вниз. Что вы думаете об этом рассказе?

— Я не знаю, что мне думать. Кто захотел бы сделать вред капитану Дэну? У него не было врагов, он был другом для нас всех. Ссора с вами совсем не была в его характере.

— Совсем не походила на его обыкновенный характер. Он вышел из себя — и я также. Где шляпа? Кажется, наверху. Я пойду удостовериться в справедливости этого известия.

Он пошел из буфета в свою комнату и почти в это же время пришел полицейский сержант. Он спокойно осмотрелся вокруг и кивнул головою трактирщику.

— Здравствуйте, Гауторн. Кажется, у вас живет мистер Рэвенсберд. Он уже встал?

— Он сейчас был здесь, в буфете, мистер Бент. Он пошел в свою комнату за шляпой. Он хочет пойти узнать подробности несчастья, случившегося с капитаном Дэном. Деббер был здесь и рассказал. Право, вы свалили бы меня с ног выстрелом из незаряженного ружья.

Сержант вышел в переднюю и прислонился к стене. С этого места он мог видеть и парадную и заднюю дверь.

— Прекрасное утро, мистер Рэвенсберд, — сказал он, когда тот вышел.

— Очень. Я этим пользуюсь и иду.

— Позвольте. Мне надо сказать вам несколько слов.

— Не теперь, — отвечал Рэвенсберд нетерпеливым тоном.

— Именно теперь, — возразил сержант, положив руку на плечо Рэвенсберда. — Не сопротивляйтесь. Я должен вас арестовать.

Рэвенсберд обернул свое желтое лицо к сержанту, и глаза его сверкнули гневом.

— По какому праву? Что вы хотите сказать?

— Не будьте безрассудны, Рэвенсберд. Покоритесь этому спокойно. Вы мой пленник, и сопротивление не сделает вам пользы.

Рэвенсберд отвечал на это сопротивлением. После непродолжительной борьбы он увидал у себя на руках кандалы.

— Самый безрассудный поступок, какой только может сделать человек, это сопротивляться служащему в исполнении его обязанности, — заметил полицейский сержант приятным тоном, как будто рассуждал об этом в приятельском кругу. — Лорд Дэн вчера отдал мне приказание арестовать вас, я мог тогда же разбудить весь дом и взять вас. Но я хотел сделать это вежливо и подождал до утра. Я поставил людей снаружи и спереди, и сзади для большей верности.

— Как смеет лорд Дэн сажать меня в тюрьму? Он не имеет на это права. Он не судья.

Сержант весело рассмеялся.

— Конечно, он не судья, но он лорд-лейтенант графства. Не оспаривайте прав лорда Дэна.

Рэвенсберд сделался хладнокровнее.

— Поймите меня, — начал он, — вас зовут, кажется, Бент?

— Бент.

— Поймите меня, мистер Бент: я не желаю сопротивляться законной власти, и будь я теперь свободен, я остался бы и выдержал обвинение. Мне досадно то, что я шел разузнавать о нападении на капитана Дэна, собрать сведения, какие бы мог, потому что я намерен расследовать это дело всякими способами. Я имею на это причину, в которой вы не знаете, и скорее отдал бы десятифунтовый билет из своего кармана, чем быть остановленным.

Сержант закашлялся. Такой недоверчивый кашель никогда не поражал слуха арестованного человека. В его голове не было и тени сомнения, и он не предполагал, чтобы кто-нибудь другой мог сомневаться, что убийца капитана Дэна находится перед ним.

— Я жалею, что не могу вас выпустить. Ваше притворное желание узнать подробности весьма благовидно, Рэвенсберд, но вы имеете дело с старым хитрецом.

Рэвенсберд твердо посмотрел на сержанта.

— Может, вы старый хитрец, — сказал он, — опытность вас сделала таким, но, арестовав меня, вы арестовали не того, кого следовало. Я не знал, что с капитаном Дэном случилось несчастье до тех пор, пока Деббер этого не рассказал; я думал, что он жив и здоров. В этом я поклянусь.

— Не клянитесь попусту, а то это обратится против вас, — резко возразил сержант. — Я не имею привычки дурно обращаться с теми, кто попадает ко мне и в тюрьму, но когда они имеют безрассудство болтать, я принужден это отмечать. Вам лучше всего зашить себе рот до тех пор, пока вы не будете стоять перед лордом Дэном. Это дружеский совет.

Может быть, Рэвенсберд чувствовал, что это правда. И если он буквально не зашил себе рот ниткой, то, по крайней мере, замолчал.

Между предположениями, сомнениями, подозрениями, волновавшими лорда Дэна и каждого обитателя замка, два убеждения постепенно вышли из общего тумана и выдались ясно: одно в виновности Ричарда Рэвенсберда, другое — в том, что странное поведение леди Аделаиды Эрроль в прошлую ночь должно было иметь отношение к случившемуся несчастью.

Леди Аделаида отпиралась. Лорд Дэн прежде всего послал за нею утром и со своей обыкновенной прямотой задал ей вопрос: видела ли она борьбу и не это ли ее испугало.

Со слезами, уверениями и, по-видимому, еще с прежним страхом, потому что все тело ее дрожало, а лицо было бледно, она отпиралась. Но надо признаться, что лорд Дэн сохранил свои подозрения.

Около десяти часов Рэвенсберда привели в замок. Лорд Дэн сидел на своем парадном кресле в большой зале. С ним был Эпперли, и стряпчий — хотя он был тут не официально, потому что это был не судебный допрос, а просто частное следствие — поставил перед собой чернила и перо, намереваясь записывать собственно для себя каждый пункт, который поразит его. Силен душою и бессилен телом был лорд Дэн. Он еще не видал Мичеля, но его ждали. Возле лорда Дэна сидел сквайр Лестер, не как судья, а как друг. Надзиратель Коттон также был тут. Всякие сомнения об участи капитана Дэна исчезли: утренний прилив выкинул на берег его шпагу, а рыбачья лодка подобрала в море сюртук Мичеля. Возникало общее чувство, что это падение было следствием не случая или удара, нанесенного в ссоре, а умышленным убийством. Вина ни одного обвиненного не была так положительно признана, как Рэвенсбердова, не только лордом Дэном и его семейством, но и полицией. Сержант наводил справки у прислуги, и составил мнение на этот счет. Немалое впечатление произвело появление Рэвенсберда, не в кандалах, они были сняты, но под официальным караулом сержанта.

— Злой, негодный человек! — закричал лорд Дэн, забыв достоинство своего положения, — неужели ничто не могло удовлетворить тебя, кроме убийства моего бедного сына?

— Я его не убивал, милорд, — почтительно отвечал Рэвенсберд.

— Нам не нужно здесь бесполезных двусмысленностей, — перебил стряпчий Эпперли, прежде, чем лорд Дэн успел заговорить. — Если вы не убили его умышленно ножом или дубиной, или пистолетом, или каким бы то ни было оружием, вы напали на него и сбросили с утеса. Я не знаю, как вы можете это назвать, если не убийством.

— Я совсем не был на утесах прошлую ночь. Я совсем не видал капитана Дэна после того, как он выгнал меня утром, — спокойно отвечал Рэвенсберд. — Кто обвиняет меня?

— Послушайте, эта нелепая двусмысленность не принесет вам пользы, и вы понапрасну растратите ваше красноречие и время, милорд! — вспыльчиво вскричал Эпперли, который имел раздражительный характер и склонен был горячиться. — Вы довольно навлекли горя на его сиятельство, к чему еще стараться продолжить эту неприятную сцену!

— Я спрашивал вас, мистер Эпперли, кто мой обвинитель, и имею право получить ответ, — сказал обвиненный довольно сердитым тоном, потому что он видел, что в его виновности уверены все присутствующие!..

— Обстоятельства и ваши собственные поступки вас обвиняют, а Мичель, береговой страж, свидетель, — объяснил Эпперли.

— Где Мичель? — с лихорадочным нетерпением перебил лорд Дэн: — неужели его еще до сих пор нет здесь?

Инспектор Коттон считал, что ему следовало уже быть, и вышел посмотреть, не идет ли он.

— Разве Мичель говорит, что это я, милорд, боролся с капитаном Дэном? Что, он видел меня? — спросил Рэвенсберд.

— Разумеется, он говорит, — перебил стряпчий, прежде, чем лорд Дэн успел отвечать. — Неужели вы надеетесь, что он это скроет, подсудимый?

— Так он говорит злую, безосновательную ложь, мистер Эпперли, — возразил обвиненный, обернувшись и прямо посмотрев в лицо стряпчему. — И он это делает для того, чтобы скрыть настоящего преступника.

Лорд Дэн наклонил голову вперед и заговорил:

— Рэвенсберд, как сказал мистер Эпперли, такое поведение только сделает вам вред. Если бы никто не был свидетелем этого поступка, то и тогда не могло бы быть основательного сомнения на этот счет, потому что кто другой, кроме вас, был в ссоре с моим сыном? Мне неизвестно, из-за чего происходила ваша ссора вчера утром, по, вероятно, вы сильно раздражили его, и вы ушли из замка, произнося против него угрозы.

— Милорд, это справедливо, — спокойно и почтительно отвечал Рэвенсберд. — Я сообщил капитану Дэну одно сведение, думая оказать ему услугу, но он принял это совершенно в противном смысле. Это относилось к его собственным делам и было сведением не совсем приятным, и возбудило его гнев против меня. Обидевшись незаслуженным обращением, я рассердился в свою очередь и, признаюсь, отвечал моему господину, как мне не следовало отвечать. Это рассердило его еще более, и он сказал несколько жестоких и горьких слов. Мы оба были рассержены, оба взволнованы, он не мог владеть собой и тотчас велел мне убираться из дома вон и пинками столкнул меня с лестницы. Спрашиваю вас, милорд, вероятно ли, чтоб я мог принять это спокойно, без всяких возражений? Я был добрым слугою для моего господина, служил ему верно много лет, он мне доверял; он начал обращаться со мною почти как с другом, и это тем сильнее заставило меня почувствовать обиду. Я вышел из замка, кипя бешенством, и целых два часа изливал это бешенство жесткими словами…